Авторитаразм и демократия: сравнительный анализ в Российских условиях

5. Авторитаризм или демократия?

Эти и другие последние выступления российских интеллектуалов свидетельствуют, что в настоящее время развернулся новый этап присущего политической культуре России спора “западников” и “антизападников” (ранее, в XIX веке это был спор западников и славянофилов). Он оказывает влияние на выбор приоритетов как во внутренней, так и во внешней политике. Сторонники антизападного "особого пути" России (например, Александр Дугин) пытаются оживить теории евразийства и использовать их в политической практике. На политической арене эти взгляды поддерживаются национал-патриотами и коммунистами. К ним, несмотря на декларируемую приверженность либеральным ценностям, близка и имеющая большинство в парламенте пропрезидентская партия "Единство". Во внутренней политике эти силы безоговорочно поддержали Путина в его стремлении военным путем развязать узел чеченского сепаратизма. Они выступают за доведение до победного конца "контртеррористической операции" против сепаратистов в Чечне. На самом деле эта начатая летом 1999 года "вторая чеченская война" ("первая" проходила в 1994-1996 гг. и вызвала новые расколы в российском обществе) все еще далека от завершения и также воздействует на политическую культуру.

Во внешней политике подобная идеология находит выход в подчеркнутом стремлении сохранить позиции России как "великой державы", в принятой на вооружение концепции "многополюсного мира". Договор о российско-китайской дружбе, можно рассматривать как прагматический результат реализации таких идей. Здесь налицо стремление уравновесить евроатлантические и азиатские приоритеты российской внешней политики. Не в последнюю очередь Россию подталкивают к этому рассматриваемые Кремлем как антироссийские такие действия западных держав как расширение НАТО на Восток, агрессия НАТО против Югославии, создание США новой системы ПРО и их фактический выход из двустороннего договора ОСВ 1972 г.

Нынешние западники, либеральные политики (например, Е.Гайдар, Г.Явлинский и др.) и вместе с ними традиционно прозападно ориентированное большинство российских интеллектуалов не видят никаких рациональных альтернатив европеизации и вестернизации России. Они подчеркивают, что при всей необходимости поддержания хороших отношений с азиатскими соседями, не следует забывать, что европейский и евроатлантический вектор остаются важнейшим направлением внешней политики России. Именно на Западе, попыткой подражать которому и вызваны предпринимаемые ныне реформистские усилия, Россия находила и найдет наибольшее понимание проблем столь необходимой ей сейчас модернизации.

В одном из постперестроечных номеров журнала “Полис” была опубликована статья А.К.Сорокина “От авторитаризма к демократии: история несостоявшегося перехода”, в которой предпринималась попытка объяснить неудачный исход предпринятых в России в конце ХIХ – начале ХХ веков реформ. “Финал императорской России известен, – констатировал автор статьи. – Абсолютизм, становившийся, но так и не ставший конституционной монархией по британскому образцу, оказался не в состоянии выполнить основную функциональную задачу любой государственной власти – адекватной ситуации управления и интеграции общества. Эта задача оказалась режиму не по силам. Он закономерно развалился под тяжестью нерешавшихся проблем, собственной недальновидности и неуступчивости”. Автор завершал статью высказыванием В.О.Ключевского, в котором содержались предостережение власти и обществу от гипертрофированных представлений о собственной роли и месте в процессе модернизации и одновременно призыв к их взаимодействию: “Не знаю общества, которое терпеливее, не скажу доверчивее, относилось к правительству, как не знаю правительства, которое так сорило бы терпением общества, точно казенными деньгами”.

Редакция журнала сочла необходимым сопроводить эту статью двухстраничным разъяснением, в котором подчеркивалось, что, ошибаются те, кто хотел бы увидеть в квазипарламентаризме и многопартийности первых двух десятилетий ХХ века реальное начало движения России по европейскому политическому пути, пресеченного революцией. Но изучать этот историко-политический опыт необходимо, чтобы яснее представлять себе трудности, тупики и возможности нашей новой попытки достичь демократии. Изобретая псевдопарламентское устройство в качестве знака движения России к “прогрессу” и уступки общественному мнению, в том числе и европейскому, царь и его порученцы насытили это устройство отнюдь не британским, но прусским духом. Российский император при этом не поступился практически ничем. Согласившись, под давлением, на элементы парламентаризма, он целиком остался в плену абсолютистской традиции подчинения интересов индивида интересам государства, трактуя последнее в стиле Людовика Великого: “Государство – это Я!”. Тем самым самодержец не только тормозил, но и уродовал процесс начавшегося было интенсивного социально-экономического развития страны, настоятельно требовавшего принципиально нового политического обрамления.

