Происхождение названия «Русь»

Затем так же [проходят] четвертый порог, большой, называемый по-русски

Аифор, а по-славянски  Неясыть, потому что в камнях порога гнездятся пеликаны. Прибыв к пятому порогу, называемому по-русски Варуфорос, а по-славянски Вульнипраг, потому что он образует большую заводь, и опять переправив однодеревки  по изгибам реки, как на первом и  на втором пороге, они достигают  шестого порога, по-русски называемого  Леанти, а по- славянски Веруци, что  значит «бурление воды» и проходят его таким же образом. От него плывут к седьмому порогу, называемому по-русски Струкун, а по-славянски Напрези, что значит «малый порог», и приходят к так называемой Крарийской переправе, где Херсониты переправляются на пути из

Руси, а печенеги в Херсон». 
Казалось бы, все данные источников сходятся, и можно совершенно обоснованно делать вывод о скандинавском происхождении летописной руси. Однако обращение к иным текстам «Повести временных лет» внезапно вносит неразрешимое противоречие в наметившуюся строгую дизъюнкцию. Вспомним, что сразу за уже приводившимся текстом, в котором русь стоит в одном ряду с 
«урманами, анъглянами и гътами», следует:

«Реша р_у_с_ь, чюдь, словени и кривичи и вси: «земля наша велика и обилна, а наряда в  ней нет. Да поидете княжит и володети нами» И изъбрашася 3 братья с  роды своими, п_о_я_ш_а п_о с_о_б_е  в_с_ю р_у_с_ь, и придоша». (Курсив и  разрядка - И.Д.) 
В этом тексте русь оказывается совсем в ином логическом ряду - вместе с теми кто призывал варягов: чюдью, словенами, кривичами и весью. Правда, уже в следующей фразе оказывается, что Рюрик, Трувор и Синеус пришли в новгородскую землю, «пояша по собе всю русь». Это, кстати, точно соответствует утверждению Константина Багрянородного о том, что в полюдье 
«архонты» выходят из Киева «со всеми росами». Круг замкнулся: судя по всему русь вновь оказывается пришлой. Хотя в последнем случае речь вряд ли может идти о каком-то этносе. 
Тем не менее существуют и другие фрагменты начального русскоязычного летописания, в которых славяне не противопоставляются, а, напротив о_т_о_ж_д_е_с_т_в_л_я_ю_т_с_я с русью.

«Бе един язык словенеск: словени, иже седяху по Дунаеви, их же прияша угри и морава, и чеси, и  ляхове, и поляне, яже ныне зовомая  Русь»;

«Аа словеньскый  язык и рускый одно есть, от варяг  бо прозашася Русью, а первое веша словене». 
Несмотря на некоторую неясность приведенных текстов, их, видимо, вполне можно отнести к тому же времени, когда имя варяжской руси было перенесено на восточных славян (так, во всяком случае, следует из смысла приведенных текстов), и тем самым снять наметившееся противоречие. Однако приведенными примерами подобные характеристики руси не исчерпываются. Есть среди них и тексты, в которых речь идет о некоей руси, которая о_т_л_и_ч_н_а и от славян и от варягов. Так, под 6452 (944) г. среди воинов Игоря, пошедших на 
Константинополь упоминаются «вои многи, варяги, русь, и поляны, словени, и кривичи, и тетерьце, и печенеги». 
Подобное разделение, как будто, находим и в рассказе 6390 (882) г. о том, как Олег обосновался в Киеве:

«И веша у него варязи и словени и прочи п_р_о_з_в_а_ш_а_с_я  р_у_с_ь_ю».

