Великая хартия вольностей

требования мятежных баронов. Эти требования баронов и их союзников составили хартию, получившую позднее название «Великой хартии вольностей». ¹⁴

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 2. Отражение интересов баронов  в «Великой хартии вольностей»

 

   Рассмотрим, какие же статьи  отражали интересы баронов:

 

   “Если кто из  графов или баронов или других  держателей,  держащих  от нас  непосредственно (in capite) за военную  повинность, умрет, и в момент  его кончины наследник его  будет совершеннолетен и обязан  будет  платить  рельеф, то  он (наследник) должен получить свое наследство  после  уплаты  стариннаго рельефа, т.е. наследник или наследники  графа  (должен  уплатить) за  целую графскую баронию сто фунтов (стерлингов), наследник или наследники барона за целую баронию сто фунтов, наследник или наследники рыцаря, владеющего  целым рыцарским фьефом, сто шиллингов самое большее; а кто меньше должен  платить, пусть и дает меньше, согласно древнему обычаю фьефов.” ¹⁵ Этой статьёй бароны защищают права своих наследников от произвольного взимания с них “рельефа” – феодального платежа, который уплачивался наследником своему сеньору при вступлении в наследство. Данная статься очень похожа на вторую статью хартии Генриха I: “Если кто из баронов моих, графов или других, которые от меня держат, умрет, наследник его не будет выкупать свою землю, как делал во время брата моего, но будет вносить за нее справедливый и законный рельеф. Подобным же образом и люди [вассалы] баронов моих будут вносить своим сеньорам за свои земли справедливый и законный рельеф.” ¹⁶ Возможно, под “справедливым рельефом” подразумевалась сумма не более 100 фунтов за баронию и 100 шиллингов за феод. Данная статья касается совершеннолетних наследников. Следующая статья выступает в интересах несовершеннолетних: “Если  же  наследник  кого-либо из  таких   (держателей)   окажется несовершеннолетним и находящимся под опекой, то, достигнув совершеннолетия, пусть получает свое наследство без уплаты рельефа и пошлины”.¹⁷ Похоже, что несовершеннолетние наследники оказывались в более выгодном положении, чем совершеннолетние. Однако если после вассала оставался несовершеннолетний наследник, сеньор становился его опекуном, вступал во владение леном и получал в свою пользу все доходы с лена, неся расходы по содержанию и воспитанию своего будущего вассала. Это право на опеку (wardship) и доходы с лена обосновывалось тем, что сеньор предоставлял свою землю в лен вассалу под условием службы и поэтому имел право пользоваться доходами с лена до тех

пор, пока наследник вассала в  свою очередь не становился способным к несению службы. В Англии совершеннолетие наступало для мужского наследника с достижением им 21 года, для женщин - с 14-16 лет.¹⁸

   Следующие статьи касаются уже конкретно опекунов: “Опекун земли этого  наследника,  который  несовершеннолетен,  должен брать с земли наследника только умеренные доходы и умеренные обычные платежи и умеренные повинности, и при этом не нанося ущерба и разорения ни людям, ни вещам”¹⁹ Как мы видим, бароны пытались ограничить опекунов от злоупотребления своими правами. Далее в этой статье говориться следующее: “и если мы поручим опеку какой-либо из таких земель шерифу или кому-либо другому, который должен будет давать нам отчет о доходах ея, и он разорит  и опустошит эту находящуюся под его опекой землю, то мы возьмем с него  штраф, и земля пусть будет поручена двум полноправным  и  честным  людям  из  этого фьефа, которые и будут  давать  отчет  о  доходах  нам  или  тому,  кому  мы назначим” ²⁰ Здесь видно, что если шериф, которому король назначит опеку над несовершеннолетним наследником, разорит его землю, то король обязуется передать опеку над наследником, а следовательно и землю, двум “полноправным и честным” людям из данного фьефа (феода). Причем они будут отчитываться лично перед баронами или специально назначенными ими людьми. Далее следует: “и если мы подарим или продадим  кому-либо  опеку  над  какой-нибудь  из таких земель, и он произведет  на  ней  разорение  или  опустошение,  то  он лишится этой опеки, и она будет передана двум полноправным и  честным  людям из этого фьефа, которые таким же образом, как сказано выше, будут давать нам отчет”.²¹ Выдержка из статьи похожа на предыдущую, но из неё можно понять, что король мог “продать” землю кому угодно, однако купивший эту землю мог распоряжаться ей только до достижения наследником совершеннолетия. Здесь уж выгода покупавшего данную землю, в какой-то степени зависела от возраста наследника.