В монаршьих документах, которые могли бы образовать основу конституционализма в России, были законодательно закреплены ценности и приоритеты не какого-то определенного социального круга, как в европейских конституционных монархиях, а лично государя-императора и узкого, терявшего и экономическую власть слоя тогдашней “номенклатуры”. Царь сохранил властную монополию, пребывая одновременно законодателем, главой государства и правительства, высшим судьей, а возможная контрвласть (сдержки и противовесы) – Дума, Госсовет, законы, партии и т.д. были только слабыми посредниками между ним и народом. Данный политический логотип “максимальной” государственности был архаичен даже для того времени, его превзошла сама Пруссия в составе Германии. Развивающаяся экономика и складывающийся новый господствующий класс требовали уже “минимального”, как в Англии, государства с гражданским обществом на первом месте, строящимся вокруг предприятий, ассоциативных движений (групп интересов, партий), Церквей и пр. Но гражданскому обществу не было легального места в России. Не следует забывать, что существовавшая тогда политическая культура не была готова к парламентской практике. Гражданские свободы и парламентаризм в Европе явились продуктом длительной исторической революции, а не были дарованы монархом, тогда как абсолютному большинству российского народа казалась крамольным посягательством на вековые устои Отечества даже господствовавшая в Европе с эпохи Просвещения идея разделения властей. Высказанные в упомянутой статье и редакционной реплике мысли не утеряли своей актуальности в условиях нынешнего балансирования страны между авторитаризмом и демократией.

Как отмечалось еще в монографии "Политическая культура: Теория и национальные модели", в конечном счете проблема эволюции политической культуры современной России сводится к тому, сможет ли страна построить достойную демократическую систему или же перевесят авторитарно-монархические и тоталитарные традиции и она вернется на путь, обусловленный ее политико-культурным генотипом. Демократические обычаи не имеют в России глубоких корней, а сами интенции выстроить здание демократии в России опираются на заимствование западных идей. Попытки перенести западные формы жизни на российскую почву могут привести не к действительной демократизации общества и государства, а к превращению демократии в фикцию. Ясно, что демократия не сводится лишь к внешним признакам: регулярные выборы, многопартийность, парламентаризм и т.п. Подобные атрибуты имели и многие диктатуры, особенно в "третьем мире". С другой стороны, развитие рыночных отношений и частной собственности отнюдь не гарантирует автоматически политическую демократию, феномен капитализма в условиях диктатуры хорошо известен на примере Латинской Америки. Кажется, это понимает нынешний президент Путин, и в нем самом, как и во всем обществе, борются два начала - стремление к авторитаризму (опыт работы в КГБ) и к демократии (опыт либерально-экономической деятельности при Собчаке в Санкт-Петербурге).

Споры о том, каким путем следует идти реформирующейся России, все еще не окончены. Страна плывет от одного берега к другому, а сидящие в этой лодке раздираются противоречиями, к какому из берегов следует пристать: уже обжитому, прошлому или неизведанному, будущему. Остро поставленный интеллектуалами (Ахиезер и др.,) в конце 80-х - начале 90-х вопрос о выборе пути и возможных удачах и провалах в настоящее время получает все больше пессимистический ответ (Гудков, Пивоваров, Марголина и др.). Однако, это всего лишь взгляд из нынешнего переломного времени. Промежуточное нахождение России в процессе трансформации не позволяет делать категорически однозначных выводов. Они могут быть сделаны лишь тогда, когда трансформационное плавание закончится, и подавляющее большинство людей в России, а не только стремительно обогатившийся за счет бесконтрольного передела собственности узкий слой нуворишей - "новых русских", обретет твердую почву под ногами.

6.  Критика демократии или  более мрачная картина "псевдосвободы"

6.1  Синоним свободы

Так каким же путем следует идти России? Об этот вопрос набили оскомину не мало сегодняшних интеллектуалов. Я считаю, что это явно не путь западной демократии. Свобода это очень сладкое слово и многие даже и не подозревают, какой в нём потенциал, а западная демократия бравирует этим, прекрасно понимая, что по своей сути это ни что иное как "мыльный пузырь", который не минуемо, ждёт взрыв (в идеале  это не столь болезненная трансформация). Западная демократия сейчас для многих это синоним свободы, но это заблуждение не более. Свободой здесь пахнет только в теории, на практике же только слова. И слова причем, несущие крайне пагубную энергетику, утонченно воздействующие на сознание (так кокаин воздействует на мозг человека) сегодняшних "демократических детищ".

Сфера воздействия на сознание всегда считалась «вотчиной» государства. Чужих туда не допускали. Вторжение чужих в процесс моделирования сознания рассматривался как смертельная опасность для государства. Чужой мог направить социальные энергии не туда, куда полезно народу и стране, а туда, куда полезно ему. Ярким примером служит сегодняшнее состояние наших умов. Нам пели американские песни, слов которых мы толком даже не понимали. Мы плясали под них на дискотеках. Мы смотрели крутые боевики и эротику, которой нас кормили под лозунгом свободы. В итоге счастливее мы не стали. Но зато из нас сделали развращённых аполитичных потребителей. Большинство после такой обработки обречены всю жизнь вести растительное существование. Без высокой цели и большого смысла.

