Македония

Олинф был разрушен, жители проданы в рабство. Филипп ознаменовал завоевание города блистательными празднествами. Он часто говорил, что или олифяне должны удалиться из своего города, или он из Македонии. Когда Ласфен и Евтикрат явились к нему в лагерь, чтобы получить вознаграждение за измену, войны называли их негодяями и изменниками. Они принесли на это жалобу самому царю. Он отвечал им: «Не оскорбляйтесь этим. Македонцы люди грубые и простые; они каждую вещь называют настоящем её именем», - и отдал их на произвол войнам, которые умертвили их.[[46]]

После Олинфа, Филипп устремляется на Фокиду. Перед этим он предлагает мир афинянам. Из всех его противников одни только афиняне могли ещё воспрепятствовать движению его в среднюю Грецию. А во главе афинян стоял искусный оратор Демосфен, считаю важным остановиться на нём поподробнее, а точнее на противоборствующих  взглядах Филиппа и Демосфена. Демосфен, замечательный оратор и политический деятель, наиболее ярко выражал антимакедонские тенденции эллинского полиса. Он воплотил в себе всю гордыню эллина, проповедовал устарелый, закосневший, но еще достаточно впечатляющий символ эллинской веры. Единственной гарантией свободы Демосфен считал полис. Филипп же нес с собой деспотию и тиранию, но никак не гегемонию. Для Демосфена Филипп не был ни эллином, ни Гераклидом, а просто самым сильным из варваров. Однако он стоял на довольно зыбкой почве, особенно когда гордые Афины предпочли искать защиты от северных варваров, опираясь на союз с исконным врагом эллинов — еще более «варварскими» персами.

И все же Демосфену удалось не только посеять недоверие к Филиппу, но и создать сильный антимакедонский блок, разрушить который мирным путем было невозможно. Но как не старался Демосфен, основная масса граждан Афин, вела себя пассивно по отношению к экспансии Македонии, а что более важно, в Афинах был и македонский блок во главе с Эсхином.

Как мы уже разобрали, Филипп выбирает путь войны, как способ борьбы с Афинами. И снова он ведёт своё войско к Фермопилам. Фалек, сын Ономарха, который занимал Фермопилы, пропускает Филиппа. Соединясь с фиванским войском, Филипп вторгается в Фокиду. По требованию царя судьи амфиктионии ставят приговор над фокидцами; город почти разрушен, жители города переселены в Македонию. Оба голоса, которые они имели на амфиктионовом судилище, были представлены Филиппу. Таким образом, Фокида перестала существовать в Греции как самостоятельное государство.

Затем Филипп утверждается в Акарнании и Этолии и обеспечивает свое влияние в Пелопоннесе, в Эвбее. Только Спарта остается нейтральна и независима в Пелопоннесе, и следует заметить, что македонский царь не хотел захватывать Спарту, как и Афины, так как Филипп выступал гарантом «всеобщего мира», а не агрессором – завоевателем. Затем в 340 — 339 гг. до н. э. осаждает Перинф и Византию, контролирующие проливы в Чёрное море. Извечные враги, Афины и персы, оказались на одной стороне, посылая помощь осажденным. Из-за упорного сопротивления Филипп вынужден отступить.

В том же 339 г. до н.э. Филипп идёт на скифов к берегам Дуная. В битве пал скифский вождь Атей:

«Двадцать тысяч женщин и детей было взято в плен, было захвачено множество скота; золота и серебра не нашлось совсем. Тогда пришлось поверить тому, что скифы действительно очень бедны. В Македонию послали двадцать тысяч наилучших кобылиц для разведения коней [скифской породы]».[[47]]

Однако на пути домой воинственные трибаллы атаковали македонцев и отбили все трофеи. «В этом сражении Филипп был ранен в бедро, и притом так, что оружие, пройдя через тело Филиппа, убило его коня. Так как все думали, что Филипп убит, то добыча ускользнула из рук. Таким образом, добыча, захваченная в Скифии, точно на ней лежало проклятие, едва не принесло гибель македонянам».[[48]]

С этим эпизодом связан один интересный случай:

«Когда на войне ему перебило ключицу, и лечивший его врач всякий день перед ним попрошайничал., Филипп сказал: «Бери всё, что хочешь, ключик в твоих руках!»[[49]]

В то время когда Филипп был в Греции, Эсхин подготавливал последний решительный удар по эллинам.

Жители Амфиссы обрабатывали землю, принадлежащую дельфийскому храму; по жалобе на это Эсхина амфиктионцы положили наказать их оружием. Так как первое на них было отражено и амфисцы, поддерживаемые Афинами, изгнали из своей области всех приверженцев амфиктионова суда, то амфиктионы избрали Филиппа неограниченным предводителем войска и поручили ему заступиться за Аполлона и воспрепятствовать безбожным амфисцам оскорблять дельфийскую святыню. Филипп явился с войском и окончил войну против Амфиссы, но вслед за этим неожиданно завладел городом Элатеей при Кефисе, в Фокиде, - ключом к Беотии и Аттики. Вот тут-то и стали очевидны истинные намерения Филиппа. Панический страх овладел афинянами, а также и фиванцами, которые были на стороне Филиппа, но затем предали его, а произошло это благодаря красноречию Демосфена, которые приехал в Фивы и уговорил их присоединиться к Афинам, причем до этого они были неприменимые враги. Соединенное войско обоих городов, усиленное эвбейцами, мегарцами, ахейцами, керкирцами, коринфянами и левкидцами (заметим, что войска Спарты не пришли на помощь Греции), выступило против армады Филиппа и в двух сражениях одержало вверх над его войсками; наконец все силы обеих сторон подошли к полям Херонеи. Именно на полях Херонеи решалась судьба Греции….

