Первобытный театр

В отличие от искусства эпохи цивилизации первобытное искусство не составляет автономной области в сфере культуры. В первобытном обществе художественная деятельность тесно переплетается со всеми существующими формами культуры: мифологией, религией. С ними она существует в нерасторжимом единстве, образуя то, что называется первобытным синкретическим культурным комплексом.

В первобытном обществе чуть ли не все виды духовной деятельности связаны с искусством и выражает себя через искусство. На этой стадии развития искусство является таким же многозначным инструментом духовной культуры, каким для трудовой деятельности первобытного человека был заостренный камень — универсальное орудие, использовавшееся во всех случаях его жизни.

В первобытном искусстве  получают свое развитие первые представления об окружающем мире. Они способствуют закреплению и передаче первичных знаний и навыков, являются средством общения между людьми. Труд, преобразующий материальный мир, стал средством целенаправленной борьбы человека с первозданной природой. Искусство, упорядочивающее систему представлений об окружающем мире, регулирующее и направляющее социальные и психические процессы, служило средством борьбы с хаосом в самом человеке и в человеческом обществе.

Игры, танцы и театрализованные представления у охотничьих народов непосредственно связаны с основным видом их трудовой деятельности — охотой. Это, в частности, своеобразные театрализованные представления и танцы с переодеванием в шкуры животных, подражанием их голосам и повадкам, метание копий, стрельба из лука и т. п. Такая связь между различными видами художественной и трудовой деятельности наблюдается и у земледельческих и скотоводческих  народов во всех частях света.

Две особенности начальной  ступени художественного освоения человеком мира представляют интерес для морфологического анализа искусства.

Первая состоит в том, что изначально границы между художественной и нехудожественной (жизненно-практической, коммуникативной, религиозной и т. д.) сферами человеческой деятельности были весьма неопределенными, расплывчатыми, а подчас просто неуловимыми. В этом смысле часто говорят о синкретизме первобытной культуры, имея в виду характерную для нее диффузностъ разных способов практического и духовного освоения мира.

Вторая особенность  исходной ступени художественного развития человечества состоит в том, что мы не находим там также сколько-нибудь определенной и четкой жанрово-видовой структуры. Словесное творчество еще не отделено в ней от музыкального, эпическое — от лирического, историко-мифологическое — от бытового. И в этом смысле эстетика давно уже говорит о синкретичности ранних форм искусства, морфологическим же выражением такой синкретичности является аморфность, то есть отсутствие выкристаллизовавшейся структуры.²

Художественные элементы первобытной культуры как бы вырастали из ее нехудожественных элементов и долгое время не отчленялись от последних. Так, древние танцы и пантомимы жили в лоне магического обряда, имевшего своей целью обеспечение успеха в охоте, на войне и т. д.; столь же отчетлива изначальная вплетенность песни в трудовые процессы, в разнообразные культовые обряды, в молитвенные заклинания шаманов и жрецов; так, изображения животных на стенах пещер, на скалах, на орудиях труда часто обнаружившей" все ту же связь с магией, с тотемским культом, а иногда оказываются своего рода письменами, что делает понятным дальнейший процесс формирования пиктографии, то есть изобразительной письменности; так, основной целью орнаментальной раскраски человеческого тела и его украшения всевозможными ожерельями, браслетами, подвесками было обозначение принадлежности индивида к племени, к роду, к тотему, а затем и обозначение его общественного положения, состояния, умения. Художественное начало органически вплеталось и в процесс изготовления всевозможных утилитарных изделий.

Рассматривая первобытную художественную культуру более пристально, мы имеем возможность пойти дальше ставшего уже традиционным ее определения как синкретической, ибо оказывается, что синкретизм этот имел даже в самом начале известные границы.

3.1. Проявление первобытного синкретизма через театральное искусство

Театральное искусство, искусство преображения человека в иной образ, возникло в истории, какие главные этапы в своем развитии оно проходило и каким театральное искусство стало с точки зрения этого развития. Утверждая в качестве специфического для искусства театра преображение человека в иное существо, автор пытался проследить путь развития театрального искусства, начиная от явлений, сложившихся еще в первобытнообщинном строе, вплоть до возникновения и формирования театра в древнегреческом рабовладельческом обществе.

