Семья и семейный быт народов Кавказа

Страшным злом для женщины  было многоженство. Муж мог привести в свой дом новую жену. Если первая была достойной женщиной, пользующейся уважением и любовью в семье  мужа, общественное мнение осуждало такого мужчину. Но если она не рожала мальчиков  или вообще не имела детей, он получал  право, санкционированное обществом, на новый брак. Постоянный страх  быть оставленной мужем, страх перед  его новым браком (энгар йоалаяр) воспитывали у женщины рабскую психологию, угодничество мужу, мужчинам в семье. Бездетная женщина, стараясь укрепить свое положение в семье, сама могла содействовать новому браку мужа, иногда выступая в качестве свахи. Женщина, сумевшая по ставить интересы мужа и его рода выше личных, пользовалась всеобщим уважением.[7]

Но в сущности своей  уважение и почитание женщины  у ингушского народа сохранились. Параллельно  со строгостью к женщине существовало и другое, самое теплое, доброжелательное отношение к ней. Таких семей  было больше. О женщине говорили: как много зависит от нее, она может сплотить семью, родню. Хорошая женщина из посредственного мужчины может сделать князя, а плохая — из князя — батрака. Или: в доме, где женщина ласкова, и солнце ярче светит.

В семьи, где мужчины жестоки  к женщинам, отказывались вы давать замуж дочерей и сестер.

 
3. Формы заключения брака у ингушей

Вопросам заключения брака  и создания семьи ингуши, как и  все другие народы, придавали большое  значение. Браки заключались преимущественно  по воле родителей и согласно традиционным нормам обычного права.

В дореволюционном прошлом  найти невесту для ингуша было нелегким делом. Этому мешали как  материальные условия жизни, так  и различные условности и ограничения. Вдвойне это было трудно для разведенных  женщин и девушек. Во-первых, строго соблюдалась экзогамия — запрет на вступление в брак кровных родственников, в том числе и дальних и  даже тех, степень родства которых  невозможно было установить как по материнской, так и по отцовской  линии.

Обязательным было соблюдение возрастной очередности заключения брака со стороны братьев и  сестер. Часто неустроенность старшей  дочери или сына являлась помехой  своевременному вступлению в брак их младших сестер или братьев.[4]

Одним из серьезных препятствий  для браков у ингушей являлось социальное происхождение. Хлены фамилии — «эзди тайпа» («благородной фамилии») могли заключать брак с представителем такой же фамилии, чем обеспечивалась социальная гомогенность семьи. Если у чеченцев термин «тоьлла нах» («лучшие люди») относится к отдельным семьям или отдельным авторитетным людям , то у ингушей термином «эзди тайпа» называют всю фамилию, ведущую происхождение от единого предка. Первоначально термин «эзди» определял экономическое и численное превосходство отдельных фамилий, их авторитет, главенствующее положение среди остальных. Их репутация и авторитет передавались из поколения в поколение. Выдать дочь за представителя такой фамилии или жениться на дочери, принадлежащей к ней, было всегда желанным. На первый взгляд могло показаться, что ингуши не принимали во внимание имущественное положение семьи, с которой хотят породниться. «На состояние невесты у ингушей мало внимания обращают, оно и понятно: ведь особенно большого приданого за дочерью не дают» , — пишет Б. Далгат. Однако наш полевой материал, напротив, свидетельствует, что в конце XIX — начале XX в. имущественное состояние семьи при создании брачных сою зов ингушей играло немаловажную роль, особенно при выдаче девушек замуж. Недаром народная поговорка гласила: «ВоIа фу лаха, йоIа цу лаха» — «Ищи сыну семя (род, фамилию, людей, то есть поддержку), дочери толокно (то есть богатство)». При заключении брачных союзов большое значение придавалось наличию в семье большого числа мужчин. Объясняется это и патриархальными порядками, и трудными условиями жизни в горах, и трудоемким характером хозяйственной деятельности. Когда одобряли претендента на девушку-невестку, говорили: «Нах болаш нах ба уж» — «У них большая семья» (буквально — «люди, имеющие людей»). И, напротив, когда не одобряли — «Воша воаца йиша» — «Сестра без брата» — нежеланная невеста.

