Идеология

Тем не менее, религиозный аспект в  идеологии всегда присутствует –  и это многое проясняет в политике. Так главная мировоззренческая  ложь нынешних «реформ» состоит в  том, что прививаемая русскому народу идеология либерализма имеет  нетрадиционное религиозное происхождение  – протестантизм, причем в его  крайнем американизированном варианте. Искусственное наложение этой чужеродной религиозной матрицы на российское самосознание и создает тот мучительный  общественно-политический, социально-экономический  и культурно-исторический диссонанс, от которого страдает российское общество. И иначе быть не может. Общественный организм отторгает навязываемую либеральную  матрицу на самом глубинном уровне национального архетипа. Осуществить  подобную мировоззренческую трансплантацию можно лишь в одном случае –  полностью заменив традиционные духовные коды, чем и занимается система либеральных СМИ. Рискованная, прямо скажем, операция – пациент  может и умереть.

Так в чем проблема? Что мешает перевести рельсы модернизации в  традиционное русло, осуществив ее на собственной православно-мировоззренческой основе? В этом и состоит существо вопроса – как практически соединить духовные коды русской цивилизации с задачами современной модернизации? Без связующего механизма идеологии сделать это не представляется возможным. Для преодоления кризиса модернизации надо решительно выбросить западно-либеральный идеологический суррогат и опереться на собственную национально-ориентированную систему ценностей. Именно в этом идеологическом контексте церковь и общество входят в очень перспективный взаимовыгодный диалог.

Церковь, сохраняя свою традиционную неотмирность, обретает прямую связь с обществом, становится действительно нужной ему не как заповедник национальной духовности, а как действующий субъект национально-государственного развития. А общество, сохраняя светский, современный характер, обретает одухотворенный смысл и перспективу социального совершенства, нравственный фундамент и единую шкалу ценностей, восстанавливает попранные идеалы и утраченное национально-историческое самосознание перед лицом глобализации.

Мягкая идеологическая форма отношений  церкви и общества позволит сохранить  между ними определенную социальную, политическую и юридическую дистанцию  – ограждая светскую независимость  общества, и защищая церковь от суеты мира. Причем общение церкви и общества на поле идеологии становится не просто компромиссом утилитарного свойства, а принципиально новой  основой для неограниченного  социально-культурного творчества, открывая новые возможности и  горизонты в области культуры, науки, философии, образования и  воспитания. Это становится той сферой широкого общекультурного синтеза, где может быть безболезненно  преодолен традиционный церковный  догматизм в развитии христианского  миропонимания. Не в том смысле, что  будут отменены традиционные истины церкви, а в том, что они получат  свободу к дальнейшему раскрытию  в истории. 

Позиция церкви. 

По-существу церковь до сих пор не нашла свое место в обществе. Очнувшись после длительного летаргического сна в совершенно новых условиях, она оказалась перед дилеммой: либо существовать в необратимо секуляризированном обществе на его условиях, становясь его актуальной составляющей; или, наоборот, отстраниться от него на безопасную дистанцию ради сохранения внутренней святыни. Первый вариант подразумевает новую социализацию церкви через приобщение к социальному процессу для его корректировки в христианском духе; второй – связан с идей сохранения истины православия «до конца времен» через всемерное противостояние апостасии. Эта дилемма разрывает церковное сообщество на «модернистов» и «ревнителей», периодически угрожая расколом.

Социализация через идеологизацию – это третий путь. Вхождение в современное общество не прямым институциональным образом, а в опосредованной идеологической форме, через отдание обществу именно того, в чем оно нуждается, и что способно вместить без ломки своего светского характера. Здесь снимается проблема «церковного модернизма», как политики подстраивания под изменчивый мир, и сокровища церкви остаются в неприкосновенности, становясь в то же время открытыми и доступными обществу. Таким образом церковь до конца реализует свою двойственную природу: «мистическую» – быть независимой от мира и хранить чистоту истины; и «земную» – вести диалог с миром на его языке, в его социокультурном пространстве, отражая и отвечая на его проблемы.