(Разрядка - И.Д.) 
Хотя, возможно, здесь русь рассматривается летописцем как термин, в к_л_ю_ч_а_ю_щ_и_й и славян, и варягов. Дело в том, что расстановка знаков препинания в древнерусских источниках (как, впрочем, и разбивка текста на слова) - результат интерпретации текста издателем. Поэтому приведенный фрагмент может быть понят и так: «И веша у него варязи и словени и прочи, прозвашася русью», т.е. всех, кто находился под властью Олега, (включая варягов и славян) называли русью. 
Итак, «Начальная летопись», как мы видели, подчеркивает связь руси с варягами, но в то же время последовательно отличает ее не только от славян, но и от самих варягов. В качестве характерных примеров можно привести следующие тексты:

«В лето 6449 [941 г.] Иде Игорь на Греки. ... Памфир деместик съ 40-ми тысящь, Фока же патрекий съ макидоны, Федор же стратилат съ фракии, с  ними же и сановници боярьстии, обидоша  Русь около. Съвещаша Русь, изидоша, въружившеся  на греки, и брани межю ими бывши  зьлы, одва одолеешаа грьци. Р_у_с_ь  ж_е в_ъ_з_р_а_т_и_ш_а_с_я к_ъ д_ъ_р_у_ж_и_н_е  своей къ вечеру, на ночь влезоша  в лодьи и отвегоша. ...Игорь  же пришед нача совкупляти вое многи, и п_о_с_л_а п_о в_а_р_я_г_и многи  за море, бабя е на греки, паки хотя поити  на мя». (Курсив и разрядка - И.Д.)

«В лето 6526 (1018 г.). Приде Болеславъ съ Святополкомь на Ярослава с ляхы. Ярославъ же, с_о_в_о_к_у_п_и_в_ъ  Р_у_с_ь, и в_а_р_я_г_ы и с_л_о_в_е_н_е, поиде противу Болеслау и Святополку, и приде Волыню и сташа оба  полъ рекы Буга». 
Не менее показательно противопоставление руси и варягов в договоре 
Новгорода с Готским берегам (1189-1199 гг):

«Оже скоть в_а_р_я_г_у  н_а р_у_с_и_н_е и_л_и р_у_с_и_н_у  н_а в_а_р_я_з_е, а ся его заприть, то 12 муж послухи, идеть роте възметь  свое» (Разрядка -

И.Д.)

Обычно упомянутые противоречия объясняются тем, что  пассажи о призвании варягов-руси были добавлены летописцами времен правления 
Владимира Мономаха или его старшего сына Мстислава. Они якобы и внести неразбериху в когда-то стройный рассказ о начальной истории Руси. При этом, правда, остается вопрос: неужели летописец, внесший такую «правку» в первоначальный текст, а также его многочисленные редакторы и переписчики не замечали возникших противоречий? И_л_и ж_е о_н_и н_е в_о_с_п_р_и_н_и_м_а_л_и_с_ь к_а_к п_р_о_т_и_в_о_р_е_ч_и_я? Утвердительный ответ на последний вопрос (или хотя бы допущение такового) с неизбежностью должен поставить перед нами проблему цельного объяснения выявленных внешних разногласий источников. 
Как бы то ни было, все фрагменты «Повести временных лет», касающиеся происхождения и, так сказать, этнической принадлежности слова «Русь», превратились в сплошной клубок загадок, до сих пор не распутанный учеными до конца. 
По мнению А. Г. Хабургаева,

«Это «противоречие», дающее повод для самых различных, подчас диаметрально противоположных) предположений, может быть осмыслено  только при условии, если история  этнического наименования не будет  отождествляться с историей Русского (Древнерусского) государства. Решать вопрос во всем его объеме должны историки; в данном же случае представляет интерес  лишь этнонимическая сторона дела, связанная с поиском ответов  по крайней мере на два вопроса: 1) каковы источники термина Русь? и 2) почему именно этот термин закрепился за собственно

