Политический террор

Вся система универсальных  христианских ценностей неожиданно для всех развернулась в массовом сознании и в искаженном виде оказалась  приложена к социальным реалиям, которые находились в бесконечной отдаленности от образцов истинной христианской жертвенности. Несмотря на свою изначальную фальшивость, этот симулякр сумел придать террористической деятельности не заслуженный ею этический ореол, а террористическому сознанию политических преступников — дополнительную мотивировку их ориентаций.

По свидетельству современников, многим русским террористам были не чужды евангельские аллюзии. Подвиг Христа, история Его самопожертвования  и страданий, прилагаемые к их собственным обстоятельствам, придавали возвышенную обоснованность и благородную оправданность их радикальным шагам, связанным с организацией и осуществлением политических убийств. На этом социально-психологическом фоне становятся объяснимы такие, казалось бы, невероятные факты, как, например, молебны в русских деревнях о здравии социал-революционерки Марии Спиридоновой как рабы божьей, а также наличие в крестьянских избах ее портретов, которые располагались на том месте в киоте над лампадой, где обычно находились иконы.

Примечательной особенностью рубежа XIX — XX вв. явилось неожиданное  внимание общественности к личностям  матерей террористов. «Оказалось, —  пишет современный исследователь  М. Могильнер, — у Героя есть мать — не отец, не жена, не дети, только мать. Матери героев благословляли их выбор и призывали общество к тому же. Голоса матерей звучали в унисон с литературными голосами героических сыновей и дочерей, их взаимоотношения мифологизировались. У этих взаимоотношений не было истории, матери возникали в последней, экзистенциальной точке жизни детей-героев, — перед казнью или другим, менее суровым судебным приговором. Появление Матери — образа, воплощающего преемственность, способность давать жизнь, — было попыткой интеграции в общество через традицию. Мать революционера, подобно Богоматери, благословляла жертву (смерть) своего ребенка...»

Этот социальный феномен  причудливо воспроизводил древний  религиозный иконописный канон  Богоматери Одигитрии.

В православной иконографии  были распространены три типа изображений Богоматери с младенцем Христом. Первый — это «Богоматерь Знамение», где младенец изображается в центре, заслоняя собой торс матери. При этом руки матери свободны и воздеты вверх, а ладони обращенв к зрителю.

Второй тип — «Богоматерь  Умиление», где мать прижимает к себе младенца, сидящего у нее на руках. Их головы соприкасаются, а на ее лице — печать любви и жалости. Она, зная о грядущей гибели Сына, глубоко переживает и не спешит отдавать его жестокому миру. Материнские чувства в ней столь сильны, что заставляют крепко прижимать к себе ребенка.

В третьем иконографическом типе, носящем название «Богоматерь  Одигитрия» господствуют уже другие материнские чувства. Здесь мать, зная о будущей трагической гибели Иисуса, исполнена твердой решимости  исполнить замысел Творца и отдать Сына ради спасения человечества. Изобразительное решение здесь особое: мать держит младенца на руках в некотором отдалении от себя. Их фигуры и головы не соприкасаются, между ними открывается свободное пространство. Лицо Марии сурово, скорбно, торжественно.

Именно этот третий тип  иконописного канона воспроизводился  массовым сознанием при осмыслении отношений сына-террориста и его  матери. Глубинный нравственно-психологический  потенциал этого архетипа был  чрезвычайно велик и сразу же возносил обе социальные фигуры, сына и мать, на небывалую этическую высоту, куда подняться обычными способами было практически невозможно. Личность террориста и все социальные действия, связанные с террором, возводились массовым сознанием в особое нормативно-ценностное пространство, где утрачивали обычные человеческие недостатки и превращались в идеальные образы и высокие образцы для подражания. Возникала нормативная модель с высокой степенью идеализации, имеющая значительный внушающий потенциал и потому способная изменять сознание и поведение людей, в первую очередь молодых, и вовлекать их в новую для них сферу смыслов, ценностей и норм, где террор с его насилием, убийствами, кровью представал окрашенным в сугубо положительные нравственные тона.

Все это делало личность и судьбу террориста не отталкивающей, а привлекательной в глазах юношески-романтического сознания российской молодежи — студентов и даже гимназистов. И действительно, учащиеся старших классов, особо податливые, в силу возрастных особенностей, внешним воздействиям, вбирали в себя эту романтику террора. Свидетельством этого стали периодически появляющиеся в российской печати конца XIX в. сообщения о случаях, когда гимназисты угрожали учителям, директорам гимназий убийством как возмездием за их излишнюю, как им казалось, строгость.

Таким образом, идея жертвенности с ее глубокими христианскими  корнями стала предметом чудовищной аберрации политического зрения масс. Романтическая, квазихристианская  мифология террора предстала  порождением незрелого политико-правового сознания, не прошедшего через необходимую юридическую выучку, но весьма торопящегося вступить на путь социально-политического активизма, понимаемого им как путь политических деструкций.  

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

В наше время, государственный террор, пока, к сожалению, невозможно назвать уголовно-наказуемым деянием. Ответственность за организацию террора не предусмотрена в Уголовном кодексе Российской Федерации, нет также и прямых указаний на запрет подобных деяний в международно-правовых актах, хотя, безусловно, такие действия порицаются международным сообществом.

Политический террор можно  понимать как некриминализированные деяния, осуществляемые государственными властными  структурами в политических целях  с использованием государственных ресурсов, направленные против подвластных лиц, выражающиеся в массовых насильственных нарушениях и ущемлениях прав и свобод. Эти деяния имеют чрезвычайную общественную опасность.

К террору чаще всего прибегают  нестабильные режимы с низким уровнем легитимности власти, которые не могут поддерживать стабильность системы экономическими и правовыми методами. Стабильные режимы прибегают к террору в тех случаях, когда они представляют собой закрытые, изолированные от мира системы.

Террор характерен для тоталитарных режимов, которые таким способом пытаются достичь идеологического многообразия и его поддержания, обеспечить себе легитимность. Ему способствует недостаток политической и правовой культуры у населения, несовершенство законодательства, слабое развитие институтов, позволяющих выявлять недостатки в деятельности органов власти.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

 

 

1. Фюре Ф. Постижение французской  революции. СПб: ИНАПРЕСС, 1998. С. 71.

2. Ожегов С.И. Словарь русского  языка. 17-е изд., стереотип. М.: Русский язык, 1985. С. 691.

3. Эфиров С.А. Терроризм: психологические  корни и правовые оценки // Государство  и право. - 1995.- ?4. - С. 24.

4. Антонян Ю.М. Терроризм. Криминологическое  и уголовно-правовое исследование. - М., Изд-во "Щит-М", 1998. - С. 33.

5. Там же. С. 34-41.

6. Там же. С. 34.

7.http://www.gumer.info/

8. журнал «Право в Вооруженных Силах». С сокращениями опубликована: Власть. – 2006. – № 10. – С. 44-47.