Сказки Х. К. Андерсена

Сказки  Х. К. Андерсена

Трудно  сказать, что толкнуло Андерсена  в область сказки. Мысль пересказывать  народные предания ни в коей мере не была оригинальной. Почему же не попробовать  себя на этом поприще? Тем более, что в детстве он, по собственному признанию, больше всего любил слушать сказки. А кроме того Андерсен очень любил детей. Он часто развлекал малышей в семьях, где бывал, рассказывал им «истории, которые либо сам тут же придумывал, либо брал из известных сказок».

Но  так ли добр был всегда улыбчивый  Андерсен детских сказок? Нет! Иногда его нравственный кодекс был весьма суров. Когда сказки Андерсена впервые  появились на прилавках книжных  магазинов датской столицы, все  были поражены. Никто никогда ничего подобного не читал. Какие странные герои! Ведь датские дети привыкли к  принцам и принцессам. У Андерсена  же в сказке «Огниво» принцесса разъезжает верхом на собаке, а другая принцесса, Элиза, из сказки «Дикие лебеди» отличается необыкновенным трудолюбием и самоотверженностью. Она бродит по полям и болотам в поисках изгнанных братьев. Из жгучей крапивы плетет она одиннадцать рубашек, которые могут их спасти. Ее руки покрываются волдырями от ожогов, но она не прерывает работу. Преодолевая страх, пробирается принцесса ночью на кладбище за крапивой. И все время молчит. Если она заговорит, братья ее навсегда останутся лебедями. Даже по дороге на казнь Элиза плетет рубашки, и ее беззаветный труд спасает братьев.

Рождение  Андерсена-сказочника формально датируется 1835 годом, известным как год выхода первого сборника сказок. Называют иногда и 1831 год, когда появилась  книга путевых очерков «Теневые картины», в которой встречаются  сказки и сказочные образы.

Но  уже в раннем творчестве Андерсена  отчетливо проявилась склонность поэта  к сказке — черта, на которую ни современная ему критика, ни сам  писатель не обратили внимания. Такие  произведения 1830 года, как «Королева  метелей», «Бук», «Сказка о женах», «Дочь великана», не что иное, как  сказки в стихах . Истоки многих позднейших совершенных сказок Андерсена таятся в ранних его произведениях. Так, в «Теневых картинах» есть сказка о гениях цветов, которую можно считать эскизом «Дюймовочки», появившейся в 1836 году. В этой же книге есть сказочный мотив, на основе которого Андерсен впоследствии создал свою «Русалочку». Сказочные образы можно обнаружить и в ряде других ранних произведений писателя.

Поэтому начало работы Андерсена в области  сказки следует отнести к 1830 году. Но только первый сборник сказок (1835) свидетельствовал уже не просто о  тяготении Андерсена к этому  жанру, — он стал своеобразным рубежом, после которого сказка, хотя и не сразу, заняла прочное место в  творчестве писателя. В сборник вошли  «Огниво», «Маленький Клаус и Большой  Клаус», «Принцесса на горошине» и  «Цветы маленькой Иды». Первые три  сказки были написаны по мотивам народных датских сказок, которые он слышал еще в детстве, «Цветы маленькой  Иды» — оригинальная сказка.

Фантастика  сказок Андерсена просто удивительна. Человек в сказке «Райский сад» попадает в жилище ветров, где мать ветров ругает сыновей за проказы. Спички из сказки «Сундук-самолет», происходившие  из сосны, хвастаются тем, что каждое утро в молодости пили алмазный чай, т. е. росу, и что они были богаты, потому что, как известно, лиственные деревья одеты только летом, а  у них хватало средств и  на зимнюю и на летнюю одежду. А вот  Русалочка, дочь морского царя. Она  совсем как человек. Ради принца, чтобы  быть рядом с ним, принимает она  человеческий образ и идет на невыносимые  муки; ради него отдает свой прекрасный голос. Ее любовь ничто не может уничтожить, даже женитьба принца на другой. Русалочка знает: стоит ей вонзить нож морской ведьмы в сердце принца, и она снова очутится в море вместе с родными и проживет 300 лет. Но она умирает, не желая спасти свою жизнь ценою жизни любимого.

Понимание Андерсеном связи фантастики и реального чудесно раскрыто в сказке «Бузинная матушка». Писатель берет самую обыденную и даже прозаическую ситуацию: простуженному мальчику заваривают бузинный чай — «отличное потогонное». Но скромная щепотка бузины, брошенная в чайник, вдруг разрослась и выпустила из его носика веточки, затем приподняла крышку и превратилась в куст с цветочками. «Как славно цвела и благоухала бузина!» — говорит писатель.