    Как уже говорилось, данная  статья ограничивала опекунов  в злоупотреблении своим положением. Оказавшись временным распорядителем  вотчины, опекун, естественно, старался получить от неё максимальную выгоду, даже ценой полного её разорения. Несколько примеров: Ричард Руффус будучи опекуном манора Кимболтона присвоил себе из домена 20 волов, 5 коров, 3 мула, и вырубил в лесу более 200 дубов, построил себе дом в Лейстере и роздал 42 дерева своим родным. Томас, сын Бернарда, был опекуном наследника Гильберта de Monte. Ежегодная рента

подопечной вотчины составляла £4.15.5, но если бы домен был снабжен «должным образом» скотом, т. е. имел бы волов для двух плуговых упряжек, 4 коровы, 1 быка, 5 свиней, то рента составила бы £ 8.10.5. За 8 лет своего опекунства он свел с домена весь скот (ibid., р. 29). Адам, сын Роберта, был опекуном манора Gaytorp (Линк.). За время опекунства он из 600 «подопечных» овец продал 260 и присвоил себе выручку в £10.11.8; 280 овец погибло. Выручку за их шкуры в сумме £4.12.0 он тоже присвоил себе. Осталось после него всего 60 овец (ibid., р. 9). Подобных примеров множество.²²

   К тому же часто опекуны не торопились возвращать владения достигшим совершеннолетия наследникам. От этого защищала следующая статья хартии: “Опекун же, пока будет держать  в  опеке  землю,  будет  поддерживать дома, парки, помещения для скота, пруды, мельницы и  прочее,  относящееся  к этой земле, из доходов этой земли и обязан будет передать наследнику,  когда тот достигнет совершеннолетия, всю его землю  снабженной  плугами  и  другим сельскохозяйственным инвентарем, сколько требуется его  в  рабочее  время  и сколько можно иметь его, сообразуясь разумно с доходами с земли”.²³

   Шестая статья  хартии гласит: “Наследники будут  вступать в брак так, чтобы  не было неравнаго брака, и  таким при том образом, чтобы  до заключения брака  об  этом  доводилось  до сведения  близких из кровных родственников самого наследника. ”²⁴ Из этой статьи можно понять, что у опекуна было право распоряжаться браком подопечных. Сюзерен, как правило, осуществлял это право не только по отношению к наследницам, но и к наследникам. Совершеннолетие мужчины по общему праву наступало в 21 год, а женщины в 14—16 лет. В случае отказа наследницы или наследника от предложенной им «партии» они должны были уплатить «файн» опекуну в сумме valor maritagii, т. е. цены, которую предлагали за их руку претенденты.²⁵ Похожая, восьмая статья свидетельствует о том, что у опекуна было право распоряжаться браком не только юных наследников, но и вдов умерших баронов: “Никакая вдова не должна быть принуждаема к браку, пока  желает  жить без мужа, так, однако, чтобы представила ручательство, что не  выйдет  замуж без нашего согласия, если она от нас держит, или без согласия своего сеньора, от которого она держит, если она от

кого-либо другого (а не от нас) держит.” ²⁶ Еще одна статья защищала вдов от посягательства на их вдовью часть и приданное, а так же оговаривала, что вдова не обязана за это ничего платить: “Вдова  после смерти  мужа  своего  немедленно  же  и без   всяких затруднений пусть получает приданое и свое  наследство  и пусть ничего  не платит за свою вдовью часть или за свое приданое, или  за  свое  наследство, каковым наследством муж её и сама она владели в день смерти  мужа,  и пусть остается в доме своего мужа в течение сорока  дней  после смерти  его,  в течение которых ей будет выделена её вдовья часть”.²⁷ Можно понять, что нередки были случаи вымогательства денег с вдов, а так же несправедливым распоряжением “вдовьей части”. Правда, так же можно понять, что через сорок дней вдову всё равно “выселяли” из дома.