    Битва состоялась 2 августа 338 года. ( См. Приложение Д Рис. 8) Оба войска выстроились друг против друга, казалось, что вся Греция замерла, и все боги Олимпа пристально следят за битвой.

Диодор назвал численность македонского войска в 30 тысяч пехоты и 2 тысячи конных, по его словам греков было меньше. Однако Юстин считает наоборот, что греков было намного больше.

Считается, что силы противников были примерно равны на основании следующей оценки: Плутарх написал про Демосфена: «… он сплотил для борьбы с Македонией почти все государства, так что оказалось возможным набрать войско в пятнадцать тысяч пеших и две тысячи всадников, — помимо отрядов граждан, — и каждый город охотно вносил деньги для уплаты жалования наемникам». [[50]] По Диодору за 60 лет до сражения при Херонее Афины могли собрать армию в 20 тысяч гоплитов и 500 конных.[[51]]

Не сохранилось сколько-нибудь детального описания сражения. Из античных авторов наиболее подробно рассказал о ходе битвы Диодор:

«Дождавшись прибытия союзников, Филипп двинулся маршем в Беотию с 30 тысячами пехоты и более 2 тысяч конницы. Обе стороны рвались в бой, но Филипп имел больше солдат и лучших полководцев. На одном фланге он поставил командовать сына Александра и с ним лучших военачальников, а другой фланг возглавил сам, подразделения расставил по месту. У противника один фланг состоял из афинян, другой из беотийцев. Упорное сражение длилось долгое время без перевеса какой-либо стороны, многие погибли и надежда на победу воодушевляла обе стороны. Александр первым прорубился через строй врагов, повергнув многих. Такой же успех сопутствовал его товарищам, так что в сплошном фронте неприятеля зазияли бреши. Пришлось еще нагромоздить горы трупов, прежде чем Александр принудил неприятеля к бегству. Царь со своей стороны вначале затеял рискованное отступление, затем надавил на противника и заставил его побежать. Более тысячи афинян пали в сражении, не менее 2-х тысяч захвачено в плен. Также много погибло беотийцев, и немало их попало в плен».[[52]]

Когда шло сражение, Филипп взирал со спокойным взглядом с высоты и произнёс: «Неприятели не умеют побеждать». И был прав.

На основании скудных свидетельств Диодора и Полиена  можно восстановить примерный ход событий. Филипп доверил 18-летнему Александру командовать конницей на левом крыле, сам же руководил фалангой. Зная пылкость афинян в бою, Филипп решил сначала измотать их. Изначальная позиция греков была выгодной, речка прикрывала их фланг с одной стороны, холм прикрывал с другой. По приказу Филиппа фаланга сомкнула ряды и, прикрываясь щитами, стала медленно отступать. Прием этот был отработан еще в боях с фракийцами. Афиняне с криками: «Погоним этих несчастных назад Македонии» бросились вперед. Когда атакующее войско расстроило ряды и вышло на равнину, Филипп бросил фалангу в наступление. К этому моменту и конница Александра ворвалась в образовавшиеся бреши между отрядами греков, а у Филиппа появилась возможность окружить противника. Упав духом, большинство греков бежало. Бежал и знаменитый афинский оратор и политик Демосфен, которые уже в первые минуты сражения самый первые бросил своих соратников.

На месте погибла вся отборная дружина («Священный отряд») из 300 фиванских юношей, презревших бегство. Их стойкости удивлялись враги и сплетничали, что узы братства и воинская доблесть дружины скреплены мужской любовью. На месте битвы скорбящие Фивы воздвигли 5-метровый мраморный монумент, изображающий раненого льва, а Афины приговорили своего полководца Лисикла к смерти.

Битва при Херонее решила участь Греции, свобода была покорена; Филипп достиг своих желаний. В первые мгновения после победы  он предал необузданной и недостойной радости. Рассказывают, что после праздничнего пира, возбужденный вином, окружённый плясуном и скоморохами, он отправился на поле сражений, издеваясь над пленными; надругался над убитыми и, стуча в такт ногой, с насмешкой повторял вступительные слова определения народного собрания, которыми Демосфен возбудил афинян к битве против него. Тогда афинский оратор Демад, бывший в числе пленников, сказал ему: «Царь, судьба указала тебе роль Агамемнона, а ты не стыдишься поступить подобно Ферситу». Это свободное слово образумило царя; взвесив важность возбужденной против него войны, в которой он мог потерять и своё господство, и свою жизнь, устрашился могущества и силы великого Демосфена, он бросил на землю венок с головы своей и даровал свободу Демаду.[[53]]