Большое значение при сватовстве имела религиозная принадлежность жениха и невесты. Браки с представителями  другой религии запрещались. Не одобрялись и браки с представителями  другой религиозной секты.[8]

Ранние браки среди  ингушей были редкостью. Наиболее распространенным брачным возрастом у них был  возраст в 20 лет. «Девочки по адату  должны выходить замуж не ранее 18-ти лет; это делается для того, чтобы  девушка выучилась самостоятельно вести хозяйство» , — пишет Б. Далгат. Но ингушская действительность знает немало случаев, когда из-за низкого материального достатка вступающих в брак . Браки заключались иногда и в 30—40 лет. К выбору жениха или невесты относились с большой ответственностью. В народе была распространена поговорка: «Засидевшаяся девушка не остается без (хорошего) жениха» . По свидетельству одного пожилого ингуша, в старину женились, «когда борода смешается с усами» . Это объяснялось рядом причин и прежде всего большим калымом.

Основными формами заключения браков у ингушей являлись: I —  сватовство; 2 — брак уводом.

Наиболее распространенной формой заключения брака являлась первая. Она предполагала длительный период подготовки к помолвке, далее наступал более или менее длительный период после помолвки, во время которого брачующиеся стороны поддерживали между собой тесные родственные  связи.

Специфической разновидностью такой формы заключения брачного союза был порядок, согласно которому невесту увозили в дом жениха в день сватовства или в ночь сватовства вместе со сватами. Эта форма брака  имела свое специальное название: «ехар-йигар цаI долаш» — «сватовство и свадьба одновременно». В основе этой формы брака, как правило, лежали соображения материального порядка. В этом случае значительно сокращались расходы обеих сторон. Особенно выигрывали жених и его семья. Он освобождался от необходимости одаривать родных не весты, наносить дорогостоящие визиты в ее семью — «найц чува-хар» и др. Свадьба в этом случае игралась лишь в доме жениха, что значительно сокращало и расходы родителей невесты. В доме невесты устраивали лишь проводы. Родственницы, соседки, подруги приносили невесте подарки, а мужчины давали ей деньги на подарок. Последние использовались по усмотрению родителей, а подарки отправляли с невестой в дом жениха, где она одаривала ими родных мужа.

К браку «ехар-йигар цаI долаш» прибегали и в случае каких-либо семейных осложнений: опасения, что девушка тайком убежит замуж за другого, опасность насильственного ее увода кем-то и т. п.[10]

Вторая форма заключения брака, так называемый брак уводом, имел следующие разновидности:

а) соглашение молодых и  добровольный побег девушки с  любимым. К такому пути молодые прибегали  чаще всего в тех случаях, когда  родители не соглашались на их брак. Жених вместе с другом приезжал в  условленное место, забирал ее и  приводил к кому-либо из своих друзей или родственников;

б) увод насильственным путем, без согласия девушки и ее родителей. К такому пути молодой человек  прибегал в том случае, если был  оскорблен отказом со стороны  девушки или ее родителей. К этой форме брака прибегали и те молодые люди, которые не имели  средств для выплаты калыма. В этом случае материальные расходы осуществлялись только при заключении перемирия. Очень часто к этой форме заключения брака прибегала и богатая молодежь, особенно в том случае, если их богатство оставляло девушку равнодушной или если она отдавала предпочтение другому;

в) увод насильственным путем  с согласия родителей, но без согласия девушки.

Рассмотрим основные формы  заключения браков.

Когда родители решали, что  пора женить сына, они обращались с  просьбой к ближайшим родственникам  подыскать ему не весту. При выборе невесты родственники учитывали  ее происхождение, личные качества (трудолюбие, кротость, уживчивость, обходительность, знание этикета). Через посредника родители передавали сыну пожелание, чтобы он присматривался к девушкам, бывал  с друзьями в гостях, на празднествах. Увидеться, а тем более поближе познакомиться молодым людям было очень трудно. Молодой человек высматривал девушек у родников, колодцев, в гостях у родственников, во время торжеств, где девушки появлялись с родителями. А в более ранние времена семьи, в которых была взрослая девушка, с утра открывали настежь ворота, что являлось знаком наличия в этом доме девушки на выданье. Молодой человек или один из его родственников по просьбе родителей юноши появлялись поблизости этого дома. Такая встреча позволяла лишь оценить ее внешность. О семье, ее происхождении (из какого рода, фамилии), ее личных качествах узнавали у родственников и их соседей. [9]

Таким образом, найти себе пару, а родителям — невестку было сложно.

Очень много значила репутация  молодого человека и девушки. Хорошая  репутация часто была единственным основанием на удачный брак. Личностные качества в определенной мере узнавались с помощью обычая «зоахалол» — «сватовства». Этот обычай состоял в следующем: на молодежных сборах, во время свадеб, других торжеств молодой человек мог сделать предложение девушке, а девушка принять это предложение, но это их ни к чему в будущем не обязывало.

Искусство шить и ткать, вышивать и т. п. много значило в репутации  девушки. «Дика йоI» — «хорошую девушку» старались «не упускать». Поговорка гласит: «На хорошей девушке женится односельчанин». После того, как выбор невесты завершен, начинается первый этап свадебных обрядов — сватовство. До официального сватовства к родителям невесты посылают доверенного человека для того, чтобы разузнать мнение родителей и самой девушки о молодом человеке и о ее намерениях. В качестве доверенного человека мог выступить общий родственник, сосед, знакомый. Если ему удавалось достичь предварительного согласия, к родителям девушки посылали двух-трех почтенных и уважаемых сватов. Цель их первого визита — «зоахалол дIахьоаде» — «объявить о сватовстве». Сваты начинали восхвалять жениха, его личные качества, его семью. Если жених обладал явными недостатками (не красив, стар), сваты старались их как-то оговорить, оправдать или скрасить. «Къонах ча мо ийрча а хила веза, борз мо майра а хила веза» — «Мужчина должен быть некрасив, как медведь, но храбрый, как волк» , — говорили они, например, в том случае, если жених был уродлив.

Если отец считал, что  предлагаемая партия для его дочери не подходящая, он выдвигал какой-нибудь благовидный предлог для отказа (дочь еще слишком молода, или  семья без нее пока не может  обойтись, или сначала сына надо женить и др.). Но хорошие сваты  должны были проявить настойчивость  и попытаться склонить на свою сторону  родственников и друзей родителей. Известны случаи, когда сватовство длилось годами. Семья молодого человека и сам он (если сватовство осуществлялось с его согласия) с волнением  ожидали возвращения сватов. Отказ  воспринимался ими как оскорбление  достоинства жениха и его семьи. Часто родители девушки давали согласие обычно лишь после неоднократных  визитов сватов и их уговоров, если даже и были согласны принять сватовство. В первый визит они обещали  подумать, посоветоваться с родственниками. Много просьб и хлопот бывало в  случае, если девушка была из сословия «эзди», а жених — из сословия «лай». До начала XX века такое сватовство было обречено на провал, даже в том случае, если девушка любила молодого чело века. Бывали случаи, когда родители могли согласиться на брак дочери с сословно неравным претендентом на ее руку, если дочь оказывалась очень настойчивой и если существовала реальная опасность, что она может убежать из дома и самовольно выйти замуж за своего избранника. Девушке из «хорошей фамилии» и девушке с хорошей репутацией обычно одновременно делалось не сколько предложений. В этом случае родители иногда набивали цену дочери: сватов принимали в разное время и им тактично намекали, что у них есть и другие претенденты на руку дочери. Однако такое поведение родителей девушки считалось достойным презрения и осуждалось.[11]

Пообещав сватам «дагадовла» — «посоветоваться», «подумать», родители справлялись через посредника о мнении дочери. Эта миссия возлагалась на младшую дочь или на невестку и имела во многом ритуальный смысл. «Я согласна с решением отца и готова выполнить его волю», — такой ответ дочери был наиболее типичным для периода патриархальных порядков. К тому же несогласие дочери могло и не изменить и чаще действительно не меняло решения родителей. В некоторых семьях родители, если считали, что предложение выгодно для семьи и рода, согласие дочери да же не спрашивали. Девушке оставалось только горько оплакивать свою долю. Немало у вайнахов народных песен, в которых на сильно выдаваемые замуж девушки оплакивали свою судьбу, по терянное счастье и волю.

