Культурная политика Елизаветы Тюдор

Театр шекспировской эпохи все  еще являлся праздником, карнавальным действом на площади. Однако в то время  все возрастающий интерес к театральному искусству обусловил образование  постоянных профессиональных трупп  вместо существовавших ранее временных  любительских объединений. Стали возводить  специальные здания для театральных  представлений. Доступность театра для всех слоев населения сделала  его общенародным и обусловила создание разнообразного репертуара. Все эти особенности имели огромное значение для развития английской драматургии. Сюжеты для своих произведений Шекспир, как и многие авторы того времени, заимствовал из уже существующих источников. Однако он, в отличие от других, с великим мастерством сочетал эти источники, углубляя и разрабатывая их сюжеты. Перенимая известное, он превращал это в традицию национальной культуры.

Потому о нем по праву можно  сказать, что «У него все - заимствованное, и все - свое». В те времена вообще понятие авторства не играло никакой  важной роли. Часто на него и не претендовали. Театральные пьесы нередко писались несколькими авторами одновременно, и каждый вносил в произведение что-то свое.

В театре прежних времен приходилось  верить на слово, так как основная роль в постановке отводилась рассказу, а действие происходило как бы за сценой. Шекспир же не желал брать  на себя право судить героя лишь на основании слов. У него действие развивается непосредственно на сцене, за счет чего характеры героев приобретают большую красочность, глубину, подвижность. «Трагическое лицо непременно должно возбуждать к себе участие», - писал В. Г. Белинский. И  у Шекспира это требование достигалось  в полной мере. Великий драматург  соединил в своих произведениях  многие из тех традиций, что уже  существовали. Но он установил новый  закон жанра. Он не воспринимал жанр, как что-то законченное и неизменное, не признавал обязательных образцов и правил. Его жанр - это способ видения, угол зрения, отражающий центральную тему: в трагедии - это человек, в комедии - природа, в хронике - история. Именно он ввел в драму новую волну - движение исторического времени.

Еще в начале своей творческой деятельности Шекспир приобрел заслуженную славу  как талантливый драматург. Трудно переоценить его вклад в развитие театральных традиций, именно он открыл новую эпоху драматической литературы, и впоследствии его произведения переросли свой век и сохранили  актуальность и интерес до наших  дней.

Заключение

Вопреки утвердившимся мнениям, Елизавета  не была мудрым и сильным государственным  деятелем, проводившим разумную политическую линию согласно интересам своей  страны. Скорее, она была крайне непоследовательным и нерешительным монархом, стремящимся  выжить. У нее не существовало хоть сколько-нибудь стройной концепции  государственной власти, в соответствии с которой она могла бы отстраивать  свое правление. Принимая то или иное решение, она отказывалась руководствоваться  не только национальными интересами, но иногда и здравым смыслом, ибо, будучи королевой, всегда оставалась крайне неуравновешенной истеричной женщиной с многочисленными личными причудами. Ее многолетнее царствование продержалось во многом благодаря мужеству, упорству и талантам государственного секретаря  Уильяма Сесила; мы не погрешим против истины, если скажем, что королева, пользуясь правом «ultimo ratio Regis», скорее мешала, чем помогала Сесилу проводить четкую осмысленную политику, вытекающую из национальных интересов Англии. Как только Сесила не стало, мгновенно вся видимая мощь Елизаветинской державы рассыпалась, как карточный домик: оказалось, что ни одна проблема в государстве не решена окончательно.

Иакову I предстояло выводить страну из тяжелейшего экономического кризиса  и разбираться с многочисленными  неоконченными войнами. И это  было еще не все. Елизавета так  и не решила один из главнейших этико-политических вопросов своего царствования: вопрос религиозный. Из-за своего более чем  лояльного отношения к католикам (консерваторам) Елизавета создала  колоссальную проблему радикалов. Протестанты  жаждали настоящих религиозных  реформ: впоследствии они их получили, но для этого понадобилась кровавая Английская революция, которая свершалась под знаменами протестантского  пуританизма.

Все свое царствование Елизавета в общем-то и не пыталась решать никаких проблем: она предпочитала пережидать их, потому что никогда не заботилась о том, что, собственно, произойдет с Англией после ее смерти. Англия интересовала ее гораздо меньше, чем собственное благополучие: Елизавета была обыкновенной эгоисткой, пусть и облаченной властью.

Вообще, для мировой и, в частности, русской истории пример монарха-эгоиста  скорее типичен. Многим историкам бросалась  в глаза очевидная, хотя и не однозначная  параллель между царствованиями Елизаветы Тюдор и российской государыни Елизаветы Петровны. В  самом деле, в их судьбе можно  найти много общего. Обе выросли  в тени отцов - великих государственных  мужей. И Генрих VIII и Петр I отличались крутым нравом и сердечным непостоянством. Обе Елизаветы были лишены права  престолонаследования, так как их происхождение считалось сомнительным (Елизавета Петровна родилась до брака  Петра с Екатериной I). Детство  обеих прошло в атмосфере постоянных дворцовых интриг, которые закалили характер и научили хитрости и  изворотливости ума. Так же как Елизавета  Тюдор при царствовании Марии  Кровавой, Елизавета Петровна подвергалась всякого рода гонениям при Анне Иоанновне. Обе принцессы были вынуждены  искать защиты в тесном кружке лично  преданных лиц, что еще до восшествия на престол породило их известную  зависимость от определенных мужчин (у Елизаветы Петровны на первое место выдвинулся Алексей Разумовский, у Елизаветы Тюдор - Роберт Лестер и Уильям Сесил).

