Страх как фактор политики

Почему же способность  страха к преувеличению образа опасности  так сильно востребована политическими  манипуляторами? Все дело в том, что  иррациональный страх, подобный вышеописанному, имеет действенное средство подавления здравого смысла и защитных психологических механизмов. Человек, охваченный этим страхом, легко поддается внушению и принимает любое, предлагаемое ему, «спасительное» средство.

Американские ученые, проводившие исследования страхов  времен второй мировой войны, пришли к выводу, что население испытывает потребность в вещах, создающих в их сознании иллюзию надежности, комфорта и гарантии будущего. Такие вещи, у многих ассоциировались с матерью, оберегающей свое дитя от опасностей, голода и прочих нужд. В итоге, эти обязанности удалось приписать столь обыденной вещи, как холодильник. Опять же, сыграл свою роль психологический фактор, и запасы еды, наполняющие этот самый холодильник, вызывали в сознании людей  чувство надежности и гарантии на завтрашний день. В действительности, анализ специалистов показал, что соотношение электроэнергии, затрачиваемой на работу холодильника, его стоимости и стоимости залежавшихся внутри продуктов, с чисто прагматической точки зрения, абсолютно невыгодно. Тем не менее, прогнозы психологов полностью оправдались: было налажено массовое производство. И наличие у американцев подавленного страха сыграло здесь решающую роль.

Нечего и говорить о том, что в политических целях, выводы психологов были использованы в полной мере.

Культура Российских страхов.

Переходя к рассмотрению культуры и особенностей  российских политических страхов, целесообразно  проанализировать характер и отличительные  черты основных, генетических страхов  россиян и ничто здесь не сможет явиться лучшим примером, как страх смерти, являющийся одним из главных инстинктов, а также чувством, совершенно необходимым нам для выживания.

Вопрос смерти и спасения души, всегда занимал значимое место  в душе и мыслях православного  человека. Но в отличие от западной культуры, внушающей человеку трепет и мистический страх перед смертью, в России не было ничего подобного. Скорее напротив, мысли о смерти, изначально, были окутаны лирическими чувствами: любовью к земле и оставленным на грешной земле родственникам. В первом томе трудов В.Даля «Пословицы русского народа», смерти был отведен самый большой раздел. Событие встречи со смертью, как таковое, было описано как ситуация сама собой разумеющаяся, давно продуманная и не представляющая никакой трагедии: «Умирать – не лапти ковырять: лег под образа, да выпучил глаза, и дело с концом». Также, в смерти, русский человек чувствует поддержку других людей: «Кабы до нас люди не мерли, и мы бы на тот свет дороги не нашли», «Люди мрут, нам дорогу трут. Передний заднему – мост на погост». В прощании с жизнью видна теплота и добрая грусть: «Помрешь, так прощай белый свет – и наша деревня!». В противоположность этому, Й.Хейзинга, в главе о европейском восприятии смерти в позднее Средневековье, пишет о внушении человеку высокого и чистого ужаса.

Подобное отношение русского человека к смерти, естественно, рождало известную долю бесшабашности. Есть примечательные примеры из творчества М.Е.Салтыкова-Щедрина, описывающие отношение русского человека к губительным для сельского хозяйства погодным условиям: «ежели бог дожжичка не пошлет, так нам, братцы, и помирать не в диковину!», «там как будет угодно  насчет дожжичка распорядиться, а мы помирать не согласны!". Отсюда можно вывести мораль, о притупленном у русского человека чувстве страха.

Касаясь непосредственно темы политических страхов, нужно сказать, что вопреки бесстрашному духу русского человека, жестокие правители, от Ивана Грозного до Сталина, внушали русским людям вполне разумный, реалистичный страх. Страх эпохи сталинизма, о котором уже упоминалось выше, по большей части, являет собой именно «западный» страх. Страх перед возможной потерей буржуазного статуса, известный на западе, у нас также не имел особой силы и личного характера. Если рассматривать ядерный страх: то у нас, скорее, имело место прямо противоположное явление. Когда после аварии на Чернобыльской АЭС проходила массовая эвакуация людей из зараженных территорий, милиция столкнулась с немыслимой для западного человека проблемой: тайными лесными тропами люди возвращались в свои дома за вещами, также как и жулики, тянущиеся туда в поисках легкой наживы. Никого из них опасность радиации не волновала вовсе.

Можно сделать  обобщающий вывод: вплоть до последнего времени, в русской культуре не было места для экзистенциального  страха, страха, связанного с самим физическим существованием человека. Православие способствовало этому, акцентируя внимание людей на любовь. И это особое мировосприятие, само по себе, не предусматривало места для экзистенциальных страхов: «В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершенен в любви» (Первое послание Иоанна, 4, 18).