Необходимость участия церкви в  общественно-социальном процессе давно  назрела. Начиная с идеологической неразберихи 90-х общество ждет от церкви поддержки в противостоянии государственной разрухе. Все эти годы, тем не менее, церковь занималась больше собственным восстановлением – и это имело определенный смысл. Но не пора ли менять приоритеты? Стратегия собственного возрождения как залога «возрождения России» имеет обратную сторону: «спасающий душу свою, погубит ее», если не растратит в самоотдаче. В дипломатичной позиции молчания 90-х церковь получила определенную благосклонность власти, возможность восстановить разрушенное здание Храма, но свой высочайший общественный авторитет в значительной степени утратила. Сегодня, когда церковная структура крепка, подобная позиция не имеет оправдания. Обществу должно быть на что опереться в качестве духовного авторитета – церковь должна уметь сказать «нет»!

Включение церкви в общественную жизнь  через недвусмысленное утверждение  правды общественного бытия не умаляет  ее духовного статуса, но лишь раскрывает ее теократическую природу. В этом и  состоит существо духовной власти –  присутствие в обществе в качестве незримого идеологического императива.  

Духовная власть идеологии.  

Любое вмешательство в сферы  идеологии сродни революции. А центральный  вопрос революции – вопрос о власти. Фактически эта власть уже принадлежит  церкви на мистическом плане, вопрос лишь в формах ее осуществления в  современном мире.

Как говорилось выше, клерикализм  или «византийская схема» в современном  социуме невозможны, но в обществе открытом к развитию всегда остается иной вид духовной власти – это  власть идеи! Здесь и открываются  реальные перспективы. Именно в форме  идеи осуществляется переход духовной истины в человеческое сознание, приобретая статус нравственного императива, способного управлять человеческим поведением. Идея овладевшая массами становится идеологией, как сказал классик, – «материальной силой» способной преображать мир. Это и есть решение нашего вопроса: духовная власть христианской истины может проявить себя в идеологии! Фактически история к этому и двигалась: идеология как форма общественного сознания появилась тогда, когда церковная теократия стала терять свое определяющее значение. Церковь в условиях секуляризации передала свои теократические функции идеологии – и именно это закономерное, а не злонамеренное обстоятельство определяет религиозный характер идеологий.

Это принципиальный момент в становлении  современной цивилизации. Трагедия классических идеологий XIX века – гуманизма, либерализма, коммунизма и д.р. состояла в том, что исторически они формировались в предельно жесткой оппозиции к церкви, неизбежно теряя при этом само существо хранимой в ней Истины. Они, безусловно, имели импульс от христианства, но не имели самого Христа в его богочеловеческой полноте. Поэтому подлинная идеология, претендующая сегодня на духовную власть в обществе, должна не замещать церковь от своего имени, и не отрицать ее, а лишь транслировать ее истину в общественное сознание и практику. В этом и будет состоять механизм осуществления духовной власти – невидимой, но реальной.

Такой механизм не помеха политической власти. Наоборот, духовная власть идеологии  способна органично структурировать  и стабилизировать, наконец, действия политической власти. Ввести ее намерения  в прогнозируемое русло. Ведь в любом  случае политическая власть не себя лишь реализует, а тоже проводит некую  «идею», – так пусть же она  не прячется от народа где-то в администрации  президента, а будет «провозглашена на кровлях». Это будет честно. Тогда  не придется гадать об «очередных сроках»  президента и вечно служить заложниками  его «тайных советников», все  это будет второстепенным: макросоциальную, макроэкономичекскую и культурно-стратегическую политику государства должна определять идеология! Только такой – идеократический алгоритм управления достоин России как цивилизации.

Власть лишенная идеологических ориентиров по сути слепа в стратегическом отношении и не способна к управлению: периодическая суета в собственном политическом огороде – не управление, а «перестановка мест слагаемых». Особенно это очевидно в условиях кризиса, когда политика слепого следования за Западом катастрофическим образом привела «стабилизированную» Россию на грань коллапса. И не надо делать вид, что это объективный и единственно возможный «путь в будущее»; это закономерный итог всей постперестроечной политики западно-ориентированного режима, неспособного осуществить собственное историческое целеполагание.

Итак, духовная власть – это не политическая или даже идеологическая власть церкви. Это сознательное признание  обществом духовно-нравственного  идеала христианства в качестве структурирующего идеологического императива. Соборная воля идеологии подчиняет действия политической власти национальному  идеалу. Власть Идеала – это и  есть духовная власть! Она не конкурирует  с земной властью, но остается в ином измерении. В этом современный вариант  «симфонии» как гармоничного и независимого сотрудничества светской и духовной власти на ниве построения нравственно  совершенного христократического общества XXI века. 