В их характерах также можно найти  много сходства. Обе обожали наряды и светские развлечения и часто  предоставляли решать государственные  дела своим ближайшим советникам. Обе унаследовали от отцов крутой нрав - Елизавете Тюдор ничего не стоило в пылу гнева сломать придворной даме палец или полоснуть ножом по руке; Елизавета Петровна ругалась на «конференциях при высочайшем дворе» словами, которые подошли бы неотесанным мужикам, но уж никак не образованной светской женщине.

Обе женщины были бездетны, хотя Елизавета  Петровна не носила с гордостью и  тщеславием титул «девственницы». Напротив, всем при дворе было известно о ее морганатическом браке с Алексеем Разумовским. Проблема наследника стояла особенно остро и в России, и в Англии; Елизавета Петровна пыталась решить ее, выписав из Голштинии своего племянника Карла-Петра-Ульриха, которого объявила своим приемником. Как известно, выбор ее был не слишком удачен - юноша оказался бездарным и неприспособленным к государственным делам. Впрочем, сосватав ему в жены Софью-Августу-Фридерику Ангальт-Цербстскую, Елизавета, сама того не подозревая, совершила очень полезное дело для истории России.

При всем их сходстве обе Елизаветы  вошли в историю как совершенно неравнозначные фигуры. 20-летнее царствование Елизаветы Петровны, в котором, кроме  Разумовского, немаловажные роли играли П.И. Шувалов, М.И. Воронцов, А.П. Бестужев, было достаточно спокойным и плодотворным периодом в истории России. Были проведены позитивные административные и финансовые реформы, решался национальный вопрос на Украине, проводилась разумная внешняя политика, открылся Московский университет, была неофициально отменена смертная казнь. Однако блестящее царствование Екатерины II затмило скромное правление Елизаветы Петровны, и предпосылок для ее позднейшего возвеличивания не возникло (хотя при жизни она и пользовалась неизменным уважением; ее называли «дочерью Петра Великого» не только по праву рождения, но и за личные заслуги).

Глава IV

ШЕКСПИР И ТЮДОРОВСКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ

Мы уже отметили, что  исторические воззрения любой эпохи — одна из важнейших характеристик ее культуры. Особенность исторического сознания тюдоровской эпохи состояла в том, что оно приблизилось вплотную к догадке о существовании социального времени, т. е. что с точки зрения общественно-исторической непрерывное и безликое время подразделяется на «времена», «полосы», на обособленные периоды, каждый из которых имеет свой «лик». С момента возникновения цивилизации в распоряжении человека имелись два рода ориентирующих связей: 1) связи пространственные — семья (род), этнополитическая общность (племя, союз племен, государство), Вселенная (универсум), 2) связи временные — настоящее, прошлое, будущее. В разрозненном и незавершенном виде представления о них обнаруживаются и в мышлении народов, не достигших ступени цивилизации. Однако и на стадии цивилизации эти связи далеко не сразу осознаются на протяжении всей цепи, а главное — как пересекающиеся. Последовательно историческим можно считать только тот тип сознания, в котором пространство и время предстают как «стороны» нерасторжимого единства (континуум). Эта ступень в эволюции данного типа сознания достигнута была лишь к середине XIX в., когда историческим содержанием наполнился не только «счет времени» в истории, но и сам человек стал исторически определенным, «человеком определенной эпохи».

Забегая несколько вперед, отметим, что историческое сознание Возрождения стояло еще  на несколько ступенек ниже указанного уровня. Связи между индивидами (мы именуем их социальными связями) для него еще оставались неизменными, следовательно, и человек как общественный индивид также оставался вне истории. Но Возрождение в известной мере уже совместило категорию «общество» (правда, под названием «государство», «политическое тело») с течением истории и тем самым приблизилось к тому, чтобы различать отдельные общественно-исторические эпохи.

Исторические  хроники Шекспира занимают особое место  в его творческом наследии. С них, как известно, началось становление  драматурга. И если его величайшие создания уводят нас далеко за пределы  коллизий английской истории XIII—XVI вв., то это отнюдь не значит, что их анализ возможен в отрыве от той «школы историзма», которую прошел Шекспир в начальный период своего творчества ¹.