Как только "демонкратия" прорвался(опечатка по Фрэйду) в сферу формирования сознания нашего народа, первым делом он создал притягательный образ потребительского стиля жизни. Всему, что мешало этой задаче, создавался образ отрицательный. Сегодня под знаменем свободы народу продолжают насаждать ориентиры, направляющие нашу энергию против нас. В первую очередь культивируется терпимость к любой категории греха. Всё, что может нас интуитивно насторожить, маскируется под невинное развлечение. Самым надёжным показателем динамики того или иного явления служат косвенные показатели. Так вот, косвенным показателем развития демократии служит динамика распространения пороков(я не беру здесь в расчёт алкоголь, наркотики и табачную индустрию, поскольку это отдельная и не малая тема). Гомосексуализм негласно признан самым точным показателем уровня демократии. Международные эксперты в своих исследованиях оценивают ситуацию именно по росту пороков. Всё логично. Если всем действительно заявлены равные права, носители порока получают законный статус и пропагандируют свою страсть. Пропаганда увеличивает число людей, желающих попробовать то, что рекламируют. Неважно, что рекламируют, маргарин или какую-то идею. Важно, что начинается рост. Так вот, если "бесполые существа" действительно имеют равные со всеми права, они будут стараться оправдать в глазах общества свою страсть. Это всегда выливается в пропаганду однополой любви. Сначала к ней культивируется терпимое отношение, потом положительное. Это неизбежно сопровождается порочным ростом. Если количество "бесполых" не увеличивается, значит, их права ущемляются, то есть демократии недостаточно.

Массы не усматривают в пороках, последствия которых не проявляются сиюминутно, вреда. Простые люди способны защититься только от того, что имеет мгновенный и очевидный вред. Завуалированный вред, который проявится в будущем, масса не способна разглядеть. В последствиях, порождаемых "педерастией", простой человек не в силах увидеть сиюминутный и очевидный вред, и потому беззащитен против этой атаки. Он не охватывает масштаб явления и потому не понимает, что "педерасты" — это бесплодные клетки, увеличение которых грозит организму уничтожением. В любом организме такие клетки уничтожаются иммунными клетками. Если иммунная система больна, профилактика не ведётся, то организм сначала слабеет, а потом гибнет.

Это довольно любопытная тема, требующая отдельного изучения, что не входит в мои планы, пробегусь лишь вскользь. И всё же скажу, что раз бесплодные клетки существуют, значит, в них есть какой-то смысл. В качестве гипотезы можно предположить, что их смысл — выполнять функцию тренажёра. Иммунные клетки, постоянно борясь с «педерастическими», таким образом поддерживают себя в боевой форме, то есть что-то вроде систематических армейских учений. В итоге иммунная система всегда в форме, а процент гомосексуалистов и прочих опасных для здоровья общества отклонений не превышает предельно допустимой нормы.

Человек никогда серьёзно не думает на эту тему. Простые люди смотрят на жизнь со своей колокольни. Оценивая события бытовым масштабом и меркой, они делают неверные выводы. Глядя на порок, который преподносится им весело и ярко, они соблазняются его блеском и летят к новым и ярким ощущениям, как бабочки на огонь. В итоге крылья обгорают, и они превращаются в червей, способных только ползать. Летать они уже не могут. И не могут поверить в искренность высоких намерений. Они всех подозревают, ничему не верят, и находят счастье только в чувственных удовольствиях. При таком «воспитании» общество превращается в беззащитную толпу, где каждый сам за себя. Военная теория и практика свидетельствуют: подразделение выживает, если каждый боец готов умереть. Подразделение гибнет, если каждый боец стремится выжить. Аналогично и в мирной жизни, тотальный акцент только на личном благе в итоге всех лишит личного блага. Так не раз бывало в истории. Так устроен мир. Утрата высоких идеалов оборачивается утратой способности к объединению, то есть к созданию структуры. Некогда гармоничная конструкция превращается в хлам.

6.2  Процесс деградации или  волк в овечьей шкуре

Сократ в своё время указывал, что простой человек не способен проследить долговременный вред от нововведений в сфере, где вред вытянут во времени. Он говорил, что следует остерегаться даже новой музыки, поскольку она может быть опасна для целостности государства. В способ игры, под видом того, что ничего злого не происходит, вкрадывается новое, меняющее направление сознания. Это новое укрепляется и постепенно, исподтишка, принимается за обычаи и занятия, выходит наружу, проявляясь в общении людей, а затем с великой дерзостью переходит к законам и государственным установлениям, пока, наконец, не перевернёт всё в личных и общественных отношениях. В итоге всё хорошее оказывается плохим, и, наоборот, плохое — хорошим. Самое ужасное, что никто ничего не понимает, потому что перемены идут со скоростью, которую человеческой меркой зафиксировать невозможно.

В словах Сократа глубочайшая истина, осмысление которой приходит, если оценивать общество не бытовой меркой, а государственной и онтологической. Сегодня демократия, внося вроде бы незначительные детали в окружающую жизнь, достигает грандиозных результатов. Если бы человеку прокрутить процесс разрушения нации в сто раз быстрее, он бы ужаснулся. Но никто не ужасается, потому что скорость разрушения равна скорости таяния ледников, то есть незаметна.