Однако, рассматривая советское общество, в частности  людей интеллигентных и рациональных, нужно отметить, что в ходе перестройки  им все же привили невротический страх. Тот иррациональный страх, что побудил большинство представителей интеллигенции в 1996 году проголосовать за Ельцина. Интересно здесь то, что в результате исследования социологов выявилось наличие доминирующего страха – перед Зюгановым. Предвыборная  стратегия Ельцина, основанная на страхе, оказалась успешной.¹²

Культивирование страха в периоды реформ и перестройки  происходило с использованием множества  тем: репрессии 1937 года, голод, дефицит, технологические катастрофы, преступность, СПИД, межнациональные войны, полицейское насилие и множество других. Средства государственной пропаганды, а позже и «свободное» телевидение упорно работали, развивая в людях чувство неуверенности и страх. А чего стоит одна съемка расстрела верховного совета РСФСР, снятая, как спектакль, на заранее установленные камеры.

Западные эксперты, используют для измерения количественного  показателя влияния страха на общество – рост числа телохранителей. В  советское время – всего несколько  десятков человек в Москве имели личную охрану. Сейчас, крупные коммерческие компании, тратят на охрану, в среднем треть своих прибылей. И даже несмотря на это, в 1996 году, около половины всех российских бизнесменов испытывали страх за собственную жизнь и жизнь своих близких. Посттоталитарно-рыночное общество, построенное в России, содержит в себе довольно сильный страх физической расправы. Как бы странно это ни звучало, практически вся российская бизнес и административная элита, весь производительный класс, остается классом в подполье. В силу законодательной неразберихи и полукриминального характера бизнеса 90х, люди, добившееся успеха в годы реформ, продолжают жить под угрозой расправы.

Профессор Мичиганского университета, профессор В.Э.Шляпентох, бывший советский социолог, специалист по России пишет: «Страх за свою жизнь влияет на многие решения россиян -  обстоятельство, практически неизвестное в 1960-1980 годах... Судьи  боятся, и не без основания, обвиняемых, налоговые инспекторы -  своих подопечных, а милиционеры - преступников. Водители  смертельно боятся даже случайно ударить другой автомобиль, ибо  "жертва" может потребовать компенсации, равной стоимости новой машины или квартиры».

Страх терроризма.

Для России сегодня  особую актуальность имеет страх  терроризма, как эффективное средство манипуляции сознанием масс. Понятие террора ввел еще Аристотель, обозначая им особую форму ужаса, испытываемую зрителями трагедии в греческом театре. Это – страх перед небытием, выраженном в форме хаоса, разрушения, боли. Позже, на Западе, были открыты возможности террора, как средства влияния на сознание народа. Первые заслуги в этой области, по праву принадлежат якобинцам. Основная идея заключалась в том, что государство идет на разрушение собственного образа, как гаранта прав. Государства само организовывало стихийные погромы и убийства политических заключенных. В то же время, был выведен главный тезис: Для завоевания  и удержания власти, путем устрашения общества (суть террора), необходимо ввести народ в состояние массовой истерии.¹³

Уже позже, террор стал использоваться и посторонними политическими силами для войны с конкретными государствами. С этого момента, возник терроризм, как средство устрашения общества и государства, для достижения определенных политических целей. Терроризм – чисто психологическое средство воздействия. Его методы направлены не на жертв, а на тех, кто остался в живых. На остальное общество. Его цель – деморализация людей и выработка истерического состояния в обществе. Но этого будет невозможно добиться, без распространения информации об отдельных террористических актах и в этом, терроризму успешно содействуют СМИ. Передавая сообщения из лагерей боевиков или транслируя теракты по телевидению, СМИ само выполняет за террористов большую часть работы. Страх расползается, подобно бесформенной и ужасной медузе, попадая в каждый дом с той же легкостью, с какой использующая этот от страх «верхушка» отвлекает народ от своих махинаций.

Еще одно свойство терроризма – способность объединять людей и направлять их энергию  на ложные цели. Мы все – свидетели ужасающе откровенной террористической политики Соединенных Штатов. Создание образа врага – необходимый элемент этой политики. Некто подлый и кровожадный угрожает привычным для этого общества ценностям и сложившемуся в государстве порядку. Взгляд людей сознательно уводится в сторону от истинных целей политической элиты.

Если говорить о России, то здесь также, можно  найти  достаточно пищи для размышлений. В Советском Союзе терроризма не было. Не было, потому что террористам  дали понять: наказание будет бережным по отношению к народу, но суровым и неизбежным по отношению к реальным источникам угрозы.