   Если бароны попадали в долговую зависимость от короля или иных лиц, то на этот случай были предусмотрены последующие три статьи. Так, от конфискации земли королём за долги ограничивала статья, в которой говориться, что: “ни мы (король), ни наши чиновники не будем захватывать ни земли, ни дохода  с неё за долг,  пока  движимости  должника  достаточно  для  уплаты  долга;  и поручители самого должника не будут принуждаемы (к уплате его  долга),  пока сам главный должник будет в состоянии уплатить долг; и если главный  должник окажется не в состоянии уплатить долг, не имея откуда заплатить,  поручители отвечают за долг и, если пожелают, могут получить земли и доходы должника  и владеть ими до тех пор, пока не получат возмещения долга, который они  перед этим за него уплатили, если только главный должник не докажет,  что  он  уже рассчитался с этими поручителями.” ²⁸ Прежде чем взять в долг у короля, барон должен был найти поручителей, которые в форс-мажорной ситуации должны были рассчитаться с долгами, однако, они имели право распоряжаться доходами с земель “должника” до погашения всех расходов.  О том, что бароны брали деньги в долг у короля, свидетельствуют многочисленные факты вынужденных рассрочек даже сравнительно небольших фискальных платежей на долгие годы и десятилетия. Приведём только некоторые примеры. Гуго de Bray и Беатриса, его жена, должны были казне 16 марок, король разрешил им выплачивать эту сумму в течение 8 лет, т. е. по 2 марки в год. С Вильяма de Ferrariis казне причиталось 300 марок, и так как король разрешил ему

вносить ежегодно по 20 ф. ст., то вся сумма долга была таким образом рассрочена на 10 лет. Долг некоего Генриха de Cokefeud исчислялся в сумме 80 ф., но так как ему разрешено было вносить ежегодно по 1 ф., то казна могла рассчитывать на погашение этого долга лишь через 80 лет. Наконец, Ричарду de Cornherdo, задолжавшему фиску £ 447.9.9, было разрешено вносить в год только по 64 шилл., иначе говоря, долг был рассрочен более чем па 150 лет.²⁹

   Еще более многочисленными  являются свидетельства памятников XII—XIII вв. о задолженности светских  лордов частным лицам — ростовщикам. Так, в опубликованной долговой книге фламандского ростовщика середины XII в. Вильяма Cade мы находим длинный перечень должников, в разное время занимавших у него деньги. Среди них мы встречаем и высших сановников того времени, таких, как Вильям Maudnil и Генрих Фитц-Геральд — управляющий королевским двором, Манассер Bisset — стюард короля, королевских судей: Вальтера Фитц-Роберта, Ричарда de Ilcestrie и др. В списке его должников значатся графы Глостерский, Лейстерский, Мандевиль и многие обладатели бароний, такие как Эрнальд de Bosco, Сегер do Quency, Бернард de Sancto Valery и др. Проблема задолженности дворянства ростовщикам стала уже в начале XIII в. проблемой общенациональной. ³⁰ Это обстоятельство отразилось в статьях 11 и 12 хартии: “Если кто возьмет что-нибудь, больше или меньше, взаймы у евреев  и умрет раньше, чем этот  долг  будет уплачен,  долг  этот  не  будет  давать процентов, пока наследник (умершего) будет несовершеннолетен, от кого бы  он ни держал (свою землю), и если долг этот попадет  в  наши  руки,  мы  взыщем только то имущество, которое значится в долговом обязательстве.”³¹ Как видно, несовершеннолетние наследники защищались данной статьёй от роста долга, а если долг перекладывался на короля, то король не мог злоупотребить данным обстоятельством. Так же от долговых обязательств ограничивались и вдовы: “Если кто умрет, оставшись должным евреям, жена его должна  получить свою вдовью часть и ничего не обязана давать в уплату этого долга; и если  у умершего  остались  дети  несовершеннолетния,  им  должно  быть   обеспечено необходимое соответственно держанию  умершего,  а  из  остатка  должен  быть уплачен долг, но так, чтобы повинности, следуемые  сеньорам  (умершего),  не потерпели при этом никакого ущерба; таким же образом надлежит поступать и  с долгами другим, не евреям.” ³²

