Русская культура

План

Этнические истоки культурного  разнообразия.

Православие в структуре духовной жизни.

Противоречия русской культуры.

Поликонфессиональность российской империи.

Противоречия модернизации.

Государство в социокультурной структуре России.

Русская интеллигенция.

Социокультурное размежевание и революция.

Социоультурное формирование советского общества.

Советская система как цивилизация.

Социокультурные проблемы модернизации России.

Социокультурные перспективы.

Этнические истоки культурного  разнообразия

По этническому генотипу русская  культура принадлежит к общеславянскому типу, что на протяжении всей истории создавало предпосылки общности славянских культур и порождало сильную тягу к панславизму. Однако в этническом плане русской культуре присуща, с одной стороны, значительная степень сходства в языковом и этническом планах, а с другой — заметная степень внутренней разделенности на субэтносы (население Поморья, русского Севера, Поволжья, Сибири, Приморья, казаки и т.д.).

Эта разделенность формировалась как адаптацией населения к местным природным и культурным ареалам, так и историческим опытом. Жизнь в районах русского Севера с его лесами, торговыми городами, традиционными промыслами, монастырями весьма отлична от степных районов с огромными пространствами пахотных земель, интенсивным животноводством и длинными торговыми трактами. Другим фактором разнообразия было взаимодействие с народами Евразии в тех ареалах, где обосновывалось русское население и где происходило смешение и взаимная культурная адаптация. Это и определило одну из важнейших характеристик этнокультурного облика России - значительный диапазон вариативности диалектов, фольклора, обрядов, форм бытовой культуры и верований.

Еще более значимым источником этнического  разнообразия было взаимодействие различных  этнических групп: славянских, финно-угорских и тюркских. На обширных пространствах  Евразии на протяжении многих веков происходило смешение разных народов, и с середины XVI в. (время Ивана Грозного) Русь становится многоэтничным государством. К концу XIX в. в России насчитывалось свыше 150 больших и малых этносов, между которыми налаживались все более интенсивные отношения, что приводило к растущей дисперсности этнического расселения.

Формирование российского общества в политическом и культурном планах проходило на протяжении веков через преодоление этнической рыхлости и разобщенности, но в условиях интенсивного воздействия извне, как со стороны Запада, так и Востока. Это воздействие носило не только собственно культурный характер, но принимало нередко экстремальные формы, подвергая русский народ угрозе вытеснения и рассеяния. Как мы знаем, общим механизмом консолидации и защиты общества являются государство и религия, которые и в России приобрели столь большое значение.

Православие в структуре  духовной жизни

Важнейшая социологическая характеристика того религиозного порядка, который утвердился в России с принятием и распространением православия, относится не к содержанию религиозного учения, а к месту религиозного института, т. е. церкви, в общей социокультурной системе. На западе результатом развития цивилизации, который не был «запланирован» в первоначальном христианстве, стало отделение единой церкви от множества центров государственной власти. Это означало, что политический и общекультурный порядок были отделены друг от друга, хотя в перипетиях взаимной борьбы этот принцип мог нарушаться обеими сторонами. Напротив, восточное христианство сложилось как система независимых друг от друга (автокефальных) патриаршеств, которые находились между собой в отношениях ревнивого соперничества за власть над душами и умами «своих» верующих. Такое рассогласование резко снижало способность церковных властей противостоять власти политической. Автокефальный статус различных церквей восточного христианства означал не только независимость друг от друга, но и их зависимость от государства, выступавшего как гарант веры. В сущности, такова была уже византийская традиция, в соответствии с которой церковь утверждала божественную санкцию монаршей власти. С утверждением самостоятельности московского патриаршества в XV и. церковь на Руси становится существенным орудием централизации, утверждения государственного единства и борьбы против «неверных», т. е. государств, защищающих иные конфессии.

Московские государи проявили большое  «своеволие» в организационных церковных делах, назначая на высшие церковные должности или прогоняя неугодных иерархов. Однако чем сильнее была организационная зависимость, тем крепче религиозное сознание держалось за независимость «священного предания». Поэтому пересмотр богослужебных книг в середине XVII в., принятый по инициативе патриарха Никона, был воспринят значительной частью народа как отступление от канона и привел к длительному расколу с его постоянной тенденцией перехода в народные бунты, непризнание официальных властей и т.д.

Национально-государственная привязанность  православия утвердилась и в  других восточных церквах. Важнейшим  культурным результатом такого положения явилась культурная замкнутость, локальная изолированность этих церквей и застойность их вероучения. Тот богословский итог, который был достигнут в Византии и зафиксирован в постановлении семи Вселенских соборов, был воспринят восточным православием как окончательная «истина», и уже не было такого авторитета, который мог бы реализовать ее изменение. Сопротивление «еретическому» инакомыслию, неприятие любого изменения «стародавних» обрядов сковало силы православия и превратило его в покорного слугу авторитарного государства.

Застойный характер религиозной жизни  привел к тому, что уже с середины XVII в., т. е. до Петровских реформ, присущее русскому обществу противоречие между  принципами стабильности и развития приняло характер противостояния самобытности «святой Руси» и западничества («латинствующие»). Православие сопротивлялось европейским влияниям в духовной жизни, представляя их как «отступление от чистой веры Христовой». Церковные порядки, установленные Петром I и его преемниками (введение Синода, секуляризация церковных земель и другие меры), усилили организационную зависимость церкви от государства. Однако содержание вероисповедания, «святыня веры», осталось незатронутым, превращаясь все более в косное, архаичное начало. Православию были чужды сколько-нибудь серьезные попытки реформации. Незыблемость церковной жизни, устарелость ее языка и обрядов, застой ортодоксии усиливали изоляцию церкви от образованной части общества. Прочная связь церкви и престола приводила к тому, что растущая оппозиция против власти переносилась и на церковь. Официальная церковь не могла стать накопителем народного протеста против социальной несправедливости. Она не породила мучеников борьбы с самодержавием и крепостным правом, постоянно призывая к смирению перед властями и заглушая народное негодование. Вместе с тем духовная косность православия лишь способствовала усилению секуляризма и неверия среди образованных слоев общества. Развитие культуры проходило мимо религиозной жизни и вело не к реформации, а к секуляризации, выражавшейся в форме равнодушия, прямого неверия и принципиального атеизма.

Застойный характер православия не устранял сам по себе сдвигов в культурной жизни, которая отнюдь не сводилась к религиозно регулируемому «благочинию». Одним из источников этого разнообразия была народная, во многом еще языческая, почвенническая и «мужицкая» культура, представленная фольклорной, обрядовой, праздничной, смеховой традициями. Вторым источником было влияние извне, со стороны многих культур Запада и Востока, интенсивное общение с которыми Россия поддерживала на протяжении многих веков. Третьим источником разнообразия стало государство как одна из важнейших сил, которая не только объединяла население, распространенное на огромных пространствах Евразии, но и так или иначе способствовало развитию и дифференциации как хозяйственной, так и культурной деятельности.

Противоречия русской  культуры

Хорошо известно то, что исходная историческая и социологическая характеристика русской культуры состоит в том, что в ней отражается пограничное положение России между двумя континентами и цивилизационными типами — Европой и Азией, Западом и Востоком. Длительные споры, протекавшие в России на протяжении почти всего XIX в. и продолжающиеся до сих пор, породили разные ответы. Мыслители западнической ориентации предпочитали видеть в России неуклонную тенденцию приобщения к Западу и преодоления «восточной отсталости», мыслители славянофильского типа, напротив, отстаивали самобытность России, принципиальное отличие от Запада, как, впрочем, и от Востока, видя в ней общинно-православное начало. Позднее выявилась и евразийская линия в понимании русской культуры, в которой утверждалось ее пространственное, историческое и духовное слияние с азиатским ареалом.

Однако эти идейные споры  отражали несводимость русской культуры к одному из вариантов или к  сочетанию и синтезу того и  другого. Такие попытки неизменно  оказывались неудачными. Часто встречающиеся  в научных работах формулировки о парадоксальности русской культуры свидетельствуют, что ее понимание требует преодоления однозначных, линейных схем и обращения к многомерной концепции. Такой подход возможен именно на основе применения цивилизационного анализа, так как русская культура несводима к этическому или национальному субстрату, хотя, несомненно, несет в себе характеристики обоих этих уровней.

Бердяев о противоречиях  русской культуры. Именно это промежуточное положение между Западом и Востоком, взаимодействие с обоими этими началами и противодействие им привело к глубокой противоречивости русской культуры, ее раздвоенности и внутренним расколам. Неся в себе черты сходства с культурой Запада и культурами Востока, русская культура вместе с тем отличается от них. По выражению Н. Бердяева, Россия соединяет в себе Запад и Восток как два потока мировой истории и это соединение превращает ее отнюдь не в некий интегральный вариант, а в арену «столкновения и противоборства восточных и западных элементов». Эта хорошо знакомая исходная антиномия развертывалась в «поляризованности русской души», в культурном расколе между правящим классом и народными массами, в переменах внутренней политики от попыток реформ к консерватизму, а во внешней политике от тесного союза со странами Запада до противостояния им всем.

Конкретизируя исходное противоречие русской истории, Н. Бердяев выделяет в ней пять периодов, которые вместе с тем образуют разные сущности, «пять разных Россий»: киевская, татарского периода, московская, петровская, императорская. Особым образованием становится и советская Россия. Эти России, сменяя друг друга, вместе с тем накладывались друг на друга, не образуя органического единства и преемственности. Напротив, общество проходило через радикальные, во многих отношениях катастрофические, изменения социокультурной ориентации.

Хотя приводимое Бердяевым перечисление номинально связано с меняющимися  центрами и типами государственности, конечно не в этом был его критерий, определяющий характер общества. С  типом государственности был  тесно связан общий характер культуры, тенденции, определяющие ее динамику в  каждом периоде.

Каждый переход от одного периода  к другому сопровождался не только далеко идущей перестройкой предшествующих политических и социальных структур, но и их ломкой, энергичными мерами по отрицанию и разрушению отвергаемого прошлого. Таков был вынужденный результат татаро-монгольского господства, политики Ивана Грозного и потрясений Смутного времени. Таковы были следствия целеустремленной политики Петра I и его преемников. В дворянско-бюрократической империи были отменены или ограничены прежние феодальные привилегии и порядки, создана новая социальная иерархия на основе табели о рангах и выслуги на государственной службе. Европеизация осуществлялась через крайнее социальное и культурное расслоение «по вертикали»: европеизированные и просвещенные верхи и закрепощенные, бесправные и темные низы. В свою очередь, дворянская культура решительно отвергалась разночинной интеллигенцией, а нарастающая буржуазия беспощадно рубила «вишневые сады» и обрекала на разорение «дворянские гнезда». Нарастание социальных противоречий и движений социального протеста зачастую отражалось в отрицании господствующей культуры и культурном нигилизме.