В том случае, если сватовство принималось, отец или дядя девушки  сообщали сватам о том, чтобы они  приходили за окончательным ответом  в указанное время. Сваты приходили  с деньга ми на подарки для матери или другой почтенной женщины семьи «захал», угощением для девушек, гостинцами для детей (конфеты, печенье и др.) и приводили «зIамига устагI» — «маленького барана» на ужин. Новые родственные узы скреплялись с помощью «цIий дахийта» («пустить кровь») — резанием барана, — рассказывают информаторы . Затем следовал первый визит жениха, зятя в дом невесты. Его отмечали торжественно: резали барана и собирали близких, родных, соседей.

Вместе с бараном привозили  мешок муки, чай, масло, кур, рис, кондитерские изделия и др. В зависимости  от обеспеченности жениха этот список мог увеличиться или уменьшиться, но, чтобы не прослыть бедными или  жадными, родители жениха отдавали годами накопленные сбережения и даже входили  в долги. Для экономии визит жениха в дом невесты обычно приурочивали к вечеру сватовства. Как только достигалось окончательное соглашение и отец невесты давал «дош» — «слово», «обещание» на брак, сваты просили «найц чувайта» — разрешить жениху придти в тот же вечер с друзьями. После того, как следовал положительный ответ, юноша или подросток, который приходил вместе со сватами для оказания им необходимых услуг, отправлялся в дом жениха и сообщал об удачном сватовстве и приглашал зятя. Общественность села очень одобрительно относилась к совмещению времени сватовства и визита жениха в дом невесты, усматривая в этом знак уважения со стороны отца невесты к новым родственникам, стремление не обременять их. Но родители невесты могли и не согласиться на совмещение этих двух важных событий цикла предсвадебных обрядов. Если сватовство происходило неожиданно и родственники не были оповещены и приглашены на церемонию, отец невесты мог отказывать принять зятя в тот же вечер. Не пригласить юношей и девушек, родственников и соседей на церемонию «найц чувоагIаш» («когда приходил зять») значило вызвать их неудовольствие и большую обиду, так как день первого прихода зятя — для всех большой праздник. Вместе с женихом в дом его будущего тестя приходило несколько его друзей. Невеста к этому дню готовила носовые платочки, искусно отделанные мережкой. Получение такого подарка от невесты имело большой символический смысл: этим невеста выражала свое уважение и расположение к одариваемому . Друзья жениха и сам жених располагались в разных комнатах. К друзьям жениха приходили молодые люди со стороны невесты. Последние не только приветствовали первых, но и участвовали в общей трапезе и веселье.[12]

Затем к гостям для знакомства и приятного отдыха приводили  девушек. В честь их устраивались танцы. В конце вечера, когда друзья жениха оставались одни, одна из девушек приводила к ним невесту. Последняя перед уходом одаривала дружков жени ха носовыми платочками, а друзья жениха давали невесте деньги. Жених весь вечер находился с «уст-йижарашца» — сестрами невесты. Девушки шутили, смеялись, а жених всячески угождал им. Одна из ближайших родственниц невесты была доверенным лицом жениха. В комнату, где находился жених, приходили дети. Зять им давал деньги на гостинцы. В конце вечера одна из сестер или снох невесты приводила ее на свидание к жениху. Делалось это по его просьбе. На короткое время их оставляли одних. В целом же жених больше времени проводил с сестрами и подругами невесты, а невеста — с друзьями и братьями жениха. Перед уходом гостей сестра невесты, а если ее не было, то ближайшая родственница дарила зятю носовой платок, а невеста, в свою очередь, дарила платки дружкам жениха. На этом заканчивался обряд сватовства и первого визита жениха в дом невесты. Жених и его братья раз в неделю или в две недели навещали невесту. При этом жених виделся с ней тайком от мужчин и старших в доме женщин. Каждый приход его сопровождался большими расходами. Жених приносил гостинцы, а хозяева готовили всевозможные яства. Ночевать жених в доме невесты никогда не оставался.[1]