   В следующей статье отражено  стремление ликвидировать злоупотребления короля правами на взимание феодальных поборов, затрагивающих непосредственно держателей согласием общего совета: “Ни щитовые деньги, ни пособие  (auxilium)  не  должны  взиматься  в королевстве нашем иначе, как по общему совету королевства нашего  (nisi  per commune consilium regni nostri), если это не для выкупа нашего из плена и не для возведения в рыцари первородного сына нашего  и не  для выдачи  первым браком замуж дочери нашей первородной; и для этого должно  выдавать  лишь умеренное пособие”³³ Как видно, бароны добивались, чтобы “щитовые деньги” (денежная плата взамен службы) и пособия взимались не по личной “прихоте” короля, а по установке общего совета королевства, состав которого уже оговаривался в 14 статье: “А для того, чтобы  иметь  общий  совет  королевства  при  обложении пособием в других случаях,  кроме  трех  вышеназванных (выкуп из плена, возведение в рыцари первого сына, выдача замуж первой дочери),  или  для  обложения щитовыми деньгами, мы повелим  позвать  архиепископов,  епископов,  аббатов, графов и старших баронов (majores barones) нашими письмами за нашей печатью; и кроме того повелим позвать огулом, через шерифов  и  бэйлифов  наших, всех тех, которые  держат  от  нас  непосредственно  (in  capite);  (повелим позвать мы всех их) к определенному дню”³⁴

   21 статья хартии выводила  баронов и из-под действия королевских  судов: “Графы и бароны будут штрафоваться  не  иначе,  как  при  посредстве своих пэров, и не иначе, как сообразно роду проступка.”³⁵ Суд над графами и баронами могли производить пэры – равные по титулу. И отдельно, для других “свободных” людей была другая статья – номер 39: “Ни один свободный человек не будет арестован или заключен в тюрьму, или лишен  владения,  или  объявлен  стоящим  вне  закона,  или  изгнан,  или каким-либо (иным) способом обездолен, и мы не пойдем на него и не пошлем  на него иначе, как по законному приговору равных его (его пэров)  и  по  закону страны.”³⁶ Возможно, изначально бароны стремились установить суд из равных только для себя, но чтобы заручиться поддержкой других слоёв населения, включили в хартию статью, требующую “суд равных” для всех

“свободных людей”. Как  бы то ни было “графы и бароны” и  “свободные” оказались в разных статьях. А статьёй 52 бароны стремились отменить старые приговоры королевских судей: “Если кто был лишен  нами,  без  законного  приговора  своих  пэров, (своих) земель, (своих) замков, (своих)  вольностей  или  своего  права,  мы немедленно же вернем ему их”.³⁷

   32 статья обязывала  короля не держать у себя  земель осужденного барона больше года: “Мы не будем удерживать у себя земель  тех,  кто  обвинен  в  тяжких преступлениях, дольше года и дня, а затем земли эти должны  быть  возвращены сеньорам этих ленов”.³⁸ Можно понять, что если барон был обвинён в тяжком преступлении, то король имел право конфисковать землю этого барона на неопределённый срок либо навсегда.

   34 статья постановляет, что  впредь король не будет никому  выдавать приказов, носящих название Praecipe, для перенесения иска о собственности на то или иное держание от феодальной курии в королевскую, нанося таким образом ущерб владельцу курии: “Приказ, называемый Praecipe, впредь не должен выдаваться кому бы то ни было о каком-либо держании и, вследствие чего свободный  человек  мог  бы потерять свою курию”.³⁹ Петрушевский Д. М. отмечал, что данная статья заслуживает особого внимания, свидетельствуя о том, что поднявшие движение бароны не ограничивались протестом против грубых нарушений их феодальных прав, но и шли дальше, выступая против принадлежащего королю права вторжения в юрисдикционные права феодалов, осуществляющегося им с помощью приказа Praecipe и приказа о праве. ⁴⁰ Гутнова Е. В. замечала, что в данной статье под “свободным человеком” можно понимать только барона так, как ни простой свободный человек, ни даже мелкий рыцарь как правило не располагали своей курией для свободных держателей. ⁴¹