Андерсен  не боится реалистической детализацией описания ослабить фантастическое. Наоборот, ею он как бы подчеркивает достоверность событий сказки. Вот почему художник дает нам реальное ощущение того, как растет куст, показывая, что бузина не только «доходила до самой постели», но «и раздвинула занавески!» И, только убедившись, что мы поверили и сами уже видим сказочный куст в реальной комнате, говорит наконец о появлении волшебницы: «Из зелени... выглядывало приветливое лицо старушки, одетой в какое-то удивительное платье, зеленое, как листья бузины, и все усеянное белыми цветочками». Подчеркивая неразрывность сказочного и реального, Андерсен говорит: «Сразу даже не разобрать было — платье ли это или просто зелень и живые цветочки бузины».

Так реалистическими средствами художник нарисовал фантастическую картину  появления бузинной матушки из чайника. Андерсен видит сказочное в самой реальности: «Из действительности-то и вырастают самые чудесные сказки, иначе бы мой благоухающий куст не вырос бы из чайника».

«Соловей» — откровенно нравоучительная сказка, в которой говорится, что спасительно  и животворно лишь настоящее искусство.

Тема  животворной силы истинного искусства, противостоящего мертвенной бесцельности подделок, волновала многих писателей. Однако никто не разрешил ее так  блистательно, как Ханс Кристиан Андерсен, Это литературное чудо, и таких чудес немало у великого датского кудесника

Многими сказками мы обязаны прямому заказу, сделанному друзьями писателя. «Каплю воды» Андерсен написал после  беседы со своим другом физиком Эрстедом, а «Навозного жука» — по совету Ч. Диккенса. В другой раз скульптор  Торвальдсен, друживший с Андерсеном и любивший его сказки, попросил: «Ну, напишите же нам новенькую забавную сказку! Вы ведь можете написать обо всем, хоть о штопальной игле!» И очаровательная «Штопальная игла» готова!

«Бутылочное горлышко», появилось после того, как друг Андерсена фольклорист  Тилэ однажды в шутку сказал: «Надо бы вам написать историю бутылки с момента ее появления на свет и до того, как от нее осталось одно горлышко, годное только служить стаканчиком для птицы».

Андерсен  обладал удивительной и завидной чертой — везде, в самом прозаическом и обыденном, находить поэтическое. Бутылочное горлышко заканчивает свою бурную жизнь в должности стаканчика для птички-должности, в сущности, довольно почтенной:.. «Лучше быть хоть чем-нибудь, нежели ничем!» Этот вывод активно-оптимистичен, ибо писатель, что явствует из сказки, призывает не к реакционному «всяк сверчок знай свой шесток», а к тому, чтобы пусть в малом, но быть полезным окружающим, проявить себя в деле. Как надо любить жизнь, ценить ее, каждое ее проявление, каждую травинку.... да что там! — осколок стекла, чтобы создать такую поэтическую сказку!

Художник  всегда находил поэтическое в самом обыденном: в полевой ромашке, в уличном фонаре, в грифельной доске, в обыкновенном стручке гороха — в самых простых предметах жизненного обихода. Он замечал зорким глазом чудесное в жизни и рукой мастера переносил в сказку. Вот девочка спрашивает, летают ли цветы. Да, конечно,— «это красные, желтые, белые мотыльки». Несомненно, они «были прежде цветами, только соскочили со своих стебельков, забили в воздухе лепестками, словно крыльями, и полетели» («Цветы маленькой Иды»). Если в другой сказке говорится: «Маятник больших старинных часов качался взад и вперед, стрелка двигалась, и все в комнате старело с каждой минутой, само того не замечая», то мы опять-таки видим, по сути дела, совершенно реальную картину, в которой писатель только подчеркивает действительно присущий ей элемент чудесного.

В сказке «Русалочка», во многом программной  для Андерсена, он полемически противопоставляет  миру сказки мир реальный, как высшую красоту. Русалочка, живя на дне морском, среди подводных чудес, мечтает увидеть землю, всю ее реальную поэзию. Русалочку удивляло и восхищало, что «цветы на земле пахли не то, что тут в море!» Но леса там, как и в подводном царстве, были зеленого цвета, и «рыбки, которые жили в ветвях, чудесно пели». Бабушка русалочки называла так птиц; иначе внучка ведь не поняла бы ее!

Знаменательно, что, когда реальный герой попадает в сказочное царство, он не теряется, так как видит связь чудесного с реальным. Вот герой оказался на дне морском и «увидел, что река была для водяных жителей все равно что дорога: они ездили и ходили по дну от самого озера и до того самого места, где реке конец. Ах, как там было хорошо! Какие цветы, свежая трава! А рыбки шныряли мимо моих ушей точь-в-точь, как у нас здесь птицы» («Маленький Клаус и Большой Клаус»).

Смысл сказок Андерсена и особенно сказки о маленькой русалочке — в  утверждении реальности прекрасного, поэзии действительности.

