Автор работы: Пользователь скрыл имя, 17 Мая 2012 в 05:09, дипломная работа
Двадцатый, а теперь уже 21 век, по праву можно назвать веком абсурда, время, когда человечество ощущает бессмысленность и нелепость той жизни, которую они ведут. Невозможность найти в ней смысла, потому что старые ценности и традиции нарушены, а новые если и появились, то далеко не всех удовлетворяют. К примеру, Эжен Ионеско был противником какой-либо идеологии, особенно в некоторых своих антидрамах он критикует фашизм, хотя в середине века, пожалуй, Италия, Германия и др. свято верили в идеи фашизма и жили ими. Как бы странно это не звучало, но фашизм был неизбежен.
Глава 1. Театр абсурда во французской культуре XX века
1.1. Возникновение и значение термина "абсурд"
1.2. Истоки и генезис театра абсурда
Глава 2 Мир абсурда в пьесах Эжена Ионеско
1.1. Эжен Ионеско об абсурдности человеческого существования
1.2. Абсурд в пьесах Эжена Ионеско
Ученица. ...Вес... весна, потом лето... а потом... э-э...
Учитель. Начинается так же, как «осина»...
Ученица. Ах да — осень...
Учитель. Правильно, мадмуазель, совершенно верно. Вы, я вижу, способная ученица. Вы прекрасно усваиваете, умны, весьма эрудированы, и у вас, как мне кажется, хорошая па¬мять.
Ученица. Правда, я хорошо знаю времена года?
Азбучные истины преподносятся как величайшие открытия человеческого гения. Правда, он доводит лингвоматематическую лекцию до полного абсурда, делая это виртуозно:
Учитель. Итак, мадмуазель, испанский является родона¬чальником всех неоиспанских языков, к каковым относятся испанский, гишпанский, латинский, итальянский, наш фран¬цузский, португальский, румынский, сардинский, он же сарданапальский и неоиспанский, а также в некоторой сте¬пени турецкий, который, впрочем, ближе к греческому, что вполне понятно, ибо от Турции до Греции ближе, чем от меня до вас, — лишнее подтверждение одного из ос¬новных положений лингвистики, гласящего, что география и филология — близнецы... Можете конспектировать, мад¬муазель.
Ученица (глухо). Да, мсье.
Учитель. Неоиспанские языки отличаются друг от друга и от других языковых групп, таких как австрийские и неоав¬стрийские, или габсбургские; а также гельветические, эсперантистские, монакские, швейцарские, андоррские, баскские, гол¬ландские, сырные, не забывая о дипломатических и техниче¬ских языковых группах, — так вот, неоиспанские языки отли¬чаются поразительным сходством друг с другом, в силу чего их крайне затруднительно различить, хотя такое различение все же возможно по некоторым имеющимся отличительным признакам, неоспоримо говорящим об общности происхожде¬ния и в то же время указывающим на их глубокие разли¬чия, проявляющиеся в отличительных чертах, о которых я только что упомянул.
Когда ученица в ответ на элементарные вопросы твердит, что у нее болят зубы, это воспринимается как обычная школьная уловка. Напряжение все нарастает и нарастает, урок постепенно становится похож на анекдот, который вскоре, по-видимому, надоедает учителю и он от ярости и гнева превращается в садиста. Взмахнув ножом он убивает ученицу, приговаривая «А-ах! Вот тебе!». В финале мы узнаем, что в тот день произошло сорок убийств, так благочестиво начинавшаяся пьеса превратилась в настоящий триллер, с сорок одной жертвой. Интересна реакция служанки на все это: «Тоже мне убийца нашел¬ся! Негодник! Безобразник! Со мной такие штуки не пройдут! Я вам не Ученица! (Поднимает его за шиворот, подбирает с полу ермолку и нахлобучивает ему на макушку; он заслоняется локтем, как ребенок.) Ну-ка, положите нож на место, живо! (Учитель прячет нож в ящик буфета и снова подходит.) А ведь я предупреждала: арифметика ведет к филологии, а филология — к преступлению...». Пытаясь атаковать служанку, учитель сам получает пару оплеух и падает без сил на стул. А пока они решают что делать с мертвой (во всех смыслах) ученицей, раздается звонок в дверь – новая жертва не заставила себя ждать
Эжен Ионеско искусно манипулирует жанрами, превращает страшное в смешное, делая очевидной мысль пьесы: школа и другие образовательные учреждения убивают личность, навешивая на человека звания бакалавров, магистров, докторов и тому подобное. Но также автор заставляет нас взглянуть более широко, в пьесе фабула демонстрирует метаморфозы от дидактики к диктатуре. Учитель - маньяк, вообразивший себя сверхчеловеком, ибо он в силу своей профессии привык смотреть на учеников сверху вниз. Он требует от них безусловного подчинения, а ослушников жестоко карает. Поэтому помимо критики системы образования вторым пластом идет разоблачение фашизма.
Ионеско жил в то
время когда неверно и
Продолжая тему тоталитаризма, грех не упомянуть самую нашумевшую пьесу Ионеско «Носорог», вышла она в 1960 году и принесла автору громкий международный успех, даже сейчас упоминая Ионеско, первое, что приходит на ум, - «Носороги». Тогда в 60-е годы эта пьеса стала сенсацией, но воспринималась всеми абсолютно как политическая. Эта пьеса описывает процесс роста фанатизма, зарождения тоталитаризма. А в СССР ее даже запретили, что не удивительно.
Ионеско писал: «Меня за эту
пьесу ругали. Потому, что не предложил
выхода. Но мне и не нужно было
предлагать выход. Мне нужно было
показать, почему в коллективном сознании
возможна мутация и как она
происходит. Я просто описывал - феноменологически
- процесс коллективного
Краткое содержание
пьесы таково. Действие разворачивается
в провинциальном французском
городке, в кафе заходят почти
одновременно Жан и Беранже,
но, тем не менее, Жан отчитывает
своего друга за опоздание.
Беранже выглядит ужасно: еле
держится на ногах, зевает, костюм
помят, рубашка вся грязная,
ботинки не чищены, галстук где-то
потерял. А Месье Жану только
дай волю поругать приятеля, ему
даже стыдно сидеть с ним
за одним столиком. И в то
время как Жан продолжает «
Посетители кафе после, того как пробежал носорог начали спорить: "У азиатского носорога один рог, а у африканского два. А может быть, и наоборот. У африканского один"19. Вряд ли среднестатистический человек будет знать такие подробности о носорогах. Более того, носороги в «стаях» не живут, они существа индивидуальные. Но, в принципе, какая разница в какое животное превращались люди. И не важно какой режим критиковал Ионеско: фашизм ли это или коммунизм или еще что-нибудь. Просто в то время когда Ионеско жил в Румынии там, да и не только там, процветали нацистские идеи, это было модно. Он не принимал такую массовую идеологию, любое давление, коллективизм, стремление управлять эмоциями и поступками человека, ненависть к тоталитарным режимам Ионеско пронес через всю жизнь. Хотя сам драматург не любил, когда его пьесам приписывали только лишь политическое содержание, критику фашизма и тому подобное. Но в 60-е годы во многих постановках этой пьесы носороги появлялись со свастикой на рукаве, тогда это было, так сказать в тему, так как была еще свежа память о фашизме. «Носорог» не только антифашистская пьеса. Это еще и «пьеса, направленная против всех видов коллективной истерии, и против тех эпидемий, что рядятся в одежки различных идей и разумности. Сторонники всех доктрин упрекали меня за то, что я изменил интеллектуалам, сделав своего главного героя этаким простаком, а я хотел только показать всю бессмыслицу этих ужасных идеологических систем, то, к чему они приводят, как они заражают людей, облапошивают их, а потом загоняют в рабство»20 . Тотальное омассовление, пропаганда «жить как все» приводит к тому, что человек перестает быть человеком.
Ионеско исследует поведение
человека в экстремальной ситуации,
когда большинство людей
«Но послушайте, Жан. У меня здесь нет никаких развлечений; в этом городе подыхаешь от скуки; не могу я жить только работой, корпеть изо дня в день на службе восемь часов, и за целый год всего-навсего три недели отпуска летом! В субботу вечером я чувствую себя совершенно вымотанным; ну и вот, чтобы разрядиться, вы понимаете...
Жан. Все, дорогой мой, работают, и я тоже работаю, как все, изо дня в день восемь часов в конторе; и у меня тоже всего три недели отпуска в году, и тем не менее посмотрите на меня... Нужно немного силы воли, только и всего!..
Беранже. О, не у всех такая сила воли, как у вас. А я вот не могу. Не могу приспособиться к этой жизни.
Жан. Каждый должен приспособиться. Подумаешь — сверхчеловек».
Только три вещи привлекают Беранже: бутылка коньяка, джаз и хорошенькая девушка. Но, как вскоре мы наблюдаем, его мягкотелость - это «лучшее лекарство от толстокожести»21. Люди вокруг один за другим превращаются в носорогов, а он лишь с изумлением наблюдает за этими пугающими метаморфозами. Но когда его подруга, подчинившись всеобщему инстинкту, тоже оносороживается, Беранже сдается. Он смотрит на этих носорогов, думает, как это раньше они мне не нравились и вовсе они не ужасны, наоборот прекрасны. Он хочет стать носорогом, но не может, стоит у зеркала, пытаясь найти нарост у себя на лбу, но все бесполезно, но носорогом ему не стать. «Один против всех! Я буду защищаться, буду защищаться! Я последний человек, и я останусь человеком до конца! Я не сдамся!».
Самая репертуарная и одна из популярнейших пьес Эжена Ионеско - пьеса «Стулья», жанр которой, как определил сам автор, - фарс-трагедия.
В пьесе действует множество
невидимых персонажей и трое реальных
— девяностопятилетний Старик,
такая же Старушка и Оратор. Старик,
перевесившись через
Они ждут гостей и беседуют: «Вот раньше, помнишь, всегда было светло, в девять — светло, в десять — светло, в полночь тоже светло», и был когда-то такой город Париж, но четыре тысячи лет назад потускнел — только песенка от него и осталась. С одной стороны старикам свойственно говорить о том, как раньше было хорошо, а теперь все ужасно, но, возможно здесь есть и другой смысл: было светло и прекрасно до тех пор, когда человек не осознал, бессмысленность существования и тягость обыденной повседневной жизни. Старушка постоянно просит рассказать какую-то смешную историю, старик на это отвечает: «И опять, что ли, то же самое?.. Сколько можно?.. Какая тоска... Семьдесят пять лет женаты, и из вечера в вечер я должен рассказывать тебе все ту же историю, изображать тех же людей, те же месяцы... давай поговорим о другом...». А она вовсю восхищается его талантами: причитает, что честолюбия ему не хватило, а ведь он мог быть «главным императором, главным редактором, главным доктором, главным маршалом...». Старик возмущается, ведь он все-таки стал маршалом лестничных маршей — иными словами, привратником. Когда Старушка добавляет неосторожно, что не надо было талант в землю зарывать, Старик заливается слезами и громко зовет мамочку — с большим трудом Старушке удается его успокоить напоминанием о великой Миссии. Сегодня вечером Старик должен передать человечеству Весть — ради этого и созваны гости. «Соберутся абсолютно все: владельцы, умельцы, охранники, священники, президенты, музыканты, делегаты, спекулянты, пролетариат, секретариат, военщина, деревенщина, интеллигенты, монументы, психиатры и их клиенты...».
Слышится плеск воды — явились первые приглашенные. Приходит невидимая дама, затем полковник, далее приходит невидимый, но явно представительный господин, потому что Старушка начинает кокетничать с ним, ведет себя не очень прилично — задирает юбки, громко хохочет, строит глазки. Эта гротескная сцена прекращается неожиданно, и она все-таки вспоминает, что она уже старуха, повествует, о том, как ушел из дому их неблагодарный сынок, а Старик скорбит, что детей у них нет. Но их разговоры постоянно прерываются звонками в дверь, при этом темп увеличивается: все больше и больше приходит гостей. Старушка, задыхаясь, выволакивает все новые и новые стулья. Наконец звонки смолкают, но вся сцена уже уставлена стульями. Старик пробирается к левому окну, Семирамида застывает возле правого. Они ведут светский разговор с гостями и перекликаются сквозь толпу между собой. Здесь прослеживается явная метафора одиночества человека в этом мире, между людьми стоит столько преград, что невозможно через такие «стулья» докричаться до другого, а если вдруг и получится, то неизвестно какая тарабарщина дойдет до адресата.