Киевским княжеством, следовательно (со временем), и за всем обширным восточноевропейским государством со славяноязычным населением?» 
Вероятно, действительно, вопрос об этимологии слова «Русь» не следует смешивать с проблемой закрепления этого имени за определенной территорией - она должна рассматриваться самостоятельно. Пока же остановимся подробнее на происхождении самого интересующего нас термина. 
Итак, приходится констатировать, что до сих пор происхождение имени «русь» продолжает во многом оставаться столь же загадочным, как и двести лет назад. Кроме лингвистических «странностей» с его употреблением в источниках связан и ряд логических несообразностей: 
Почему термин русь сплошь и рядом используется для номинации представителей разных народов? 
Если согласиться с тем, что это имя славяне получили от варягов (что, повторяю, сейчас представляется наиболее вероятной гипотезой), то почему оно не встречается в скандинавских источниках? 
Почему восточными славянами было заимствовано именно это имя, а не имя варяги (кстати тоже неизвестное скандинавским источникам)? 
Если это название действительно скандинавское, то почему на восточнославянской почве оно приняло форму русь, а не русы? Ведь для наименования остальных европейцев восточные славяне использовали исключительно формы множественного числа, а не собирательные существительные... 
Многие из перечисленных вопросов снимаются, если признать, что слово «русь» не рассматривалось авторами древнерусских источников как этноним. Видимо, этот весьма сильный аргумент лег в основу гипотезы о том, что русь - термин, относящийся не к этническому, а к социальному тезаурусу восточных славян. Действительно, если он обозначал какую-то социальную группу, то мог относиться к представителям различных этнических групп: датчанам, шведам, норвежцам, финнам, восточным славянам и славянам Восточной Прибалтики. Но какие социальные функции могли объединять этих людей? Приведем мнение Г.Ф. 
Ковалева по данному вопросу:

«Если вспомнить  термин «полюдье» - сбор дани, то можно  предположить, что люди - те, кто вынужден был платить дань, а русь - те, кто  эту дань собирал. Среди сборщиков  дани было много варягов-дружинников, поэтому социальный термин, видимо, был перенесен и на этническое название скандинавов-германцев». 
Действительно, финно-угорские народы еще долгое время названия, восходящие к корню рус-, использовали для обозначения разных народов, бравших с них дань, а также местной финской знати, тогда как слово «люди» стало даже самоназванием одной из финно-угорских народностей (Ljudi). 
Здесь к месту вспомнить чрезвычайно интересное наблюдение выдающегося слависта П. Шафарика:

«...У эстонцев сакс, т.е. саксонец, значит господин, а у  чухонцев - купец, у итальянцев и  французов-«francusingenuus», а у древних  французов прилагательное «norois», образовавшееся от слова «норманн», значило

«superbe» [гордо, надменно]. У древан полабских прежде их истребления  слово nemtjemka (т.е. немка) означало госпожу  высокого рода, а nemes

(т.е. немец) молодого  господина». 
Предлагаемая трактовка «термина» русь как социального обозначения, действительно, довольно привлекательна. Она позволяет согласовать п_о_ч_т_и все разночтения в ранних источниках, в которых они встречаются. Тогда русь может в одних текстах связываться с варягами (если они входят в состав социальной верхушки, собирающей дань), а в других отличаться от них (если речь идет о наемных отрядах скандинавов, приглашенных на время). Так В.Я. 
Петрухин пишет:

«Историческая ономастика безусловно свидетельствует о том, что русь - более древнее слово, чем варяги: первое отражено в источниках IX в., второе встречается впервые  в византийской хронике под 1034 г...

