Автор работы: Пользователь скрыл имя, 06 Января 2011 в 11:19, реферат
В данной работе рассмотрены такие события мировой истории как движение народов мира к национальной независимости и крах колониальной системы мира. А также проанализирован кризис представлений о мировой истории, возникновение новых теорий мирового исторического процесса.
«Единство цивилизации», таким образом, уже не отбрасывалось А. Тойнби как априорно «ложная концепция». Оно существует — если не как реальность, то как цель, и тогда история цивилизаций может быть рассмотрена не только в ретроспективе многообразия их конкретных форм и путей развития, но и в перспективе их счастливого соединения в единой цивилизации, охватывающей все человечество.
Грандиозный успех книг О. Шпенглера и А. Тойнби у широкой читающей публики контрастировал с холодностью, которой было отмечено восприятие их идей большинством историков. Сомнениями был встречен сам метод исследования. Сравнение событий, персонажей, институтов, верований, обычаев, присущих разным, разделенным пространством и временем цивилизациям, воспринималось как попытка с «извращенным удовольствием» «поваляться в двадцати одной пустой скорлупе». Тезис о повторяемости истории, принципиально важный для О. Шпенглера и А. Тойнби, вызвал желание напомнить восточную притчу о мудром старце, ответившем будто бы на вопрос умирающего шаха о том, что такое история: «Государь, люди рождаются, любят и умирают». Перечень выделенных цивилизаций и культур показался неполным, произвольным и раздражающе-утомительным уже потому, что точно определялось их количество и номенклатура. «Фокус удачен, трюкачу нельзя отказать в ловкости», но эти ухищрения не заставят нас «броситься в объятия к шарлатанам и наивным и в то же время лукавым чудотворцам» (Л.Февр). Это была — и есть — критика не частностей: она исходит из принципиальной невозможности или несвоевременности всякого стремления к удовлетворительному историософскому толкованию проблемы единства мировой истории.
Популярность историософских концепций, их влияние к середине XX в. заметно снизились. Могло ли быть иначе? Вряд ли. Любая глобальная интерпретация исторического прошлого хотя бы отчасти опирается на аксиоматические, не требующие доказательства истины, положения и потому — в той или иной мере — предполагает если не слепую веру, то хотя бы доверие. В историографии второй половины XX столетия такого доверия оказалось немного. Отсюда и скепсис в отношении самого понятия «философия истории», ее попыток постигнуть исторический процесс как определенную целостность (не важно, понимать ли эту целостность в духе представлений о единстве, всеобщности и преемственности определенных фаз общественного развития народов или в смысле признания многообразия локальных культурно-цивилизационных форм).
В этой связи чрезвычайно показательна позиция историков, разделяющих идеи школы «Анналов». Недавно Ж. Ле Гофф счел необходимым вновь напомнить, что «подход, намеченный еще Марком Блоком, предполагает создание истории, которую следует считать именно «общей», «тотальной», а не «всеобщей». За этой констатацией — подчеркнутый отказ от каких-либо концептуальных построений в той сфере, которая предполагает постановку вопросов о соотношении истории цивилизаций и мировой истории. Ф. Броделем циклическое понимание истории отдельных цивилизаций отвергалось столь же решительно, как и представления о прогрессивной смене формаций. Специальный анализ современной французской историографии привел М. В. Дмитриева к выводу о том, что «стремление к обобщенно-системному моделированию исторического процесса» у историков Франции сильно, но велика и их осторожность в «реализации этого стремления». Слово «осторожность» в данном случае, пожалуй, слабо отражает позицию историков в отношении анализа общих вопросов теории исторического процесса, в частности вопроса о единстве человеческой цивилизации, мировой истории.
«Нужно
ли их за это корить?» —
повторим вопрос М. В. Дмитриева,
во многом риторический. Понятно,
нет. Познание истории как целостности
остается и сегодня задачей,
далекой от очевидных решений, более целью,
идеей, чем реальностью. И все-таки
привкус горечи возникает.
Заключение.
Именно сегодня чрезвычайно остро осознается единство судеб человечества, человеческой цивилизации, человеческой истории. И дело здесь не только в самоочевидном: человечество не может справиться с вызовами времени, не преодолев разобщенность и не признав единства своего прошлого, настоящего и будущего. Суть в другом. «...Если мы не хотим, чтобы история распалась для нас на множество ложных путей, которые никуда не ведут, то от идеи единства истории отказаться нельзя. Вопрос заключается в том, как постигнуть это единство» (К. Ясперс). Сам К. Ясперс связывал единство человеческой истории с введенной им категорией «осевого времени» (середина I тыс. до н.э.) и основными ее факторами считал «безграничную открытость будущего и краткость начала: мы только начинаем». Единство истории — это «одновременно истоки и цель», и потому «всеобщая история стоит перед нами как задача».
И вновь выясняется, что вопрос о единстве истории (как реальности или как идеи, все равно) есть по существу вопрос о ее смысле и цели. Вечный вопрос, предполагающий не единственно верный ответ, но поиск такового. «Без выхода... на точку зрения, вынесенную за пределы истории, невозможно системное понимание, объяснение и изложение истории» (Л.И. Новикова). В современной отечественной историографии этот поиск ведется главным образом в рамках охарактеризованного выше цивилизационного подхода.
Но
здесь мы действительно «только
начинаем».
Литература: