Происхождение восточных славян в отечественной и зарубежной историографии

Восточной Европы. Для более  конкретной локализации праславян  он  использует

ботанические  аргументы  ростафинского,  пополняя  их  новыми  примерами.  В

результате он ограничивает славянскую  территорию  рубежа  нашей  эры  между

Бугом и Средним Днепром.41 Сказать где размещалась прародина славян в  более

ранние время на основе лингвистических данных, он считает пока невозможным.

    Следует  так   же   указать   исследователя,   занимающегося   изучением

этнической истории славян, М.И.  Артамонова42,  развитие  взглядов  которого

отразило тот теоретический  рост,  который  пережила  славистика,  изучающая

ранние этапы этнической истории в целом. Начав свою  деятельность  в  стенах

марровской школы,  М.И.  Артамонов вобрал  в себя  основные  теоретические

положения этногенетической схемы Н.Я.Марра и до  начала  50-х годов явился

одним из виднейших представителей марровской школы в археологии. С середины

50-х годов взгляды М.И.  Артамонова стали меняться, постепенно  он перешел  на

позиции  миграционизма.  Критический   анализ   археологических   данных   и

сопоставление их с данными  письменных источников  привели  его  к  выводу  о

том, что наиболее ранними, бесспорно славянскими памятниками  на  территории

Поднепровья  и Прикарпатья являются  памятники VI-VII   вв.,   содержащие

керамику пражского типа. Что же касается ранних археологических  культур,  то

М.И. Артамонов в конце 60-х гг. вынужден был  отметить,  что   “несмотря  на

большие успехи в деле методологического  перевооружения и  изучения  прошлого

своей  страны,  советская  археология  не   добилась   решения   вопроса   о

происхождении  раннеславянской культуры  и не  выяснила  этапов  заселения

славянами Восточной Европы”.43

    Монография И.И.Ляпушкина, изданная в конце 60-х гг., представляет собой

естественное завершение его многолетней работы по  изучению  археологических

источников  периода   образования   Древнерусского   государства.   Исходной

позицией  всей  этногенетической  концепции  И.И.Ляпушкина  стало признание

восточных славян “ветвью  одной большой семьи славянских  народов,  связанной

общностью происхождения  и языка”.  Попытку  рассматривать  восточных  славян

как  особую  этническую  группу,  определившуюся  аз  долго  до  образования

Древнерусского  государства,  И.И.Ляпушкин  считает   ошибочной.   Выделение

восточной славянской общности он  вслед  за  лингвистами  относит  только  к

концу  I  тыс.  н.  э.,  по  его  мнению,  началось  сложение  древнерусской

(восточнославянской)   народности.   В   отношении   истории    формирования

древнейшей славянской  этнической  общности  И.И.Ляпушкин  оказался  на  еще

более пессимистических позициях, чем М.И.Артамонов. “Почти нечего сказать о

формировании славянской этнической группы в целом, -  писал он,  -  неясной

остается территория, на которой  протекала их древнейшая история”.44  Процесс

славянского расселения И.И.Ляпушкин предпочитает реконструировать на  основе

письменных источников. При  этом он возвращается к  летописному  сообщению  о

заселении Поднепровья славянскими переселенцами, вышедшими из  Подунавья.45

Подлинно славянскими  считал  памятники  типа  Корчак  и  полагал,  что  они

заполнили необитаемые с  конца IV в. территории к югу от Припяти  и  далее  на

запад до Карпат и Дуная. Колонизация  Восточной Европы, шедшая с  юго-запада,

сочеталась с колонизационной  волной, шедшей с запада  (радимичи  и  вятичи).

Этническая консолидация славянских племен на  территории  Восточной  Европы,

образования  восточнославянской  ветви   славянского   этнического   массива

происходит с VIII- первой половине IX в., в период вызревания  древнерусской

государственности. К этому  периоду  на  всей  территории  Восточной  Европы

складывается   выявляемая   археологией    культурно-этническая    общность,

представленная   памятниками   типа   роменско-боршевских.   Оказавшись   на

территории Восточной  Европы, славяне попали в разноэтническую среду,  “и  их

общественная  жизнь,  как  это  можно  заключить  по  данным  письменных   и

археологических источников,  тесно  переплетались  с  жизнью  окружающих  их

народов”.46

    Как показывает  приведенный  выше  обзор,  в   советской  науке  проблема

восточнославянского этногенеза вышла из круга  тем,  решаемых  исключительно

на материале скудных  письменных  источников   и  лингвистических  данных.  С

конца 30-х гг. она стала  одной из ведущих тем советской  археологии.  Бурное

развитие археологических  изысканий, особенно в  послевоенные  годы,  привело

впервые к созданию прочной  источниковедческой базы.  Безусловно,  тормозящую

роль в развитии представлений  о ранних этапах восточнославянской  этнической

истории  сыграла  яфетическая  теория  Н.Я.Марра.  Продолжение марристского

схематизма  в  начале  50-х   гг.   интенсифицировало   разработку   проблем

восточнославянского    этногенеза,    повлекло    за    собой     расширение

археологических  работ   и   завершилось   открытием   подлинно   славянских

памятников.  Они  досконально  изучались,  и  на  основе  этих  исследований

выдвигалась новые теории  для  построения  единой  этногенетической  системы

славян.

 

 

 

                                 Примечания.

    К главе II.

   1. Марр Н.Я. Яфетические зори на украинском хуторе. – Избранные работы. Т

      5. – М-Л., 1935.- с.47.

   2. Там же, с.333.

   3. Советская историография  Киевской Руси. – Л.,1978.-с.16.

   4. Там же.

   5. Готье Ю.В. Железный век в Восточной Европе. – Л.,1930.-с.16.

   6. Там же.

   7. Греков Б.Д. Киевская  Русь. – М.,1953.

   8. Там же, с.35.

   9. Там же, с.35-37, 376-383.

  10. Там же, с.429.

  11. Рыбаков Б.А. Первые  века русской истории. – М.,1964. – с.84.

  12. Там же, с.87.

  13. Там же.

  14. Там же, с.91.

  15. Там же, с.98.

  16. Там же, с.114.

  17. Там же, с.171.

  18. Третьяков П.Н. Северовосточные славянские племена. – МИА,1941., №6,

      с.21-22.

  19. Третьяков П.Н. У  истоков Древнерусской народности.  -  М., 1970.-с.20.

  20. Там же, с.28.

  21. Там же, с.33.

  22. Горюнов Е.А. Ранние  этапы истории славян Днепровского  левобережья. –

      Л.,1981. –с.48.

  23. Там же, с.75.

  24. Седов В.В. Происхождение  и ранняя история славян. –  М.,1979.-с.7-16.

  25. Ретроспективный метод  – исследование связей этнически  известных

      культур  с более ранними, применяемый археологами при определении

      этнической  принадлежности древних культур.

  26. Седов В.В. Происхождение  и ранняя история славян. –  М.,1979.-с.7-16.

  27. Седов В.В. Истоки  славян.// Родина. №1,2., 2001.

  28. Там же.

  29. Седов В.В. Происхождение  и ранняя история славян. –  М.,1979.-с.16.

  30. Русанова И.П. Славянские древности VI-VII вв. Культура иранского типа.

      – М., 1976.-с.98.

  31. Там же,(т.ж. смотрите примечание, карты составленные РусановойИ.П.)

      с.115.

  32. Мочинский Д.А. Территория славянской прародины в системе

      географического  и историко-культурного членения  Евразии в VIII до н.э.-

      IX в. н.э./ Славяне. Этногенез и этническая  история. Межвузовский

      сборник.  – Л.,1989.-с.154.

  33. Там же, с.158.

  34. Щукин М.Б. Семь  миров древней Европы и проблема  этногенеза славян./

      Славяне.  Этногенез и этническая история.  Межвузовский сборник. –

      Л.,1989.-с.112.

  35. Там же, с.115.

  36. Там же, с.116.

  37. Петров В.П. Этногенез  славян. – Киев, 1972.-с.148.

  38. Там же, с.151.

  39. Филин Ф.П. Образование  языка восточных славян. – М.-Л.,1962.-с.69.

  40. Там же.

  41. Там же, с.70.

  42. Артамонов М.И. Вопросы  расселения восточных славян  и советская

      археология. – В кн.: Проблемы всеобщей  истории. – Л.,1967.-с.62.

  43. Там же.

  44. Ляпушкин И.И. Славяне Восточной Европы накануне образования

      Древнерусского  государства: МИА, 1968, №152.-с.5.

  45. Там же, с.175.

  46. Там же.

 

 

 

          Глава III. Зарубежная историография  происхождение славян.

   Изучение тысячелетней  предыстории и истории  Древней  Руси до монгольского

времени  зиждется  на  двух   основных   видах   источников:   древнерусских

письменных памятниках и  археологического материалах. Однако  археологические

материалы в силу  своей  специфики  могут  рассказать  нам  о  хозяйственном

укладе общества, так же и культурных  традициях,  времени происхождении и

характере   поселения   и   т.д.   Историческая   интерпретация   памятников

материальной  культуры  позволяет  делать  некоторые  выводы  о   социальной

структуре  общества,  наконец,  восстановить  его  международные  связи   (в

основном правовые), но ни политическая, ни  социальная  история  общества  в

полном объеме не могут быть воссозданы с помощью только археологии.