Первоначальное  значение слова варяг - «наемник, принесший  клятву верности»: это название отличало наемников от руси - княжеской дружины - и распространилось в русской  традиции с XI в. на всех заморских скандинавов». 
В него могут включаться представители разных славянских племен (также входивших в государственные структуры), но они могут и противопоставляться ему (поскольку речь шла о «рядовых» подданных). В какой-то степени такое предположение, считает В.Я. Петрухин, подтверждается и предлагаемыми скандинавскими этимологиями этого слова:

«Народа «русь» не существовало среди скандинавских  народов - так назывались скандинавские  дружины «гребцов» (*robs-), участников походов на гребных судах, проникавших  в Восточную Европу, получившие в  славянской среде название русь, которое  распространилось на земли и народ  нового русского государства». 
Есть, однако, и вопросы, на которые даже такая «удобная» гипотеза не в состоянии ответить. Например, почему русь часто помещается в перечне этносов? Конечно, быть может прав Г.Ф. Ковалев, который полагает, что социальный термин был впоследствии перенесен на скандинавов, составлявших большинство княжеских дружин? И, быть может, позднее он был действительно распространен на все население, платившее дань этой - «новой»- руси... 
Некоторые итоги изучения интересующей нас проблемы были подведены в коллективном труде ученых ГДР, СССР, Польши, Дании и Восточной Германии 
(1982 г.), а через несколько лет - на русском в СССР. В нем, в частности отмечалось:

«Советские лингвисты  за последние двадцать лет детально исследовали происхождение этого  северного названия... Выводы их едины: название

«русь» возникло в Новгородской земле. Оно зафиксировано  здесь богатой топонимией, отсутствующей  на юге: Руса, Порусье, Околорусье в  южном

Приильменье, Руса на Волхове, Русыня на Луге, Русська  на Воложбе в

Приладожье. Эти  названия очерчивают первичную территорию «племенного княжения» словен, дословно подтверждая летописное: «прозвася  Руская земля, новогородьци» По содержанию и форме в языковом отношении  «русь» название, возникшее в зоне интенсивных контактов славян с  носителями

«иних языцев» как  результат славяно-финно-скандинавских  языковых взаимодействий, в ходе которых  возникла группа первоначально родственных  и близких по значению терминов, позднее самостоятельно развивавшихся  в разных языках, наиболее полно  и многообразно - в древнерусском.

Первичное значение термина, по-видимому, «войско, дружина», возможна детализация - «команда боевого  корабля, гребцы» или «пешее войско, ополчение». В этом спектре значений летописному «русь» ближе всего  финское ruotsi и древнеисландское robs, руническое rub. Бытовавшие на

Балтике у разных народов для обозначения «рати, войска», на Руси это название уже  в IX в. жило самостоятельной жизнью, оторвавшись от прибалтийско-финского, и от близкого от первичного значения скандинавского слова. На ранних этапах образования Древнерусского государства  «русь» стала обозначением раннефеодального восточнославянского «рыцарства», защищавшего «Русскую землю», нового, дружинного по формам своей организации  общественного строя, выделившегося  из племенной среды. В XI в. «русин», полноправный член этого слоя, по

«Русской Правде»  Ярослава Мудрого, - это «гридин, любо коупчина, любо ябетник, любо мечник», то есть представитель дружины, купечества, боярско- княжеской администрации. Он был членом выделившейся из племенных  структур и поднявшейся над ними социальной организации: происходит ли он из местной новгородской (словенской) среды либо со стороны, княжеская  власть гарантирует ему полноценную  виру, штраф за посягательство на его  имущество, достоинство и жизнь.

Восстановление  в качестве одного из звеньев развития названия «русь» социального термина  в значении «войско», «рать», «ополчение»  позволяет как будто с учетом возможности существования не дошедшего  до нас, созданного на древнесеверном языке источника летописного  «Сказания о призвании варягов» понять суть искажений этого источника  в последующей письменной традиции. Связь первоначального значения названия «русь» с понятием «войско, дружина» объясняет и летописную формулу «пояша по собе всю русь»: по моему мнению, заключается в  том, что согласившийся на роль служилого  князя варяжский конунг (как и  позднее делали князья, приглашавшиеся в Новгород) прибыл на службу, мобилизовав  все доступные ему силы, куда входила  и его личная дружина, и вооруженное  ополчение для похода, «русь». Видимо, именно так понималось первоначальное место и в летописи.