А вот Юстин сообщает в корне совсем другое:

«Филипп весьма хитроумно затаил в душе радость по поводу этой победы. В этот день он даже не принёс обычных в таких случаях жертв, не смеялся во время пира, не допустил на время трапезы никаких игр, не было ни венков, ни благовоний и, насколько это зависело от него, держал себя после победы так. Что никто не чувствовал в нём победителя. Не царём Греции он велел называть себя, а её вождём. Он так умёло скрывал радость перед лицом отчаяния своих врагов, что ни его приближенные не замечали, чтобы он чрезмерно радовался, не побеждённые не видели в нём злорадства».[[54]]

Филипп, достигнув своей цели, обращался со своими побеждёнными с благоразумной умеренностью, без ненависти и страсти, ну кроме Фив, которые его предали. Юстин пишет:

«Афинянам, которые выказали особую враждебность по отношению к нему, он без выкупа возвратил пленных, передал тела убитых для погребения и даже предложил им собрать все останки и положить их в гробницы предков… С фивян Филипп, напротив, взял выкуп не только за пленных, но даже за право похоронить павших. Самым видным гражданам он велел отрубить головы, других он отправил в изгнание, а имущество всех их забрал себе».[[55]]  

Устроив свои дела в средней Греции, Филипп отправился в Пелопоннес и усмирил Спарту, которая тока после битвы при Херонее поняла, что Филипп не сможет смириться с нейтральной Спартой у себя под боком. Усмирил он их до такой степени, что Спарта не могла думать в последствии о серьёзном сопротивлении.

Так Филипп, покорил Грецию и в покорённых городах изменял форму правления. После покорения Греции, Филипп созывает в Коринфе представителей от всех городов-государств, для того чтобы установить определённый порядок при сложившемся положение вещей. На конгрессе Филипп определи условия мира для всей Греции и образовал общий совет, как бы единый сенат.

Приобретя гегемонию над всей Грецией, он теперь стал промышлять об осуществлении плана, котором занимался уже давно и который должен был увенчать дело всей его жизни. Он хотел соединенными силами греческого народа завоевать Персидское царство. Для этой цели он созвал в 337 году до н.э. и предложил грекам, чтобы его избрали неограниченным предводителем эллинов против персов, против этого выступили только спартанцы и аркадцы, но это не помешало Филиппу. Определив число войск, полагают, что он набрал 200 000 человек пехоты и 15 000 конницы. Он послал передовое войско в Малую Азию под начальством Пармениона и Аттала, чтобы освободить тамошних греков от персидского ига. Филипп уже представлял себя победителям персов, тем более он услышав слова оракула («Близок конец, жертва увенчана, уже ожидает жертвователь») был в предчувствии победы. Но слова пифии несли другой в себе смысл….

Перед своим отправление в Азию Филипп праздновал в своей резиденции Эгах свадьбу дочери своей Клеопатры с эпирским царём Александром, братом Олимпиады. Царь сделал всё, чтобы показать грекам в полном блеске своё могущество. Когда он на второй день празднества в богатом наряде, с радостным лицом, показался из дверей театра, один знатный македонский юноша, стоявший у входа, пронзил его мечом в бок; Филипп мгновенно упал мёртвым. Павсаний его убийца, был одним из телохранителей царя, любимый и отличаемый им; но когда вследствие чувствительного оскорбления нанесённого ему Атталом, по жалобе его не сделано было никого удовлетворения, он обратил весь свой гнев на Филиппа и в крови его утопил мщение. Совершив преступление, он бросился бежать к лошадям, но в это мгновение, когда уже хотел вскочить на лошадь, запутался в лозах виноградника, упал на землю и был изрублен преследовавшими его.

Рассказывают, будто Павсаний был вовлечён в заговор против Филиппа и что в этом заговоре принимал участие персидский царь, чтобы отвратить опасность, грозившую его царству. Но Персидское царство не избежало гибели: планы умерщвленного царя воскресли в душе его великого сына Александра, но это уже совсем другая история. 

Заключение

Написав свою работу, я выявил следующее.

Оказалось, что личность Филиппа во много противоречива: царь был мудрым дипломатом, храбрым солдатом, а также великолепным стратегом; он применял любые методы, чтобы достичь своей цели, часто использовал «неблагородный» метод войны – подкупал противника. Но если Филипп был великолепен в политике, смог поставить Грецию на колени, создать мощную армию, то в личной жизни у него частенько не ладилось. Хоть и брак с Олимпиадой в начале их семейной жизни был вполне успешен, Олимпиада родила ему наследника трона, но жить с Филиппом и быть царевной, было очень тяжело; Филипп любил выпить, постоянно заводил себе новую наложницу, постоянно был в походах, а потом вообще стал избегать Олимпиады и очень редко виделся с Александром. А когда он поженился на Клеопатре, дочери Аттала, то вовсе развелся с Олимпиадой. Но в целом неудачи в семенной жизни никак не отразились на победоносное шествие по Элладе.