В «Русалочке»  с предельной выразительностью раскрывается мечта, героини о земных радостях, земной любви, земной жизни, которая  прекраснее фантастического подводного царства. «Все больше и больше начинала русалочка любить людей, все сильней  и сильней тянулась к ним; их земной мир казался ей куда просторнее, шире, нежели её подводный... «Ей так  хотелось побольше узнать о людях и их жизни, но сестры не могли ответить на ее вопросы, и она обращалась к бабушке. Бабушка хорошо знала «высший мир», как она справедливо называла землю, лежавшую над морем...» Датский сказочник всем своим творчеством утверждает превосходство реального над фантастическим. Ведь не случайно писатель говорит, что бабушка знала «высший мир», как она правильно называла землю, лежавшую над морем.

Реалистическое  содержание андерсеновских сказок и обусловило их стиль, язык и манеру письма художника.

Родниковая  ясность речи, разговорная интонация, прямое обращение к слушателю, гибкость синтаксических форм, звучность слова, зримость и красочность образов, конкретность деталей — таковы особенности  андерсеновского стиля, стремительного и живого. Его описания полны движения, действия. Андерсен не скажет: «Дети сели в экипаж и поехали», а: «Ну вот, уселись дети в экипаж — прощай, папа, прощай, мама; кнут щелк-щелк— и покатили. Эх, ты! Ну!» Мы не только видим, но и слышим все, что происходит в сказке. Звукоподражание здесь не случайно: оно является важным элементом в языке андерсеновских сказок и придает ему характерность. Всем запомнился глупый сынок жабы, за которого сватают Дюймовочку. А ведь он на протяжении всей сказки повторял всего только одну фразу: «Коакс, коакс, брекке-ке-кекс!» — даже когда наступил решительный момент в его жизни и он увидел прелестную крошку в ореховой скорлупе. «Вот мой сынок и твой будущий муж! Вы славно заживете с ним у нас, в тине!» — говорит жаба, обращаясь к Дюймовочке. «Коакс, коакс, брекке-ке-кекс!» — только и мог сказать сынок».- Звукоподражание служит здесь для выражения ограниченности героя, его примитивности, и как все это сочетается с «тиной» мещанского благополучия, которая грозит затянуть маленькую Дюймовочку!

Звукоподражание органически слито с другой особенностью андерсеновской речи — разговорным характером ее, специфически присущим жанру сказки, которую сказывают. Рассказчик в слове передает все, даже звучание предметов в их действии, в движении. То булькает льющаяся вода, то утята проклевываются через яичную скорлупу, и мы слышим, как она потрескивает, то с шипеньем вспыхивает спичка.

Реальный  мир в сказках Андерсена предстает  таким, каков он в действительности, то есть красочным, объемным, звучным  и, что очень важно, находящимся  в движении.

Динамичность  повествования — одно из характернейших свойств стиля Андерсена-сказочника. «Шел солдат по дороге: раз-два, раз-два! Ранец за спиной, сабля на боку. Он шел домой с войны. На дороге встретилась ему старая ведьма...

— Здорово, служивый! — сказала она. — Какая у тебя славная сабля  и большой ранец. Вот бравый солдат! Сейчас ты получишь денег, сколько твоей  душе угодно».

Это написано энергично, ясно, коротко. Несколькими  строками обрисованы место действия и герой и намечена основная сюжетная линия.

У Андерсена  нет бездейственных, украшающих деталей: все в повествовании подчинено  единой цели. Вот увидел солдат собаку, у которой глаза ни дать ни взять  — две «круглые башни» и к тому же «вертелись, точно колеса». Что  же сделал герой? «Мое почтение!» —  сказал солдат и взял под козырек. Такой собаки он еще не видывал».

Этот  маленький эпизод весьма существенен  для понимания стиля Андерсена-сказочника: писатель дает здесь реалистическую характеристику бравого солдата. Ведь действительно бывалый солдат и  не мог поступить иначе: он привык ничему не удивляться, ничего не бояться.

Здесь мы подходим к чрезвычайно важному  вопросу — о характерности  сказочного героя. В отличие от других литературных жанров — романа, рассказа, драмы и т. д., где требуется  полнота и многогранность раскрытия  героя, где в сочетании различных  черт характера и выражается его  подлинная сущность, герой сказки оказывается исчерпывающе обрисованным, если в нем проявлена лишь основная черта характера. В сказке достаточно сказать, что жил-был «скупой или  жадный крестьянин, злой царь или хитрая лиса, и это уже вполне определит  героя.

Сказочный герой — это как бы образное, персонифицированное воплощение одной  определенной идеи: скупости, жадности, мещанства, уродства или, наоборот, доброты, красоты, трудолюбия, честности и  т. д.: Мастерское умение сочетать реальное и фантастическое проявляется у  Андерсена и в использовании  психологической детали. Как бы ни был сказочен его герой, он думает и действует в соответствии с конкретными реальными условиями своего бытия. Вспомним, например, сказку «Оле-Лукойе». Вот в ящике стола, где лежат учебные принадлежности Яльмара, мальчугана, не отличающегося прилежанием, раздаются ужасные стоны. «Что там такое!» — сказал Оле-Лукойе, пошел и выдвинул ящик.