Уже на самых ранних этапах развития первобытного общества существовало определенное разделение труда между мужчинами и женщинами — в том смысле, что женщины преимущественно занимались домашней работой и собирательством, а мужчины охотились. Необходимо особое внимание обратить на то обстоятельство, что охота была формой труда, свойственной прежде всего мужской половине общества. Театральное искусство оказалось исторически связанным именно с мужским трудом.

Охота сделалась одной  из нормальных отраслей труда благодаря изобретению лука и стрел, а лук и стрелы представляют собой относительно сложное оружие, изобретение которого предполагает долго накапливаемый опыт и изощренные умственные силы, следовательно, и одновременное знакомство со множеством других изобретений. Одним из таких изобретений и была, надо думать, маскировка под объект охоты. Сущность последней заключалась в том, что первобытный охотник, в целях более успешной охоты, надевал на себя шкуру того или иного животного вместе с его головой или только голову животного (а впоследствии заменявшую ее маску и искусственно изготовленный костюм) и в таком преображенном виде подкрадывался к животному на расстояние, необходимое для успешного результата охоты.

Подобная форма преображения могла возникнуть в практике первобытного человека никак не ранее того, когда в ней появилась производственная необходимость. Когда охота становится «одной из нормальных отраслей труда», возникает необходимость и маскироваться; при других, более ранних формах труда, как, скажем, собирательство, этот прием не мог появиться ввиду его полной производственной никчемности.

Среди памятников изобразительного искусства эпохи верхнего палеолита  имеется довольно значительное количество изображений, которые представляют собою какие-то странные существа получеловеческого-полуживотного характера. Археологи усматривают среди них человека с головой лошади, медведя, быка, верблюда, серны и т. д.

Кого же изображают эти  рисунки? Мнения исследователей по этому  вопросу существеннейшим образом расходятся. Некоторые из них находят возможным трактовать эти рисунки как изображения охотников, замаскированных для охоты; некоторые расшифровывают их как изображения охотников, совершающих охотничий магический танец-обряд; одни видят в этих рисунках изображения тотемистов, совершающих религиозный обряд в честь тотема, другие — колдунов или жрецов, отправляющих культовый обряд, а некоторые — мифических предков, имеющих  получеловеческий-полуживотный облик.

Археологические изображения  замаскированных людей, несомненно, являются наиболее ранним отображением и наиболее ранним свидетельством существования в первобытном обществе приема маскировки, так же, как маскировка в охотничьих целях представляется нам наиболее ранней формой преображения человека в иное существо.

Если же обратиться теперь к трудовой практике тех культурно отсталых народов, в жизни которых сравнительно недавно охота играла существенную роль, можно найти многочисленные примеры переряживания в охотничьих целях.

Несмотря на то, что охотничья маскировка — это, несомненно, трудовой процесс и к театру как будто никакого отношения не имеет, именно здесь, именно на этом этапе развития, на основе глубокого и тщательного изучения повадок промыслового животного (а наблюдательность первобытного охотника поистине поразительна), человек развивает и совершенствует свои имитационные способности, стремясь как можно точнее передавать поведение того или иного животного.

Именно охотничья маскировка и послужила предпосылкой к созданию охотничьей пляски, а эта последняя занимает уже существенное место в процессе возникновения и формирования театрального искусства.

Во время пляски изображается весь процесс охоты. И так как  изображается таковой перед настоящей  охотой, а у некоторых народов  и после нее, он представляет собой образное отражение действительности и воспроизведение последней в образах и действии. Необходимо подчеркнуть, что в охотничьей пляске изображается не вообще охота, а только успешная, то есть наблюдается попытка типизировать, обобщить, что свидетельствует уже о высоком уровне развития сознания первобытного охотника.

Кроме того, в охотничьей пляске мы имеем дело с определенным зафиксированным содержанием, своеобразным сценарием представления, которое в случае необходимости повторяется и, таким образом, приобретает характер закрепленной в сознании формы. Этот сюжетный сценарий разыгрывается и реализуется через определенных действующих лиц — животных, на которых якобы охотятся, и охотников, которые якобы охотятся.