   Письменная же культура  пришла на Русь довольно поздно  – лишь  в  конце  X

в., и  литературное  творчество  на  Руси,  насколько  мы  можем  судить  по

сохранившимся памятникам, началось не ранее  середины  XI  в.  Первые  опыты

летописания (время создания, характер  и  содержание  древнейших  памятников

остаются предметом дискуссии), дошли до нас в редакциях начала XII в., но  в

рукописях конца XII-начало XV вв. Богатые сведения  о событиях  начиная со

второй половины XI в., летописи все  более  скупо  и  фрагментарно  освещают

события по мере удаления в глубь веков. Более того, рассказывая об  истории

Руси X в. и предшествующих столетий, летописец  не  имел  других  источников

кроме византийских хроник и  местных преданий,  дошедших  до  него  в  устной

форме. Поэтому реконструкция  политической  истории  восточного  славянства,

поскольку  именно  в  эти  века  зарождается  и  формируется   Древнерусское

государство – ненадежна  и спорна: ведь таковы  сами  источники,  на  которых

она строится. Совершенно очевидно, что в этих условиях любая  дополнительная

информация о  народах  Восточной  Европы,  о  восточных  славянах,  о  Руси,

бесценна  для историка.  И крупицы,  а не  редко и целые пласты  такой

информации находили мы в  сочинениях, созданных в странах  соседствовавших с

восточноевропейским  регионом   и   издавна   обладавшим   письменностью   и

литературой.1

   По мере укрепления  Древнерусского государства все   больше  число  народов

вступает с ним в  разнообразные контакты,  торговые,  военные,  политические,

конфессиональные. И чем  интенсивнее становились такие  контакты,  тем  больше

сведений о Руси проникало  на страницы хроник и аналов, писем и документов,

географических сочинений  и литературных  произведений,  тем  шире  был  круг

стран и народов, а соответственно и письменных традиций, в которых  отражены

сведения  о  Руси.  В  IX  в.   к   античным   и   византийским   источникам

присоединяется арабская историко-географическая литература, а так же  ранние

латиноязычные памятники Восточно-Франкского королевства (позднее Германия).

С  самого  начала  распространение  письменности  в  Скандинавии  с  XI  в.,

восточноевропейские сюжеты и  темы  насыщают  памятники  древнескандинавской

литературы. Наконец с  этого же времени сведения о древней  Руси  и  связях  с

ней распространяются по всей Европе и Ближнему Востоку  и  обнаруживаются  в

итальянских, английских, французских, армянских, грузинских и многих  других

источниках. Разнообразие, подчас уникальность и огромный объем информации  о

Восточной Европе и Руси в  зарубежных  памятниках  письменности,  делает  их

ценнейшим источником по древнейшей истории  нашей  страны,  многие  страницы

которой  остались  бы  просто  неизвестны,  не   прояви   к   ним   интереса

византийский монах или  арабский путешественник. Так в  “Бершинских  аналах“,

написанных в IX в. на территории современной Германии, под 839  г.  впервые

упоминается этноним рос и т.д. Древнерусский летописец часто знал  больше,

чем считал нужным или возможным  сообщить,  и  нередко  зарубежные  источники

раскрывают то, о чем  он умалчивал.2

   Именно поэтому  важность собирания, издания и  исследования  источников  по

истории Восточной Европы того времени, когда на  ее  просторах  складывались

основные этносы,  когда  возникали  первые  государства,  когда  возникло  и

распространилось  христианство,  была  осознана  историками  еще   на   зоре

исторической науки в  России, в XVII в.

   Особое значение  византийских источников  для   русской  истории  было  по-

настоящему оценено, а  начале XVIII в. С 1726 г. Академией наук был немецкий

филолог и историк Г.З.Байер (1694-1738гг.) со специальной целью собрать и

исследовать античные и средневековые  источники по русской истории. Хотя  его

занятия завершились публикацией  только  ряда  статей,  они  заложили  основу

критического использования  зарубежных источников  в  исторических  целях.  В

1764г. А.Л.Шлёцер (1735-1809гг.), представил в Академию наук записку “Обзор

русских древностей  в  свете  греческих  материалов”,  в  которой  обосновал

необходимость создания свода  древнейших иностранных свидетельств по  истории

Руси для сравнения  и проверки  летописных  данных.  Результатом  предложения