Известно, что среди западных шекспироведов  есть ученые, отрицающие самостоятельность  Шекспира как исторического мыслителя. В его исторических хрониках они находят лишь художественное отражение, «зеркало» политической конъюнктуры его времени либо расценивают их как своего рода драматургическое «переложение» тюдоровских «историй» и «хроник». Между тем очевидно, что Шекспир не смог бы даже приблизиться к воплощению столь грандиозного замысла — воссоздать историю Англии за целое столетие (и какое бурное столетие!), если бы он не стоял на вершине гуманистической исторической мысли своего времени, если бы он не был способен на критическое отношение к своим источникам. О степени самостоятельности Шекспира в данной области легко судить по тому, как свободно он ориентировался в сложной канве событий указанной эпохи, с какой безошибочностью отделял в тюдоровских «историях» — этих клубках немыслимых противоречий, этой мешанине здравых суждений и нелепостей — важное от тривиального, реальное от домыслов. Круг исторического чтения Шекспира был весьма обширен. Он явно не желал ограничиваться каким-то одним источником, даже таким полным, как хроника Холиншеда — самая пространная история Англии, Шотландии и Ирландии той поры. Шекспир, как известно, обращался также к Холлу и именно его хронику положил в основу первой (по времени создания) тетралогии. Помимо этого, он читал Стау, Фокса, «Зерцало для магистратов» и ряд других хроник, исторических пьес и поэм. Не вправе ли мы заключить, что художник, изучавший столь большое число источников, не ограничивал свою задачу одним лишь стремлением использовать театральные возможности исторических сюжетов?

Если  оставить в стороне некоторые  более ранние произведения, к примеру жизнеописание короля Генриха созданное в XV в. приглашенным в Англию итальянце! Тито Ливио, то появление новой историографической школы следует отнести ко времени правления первых Тюдоров.

Эта «школа» формировалась  под влиянием двух течений европейской  исторической мысли:  гуманистической  и реформационного ². Первое из них было в XVI в. наиболее  ярко  представлено   Макиавелли  и   Гвиччардини, второе — Меланхтоном и Иоанном Слейданом. Макиавелли первым обосновал тезис о важности истории для политической теории и практической политики. Он высказал удивление по поводу того, что охватившая его современников страсть обзавестись каким-нибудь древним «антиком» не сопровождается подобным же интересом к античной историографии, а между тем в ней заключено огромное количество сведений по вопросам государства и права, управления и судоговорения, ведения войны и регулирования мира. Современные государи, магистраты, юристы, военачальники терпят громадный ущерб от того, что это богатство не используется для практических нужд. В указанных областях классическая древность выработала схемы и методы, которые могут служить образцом для всех времен. Поскольку люди по своей природе не меняются (история повторяется!), история способна принести практическую пользу. Однако наибольшую ценность исторические знания все же имеют для нужд практической политики, поэтому они необходимы прежде всего тем, кто вершит ее. Цель истории, таким образом,— в извлечении полезных уроков, обучении на примерах прошлого искусству политики ³.

То, что у Макиавелли было лишь намечено, получило развернутое  обоснование в труде Жана Бодена «Метод для легкого изучения истории» (1566). Согласно Бодену, главное назначение истории также заключается в том, чтобы служить политике. Она должна помочь раскрытию сущности и функций государства, указать на то, что ведет его к расцвету, а что — к упадку. По мнению Бодена, изучение всемирной истории дает возможность сделать точные заключения относительно управляющих человеческим обществом законов, которые должны служить основой для учреждения в данных условиях лучшей формы правления ⁴.

Значительное влияние  на историческое мышление XVI в. оказала и Реформация. Мы уже отмечали причины, обусловившие глубокий интерес Реформации к историческому прошлому. Среди них на первом месте был интерес к раннему христианству. Неудивительно, что и на ниве историографии Реформация выступила преемницей и продолжательницей исторических воззрений блаженного Августина. Так, протестантские историки полностью разделяли его идеал христианского правителя и стремились превратить историю в своего рода зерцало для государей. Протестантские историки вслед за Августином делили всемирную историю в соответствии с «четырьмя монархиями», которые будто бы предсказаны пророком Даниилом как предшествующие концу мира. Наконец, и что самое важное, они использовали историю для доказательства решающей роли провидения в делах человеческих. В итоге и для Реформации история приобрела самостоятельную ценность — наряду с теологией. И церковная и гражданская история признавались ею лучшими наставницами, поскольку и та и другая учили политическим и моральным добродетелям. Характерно, что в этом каноне нашло свое место и античное наследие. Языческие историки выяснили, как возникли большие государства и по каким причинам они переживали кризис и упадок. Их труды содержали также предписания сословиям и властям, которыми государство скреплялось и сохранялось. Особое внимание обращали историки-протестанты на социально-охранительную функцию истории, которая показывает, какие опасности проистекают из попыток изменить правительство и насколько заговоры угрожают его существованию. Очевидно, что между гуманистическим и реформационным течениями исторической мысли было немало общего, и это естественно, если иметь в виду, что последнее в значительной степени формировалось на почве гуманизма и благодаря распространению возрожденной классической образованности. Вместе с тем нельзя не заметить, что указанные течения кардинально различались в подходе к основной проблеме исторического повествования — к истолкованию причинно-следственных связей.