Правда, необходимо отметить, что специфичное, с нашей точки  зрения, для театрального искусства преображения исполнителя в иное существо мы можем констатировать только в отношении изображения бизона; что же касается охотников, то последние продолжают оставаться сами собою, играя, таким образом, самих себя. Нельзя, однако, при этом забывать о процессе развития: на данном этапе человек научился изображать животное, но не умеет еще создавать образа своего сородича и перевоплощаться в этот образ. Да на данном этапе в этом и нет решительно никакой необходимости. А когда необходимость эта возникнет, появится и образ человека.

Надо сказать, что образ животного в охотничьей пляске настолько неустойчив, а само преображение в образ еще носит настолько внешний характер и еще не осознается как перевоплощение в образ, что это позволяет исполнителям легко переходить от одной роли к другой, изображая по ходу действия то бизона, то охотников на него, а то и находясь среди зрителей с маской в руках в полной готовности сменить уставшего товарища.

Тем не менее, облачившись  в шкуру и маску бизона, охотник вступает во взаимодействие со своими партнерами, причем его мысли и чувства, как это можно предполагать, заняты исполнением роли в строгом соответствии с предписаниями сценария.

Да иначе и быть не могло: на данном этапе весь коллектив заинтересован прежде всего в наиболее точном выполнении установленных обрядовых предписаний.

Охотничья пляска сопровождается соответствующей музыкой барабанов  и трещоток, а также пением присутствующих. Пляску эту созерцают и зрители — женщины и дети, присутствие которых не возбраняется, а также и отдыхающие от пляски мужчины. Хотя надо сказать, что строгой дифференциации на зрителей и исполнителей здесь тоже еще не существует: любой из зрителей-мужчин может в любой необходимый момент стать исполнителем, так же как и любой из исполнителей, устав от пляски, может оказаться в толпе зрителей.

Особенности охотничьей пляски, которая, несомненно, представляет собою отражение действительности в образах, в которой уже имеется налицо преображение исполнителей в иной образ, и выступление в действии перед зрителями — все это дает нам основание относить охотничью пляску к одной из самых ранних форм проявления театрального искусства в первобытном обществе.

Новым этапом в развитии элементарного театрального искусства являются пляски, широко известные в этнографической литературе под общим названием тотемических плясок. Пляски эти, представляющие собою дальнейшее развитие плясок с изображением животного, очевидно, были широко распространены в первобытной общине и являлись внешней формой выражения того мировоззрения первобытного человека, которое    известно в науке под названием тотемизма.

В тотемических плясках  обнаруживаются попытки создания элементарного художественного образа. В самом деле, если прежде человек преображался, в сущности говоря, в любое животное, на которое он охотился или в облике которого он мог подкрадываться к объекту охоты, то отныне он может изображать только то именно животное, которое считается его тотемом. Более того, пляска, изображающая животное, и общественная группа, исполняющая пляску, в сознании связываются вместе: у некоторых народов, например, вместо того, чтобы спросить при встрече, к какой группе принадлежит человек, спрашивали: какую пляску ты пляшешь.

Благодаря всему сказанному тотемические пляски можно рассматривать не только как дальнейшее развитие элементарных проявлений театрального искусства в первобытном строе, но и как новый, существенный этап в развитии этого искусства.

Переход к земледелию — это важнейший этап в жизни первобытного общества: земледелие обеспечивало более надежный и устойчивый источник питания, земледелие позволяло делать запасы и хранить их, земледелие сделало возможным появление излишков продукта труда, наконец, со временем, земледелие привело к оседлому образу жизни.

Все эти перемены не могли  не найти отражения и в идеологии. Прежде всего переосмысляется и выступает в новой роли образ животного, до сих пор связанный с охотой. Замаскированный животным принимает участие в земледельческих операциях, якобы обеспечивая их успешное выполнение.

Однако наибольшее значение приобретает в этот период изображение человека.

С человеком в качестве действующего лица представления мы встречались уже при рассмотрении охотничьих плясок: здесь при воспроизведении сцен охоты, наряду с животными — объектом охоты — выступали и охотники. О примитивном образе человека как действующем лице в особых, специальных представлениях можно судить с того момента, когда по каким-либо причинам человек делает попытки передать облик своего сородича. Причины эти опять-таки необходимо искать в общественно-трудовой деятельности человека.

Итак, в первобытном, так же как и в традиционном обществе художественная деятельность переплетается со всеми иными аспектами культуры, в том числе с мифологией, религией, обрядом. Она существует с ними в нерасторжимом единстве, образуя то, что называется первобытным синкретическим комплексом.