Стратегия оптимизма 

Вопрос о преодолении цивилизационно-исторического  кризиса России, таким образом, решается в идеологической форме, путем возвращения  к национальной онтологии на новом  уровне развития. Без омовения в  духовных истоках национальной истории  национальное возрождение не мыслимо. Лишь потом можно говорить о «технологии» возрождения – различных политических, экономических и социальных преобразованиях.

Впрочем, претворение в жизнь  новой парадигмы потребует и  определенных конституционных изменений. В действующей Конституции 1993 года говориться, что «никакая идеология  не может устанавливаться в качестве государственной» (ст.13) – это ложь. Всякая конституция, наоборот, закрепляет идеологию на государственном уровне – не идеологических конституций  не бывает! Нынешняя конституция либеральная, и пункт о деидеологизации  нужен лишь для удержания России в стратегически-бессознательном  состоянии. С этим абсурдом пора закончить. Дальнейший дрейф без руля и ветрил в глобально-историческом море обрекает русскую цивилизацию на деградацию и исчезновение. Идеологически пустая «Единая Россия» есть жалкий симулякр правящей партии!

Принятие новой идеологии кардинально  переменит ситуацию. Отстранит от власти компрадорских временщиков, контролирующих процесс трансформации  России до стадии сырьевого придатка Запада, и призовет к власти новую  элиту, искренне одухотворенную чувством национального будущего. Для тружеников «пятой колонны» возвращение фундаментального идеологического самосознания к  российскому обществу – катастрофа. Они потеряют власть над сознанием  своей жертвы, возможность управлять  ее историей. Манипуляция сознанием  закончится и проводимый на ее фоне демонтаж русской истории станет невозможен. Россия вновь восстановит  свой онтологический смысл и встанет  на ноги во весь свой исполинский рост.

Пора признать, что подлинно позитивные изменения катастрофических тенденций  могут произойти лишь при радикальной  смене всей модели развития. Никакие  «припарки» не могут улучшить в принципе губительный для русской цивилизации  западно-либеральный выбор. Именно эту новую альтернативу должна выразить и зафиксировать новая идеология. Пора сформулировать ее ясно и недвусмысленно, признать на уровне общественного самосознания и зафиксировать в конституционной  форме.

История не течет сама по себе, и  не ограничена невидимым Промыслом, но творится волей ее субъектов, сохраняющих  ориентацию на Идеал и способных  ставить себе стратегические цели. Новая идеология должна заявить  этот факт готовности русского народа к продолжению собственной истории. Или мы это сделаем, или остаемся на задворках истории, обслуживая «энергетическую  безопасность» Запада до скончания  века. Других объективно-исторических причин для дальнейшего существования  России, согласно жесткой логике глобализации, – не наблюдается. И судя по последним  «давосским речам», наша прагматичная кремлевская элита с этим согласилась. Увы, время политиков и политических партий, похоже, закончилось. Они свою партию отыграли, и результаты плачевны. В резерве у общества остался лишь один и последний аргумент – духовно-исторический авторитет Церкви. Время включать главные духовные силы всерьез.

Это подразумевает качественный поворот  патриотической стратегии: всецело  перевести задачу разрешения исторического  российского кризиса с политического  на идеологический уровень, подключив  все духовные и культурные резервы  общества – политическую, духовную, интеллектуальную и культурную элиту  – к соборному идеологическому творчеству. Причем, инициативу в этом процессе должно взять на себя общество; от церкви ожидается лишь открытость и недвусмысленное формулирование наиболее принципиальных аспектов православного понимания настоящего. Церковь должна выступить камертоном идеологической настройки общества.

Идеологический процесс – это  общекультурный процесс. Идеология  не конструируется в кабинетах, но выплавляется в горниле национального духа, встретившегося с историческими  вызовами. Интенсивность этого процесса зависит от «давления» истории и  потенциала накопившихся в обществе противоречий. По обеим этим показателям нынешний российский кризис зашкаливает и это дает основания ожидать поистине революционных решений. Как сказал по этому поводу Александр Панарин: «Альтернативу ищут и находят не те, кто лучше оснащен, а те, кто кровно в ней заинтересован. Вот почему настоящие чудеса истории, связанные с появлением новых альтернатив, новых центров силы, новых моделей развития зачастую происходили не в господских центрах, а на обделенной периферии мира.» Нынешнее положение России, как прижатой к стене периферии и содержит в себе подобный потенциал. Остается включить механизм его реализации.