В России, терроризм  стал полным ходом развиваться при  Ельцине. Стоит обратить внимание на особенность нашей экономики: с  одной стороны усилилась тенденция к укреплению полицейского государства, накладывающего новые ограничения на различные свободы, в том числе и на свободу предпринимательства. С другой стороны, производственные издержки предприятий возрастают настолько, что сами предприятия становятся неконкурентоспособными на рынке.

Множество «дыр»  в нашей инфраструктуре, создают  удобные возможности для проведения новых террористических актов. Ведь все это строилось в СССР, в  расчете на стабильное общество.

Теперь, нам  ничего не остается, как бороться с терроризмом. Пытаться искоренить его до конца. Но это невозможно осуществить, используя западные методы, такие как ковровые бомбардировки или пуск крылатых ракет по «базам».

Эффективно  побороть терроризм, можно лишь восстановив  жизнеустройство, лишающее терроризм социальной и культурной базы, основанное на солидарности, а не на конкуренции.

Российская  политика страха.

Такое положение  вещей вполне устраивает существующую российскую власть. Да, Запуганными  людьми проще управлять, но на них нельзя опереться. Подавленные интересы определенных групп, никуда не деваются, они проявляются в различных извращенных формах коррупции, оттока капитала за рубеж, саботажа решений власти и др. Это злокачественная опухоль, мешающая России стать цивилизованной страной.

Макс Вебер  был уверен, что только власть обладает «монополией на насилие», однако нынешнее положение дел, убеждает нас в  том, что вокруг государства выстраивается  дополнительная сеть «производителей» страха: разномастные политические эксперты, более или менее автономные средства массовой информации, корпоративные коммерческие и некоммерческие организации, правозащитники и природоохранители. Это индустрия страха, практически неконтролируемая, культивирующая в обществе культуру коллективной паники и отсутствие здравого смысла.

Примечательна недавняя ситуация с птичьим гриппом. От официальных представителей власти мы слышим, что эпидемия взята под  надежный контроль. Однако всевозможные экспертные организации утверждают, что если в скором времени не будут приняты «должные меры», количество жертв многократно увеличится. Падкая на сенсации пресса предлагает свои, изощренные гипотезы, гласящие, например, что «птичий грипп» - современная форма экономической войны, направленная против отечественного сельского хозяйства. В свою очередь, государство, потерявшее монополию на власть, начинает пугать общество своими конкурентами – продажными журналистами, экологами, неправительственными организациями, порой ставя их в один ряд с террористами.

Наша власть осознает, что как недостаток страха ведет к упадку и развалу, так и его избыток – вызовет общественную стагнацию. Поэтому, в нашем государстве, страх дозируется. Можно показательно посадить в тюрьму отдельно взятого олигарха, сменить руководство телевизионной компании, выборочно сменить собственника, отстранить главного редактора газеты. Остальные – сразу поймут, «где их место». Формального ограничения свободы нет. Люди сами себя ограничивают, прибегая к самоцензуре.

Власть также  запугана. Она боится террористов, политических конкурентов, даже товарищей по партии. Страх проник в политику с первых дней ее существования в привычном для нас смысле, и циркулировать там будет всегда, пока не произойдет что-то принципиально иное и не будут пересмотрены фундаментальные ее  основы.

Заключение.

Страх – это  важнейший инстинкт, необходимый  человеку для выживания, служащий контролером  для его поведения. Но, выстраивая свою жизненную тактику и принимая значимые  решения, можно забыть, что страх – между тем, еще  и сильнейшее средство для манипуляции сознанием. Живя в государстве, ты являешься частью саморегулирующейся системы. Человек может не осознавать всего влияния на свой разум. С момента появления первого государства и до наших дней, политическая наука создавала и совершенствовала технологии, благодаря которым, для властной элиты открывались новые возможности манипуляции человеческим сознанием.

Многие люди и вовсе об этом не задумываются. Но то, что ты видишь, слышишь и  даже чувствуешь, в любой момент может оказаться иллюзией, созданной лишь ради того, чтобы держать человеческий разум в определенных рамках.

Страх – может  сыграть злую шутку. Ведь на самом  деле, непросто жить в мире, где даже чувства могут оказаться обманом.

Все в нашем  мире построено на чувстве страха.

В здоровом, повзрослевшем обществе, граждане должны добровольно исполнять определенные обязанности перед законом, в то время как закон должен выполнять перед ним свои обязательства, не посягая при этом на человеческую свободу и права. Политика в таком государстве будет построена на взаимных обязанностях и уважении к автономной силе закона (а не перед произволом чиновника или подтасованными судебными решениями). Должны быть также четкие «правила игры», определяющие зону, свободную от страха.