Проблемы метода психологического познания в XXI веке

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Контрольная работа.

 

Предмет: Теоретико-методологические проблемы психологии.

 

Тема 1. Проблемы метода психологического познания в XXI веке.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Киев 2012

 

Введение

 

Многих представителей психологического сообщества волнует  вопрос: что являет собой научная психология, вступившая в XXI век, находится она в кризисе или, напротив, с уверенностью смотрит в будущее. Конечно, психология не столь однородна, чтобы в отношении ее дать прямолинейные и однозначные ответы на поставленные вопросы, тем более, что ряд перспективных тенденций в ней давно уже существуют и активно разрабатываются (хотя и не стали господствующими). В то же время многое в психологической науке сегодняшнего дня, по сути, уже принадлежит прошлому. Для психологии, которая не столь жестко парадигмальна, как, скажем, естественные науки (хотя наличие неукоснительно признаваемых парадигм и в них многими сегодня оспаривается), очень важен «вектор» поисков и ожиданий.

Существующее  мнение о сегодняшней психологии как находящейся в кризисе встречает возражение: утверждается, что она интенсивно развивается как академическая наука, о чем свидетельствуют выходящие тысячи томов монографий, сотни научных журналов, проходящие многочисленные конференции, симпозиумы и конгрессы и т.п. Как практически ориентированная область знания психология востребована социумом, а услуги психологов хорошо оплачиваются. Таким образом, есть продукция и востребованность, поэтому следует уточнить: когда психологи говорят о кризисе — речь идет именно о научной психологии.

Как любая наука, призванная адекватно объяснять  свой предмет, психология претендует на создание теории психического. И, будучи честной перед собой, она признает: модели, которые она продуцирует, пока весьма далеки от того, чтобы дать непротиворечивую картину психической жизни человека во всей ее полноте и сложности. Если оказывается, что наука ее упрощает, подвергает редукции, сводит к каким-то частным проявлениям, то именно это обстоятельство и заставляет говорить о наличии кризиса в психологии2 . В этом смысле не подлежит сомнению кризис современной психологии, даже учитывая достижения и наработки во всех ее областях и отраслях. Кроме того, фиксация кризиса является дополнительным стимулом, корректирующим направление развития научной психологии.

В периоды кризисов оказываются наиболее востребованными методологические знания, так как только основанный на них анализ позволяет понять глубинные причины сложившейся ситуации и обозначить направление выхода из нее. Ж. Пиаже отмечал: «Науки более развитые, чем наша, уже давно пришли к пониманию того, что успехи науки в периоды ее кризисов обычно связаны с ретроактивной критикой употребляемых понятий, следовательно, с внутренней (и независимой от философии) эпистемологической критикой». Суть в том, чтобы кризис стал плодотворным.

 

 

1.  Кризис метода психологии.

 

К началу XXI в. появились  суждения об очередном кризисе в  психологии. Е. Д. Хомская констатирует «наличие методологических трудностей в различных областях психологии». В комментарии к ее статье фиксируется «ситуация методологического кризиса, сложившаяся в отечественной психологии за последние годы».

С тем, что в  современной психологии существуют «острые теоретические и методологические трудности и противоречия», был согласен и В. В. Давыдов, об этом же писали в последние годы К. А. Абульханова, А. В. Брушлинский и мн. др. Кризис в психологии зафиксирован и зарубежными авторами.

Даты возникновения кризиса совпадают со временем самого становления научной психологии. Об этом писал Н. Н. Ланге: «Кто знаком с современной психологической литературой, с ее направлениями и тенденциями, особенно в отношении принципиальных вопросов, не может, я думаю, сомневаться, что наша наука переживает ныне тяжелый, хотя и крайне плодотворный, кризис. Этот кризис, или поворот (начало которого можно отнести еще к 70-м гг. прошлого столетия), характеризуется, вообще говоря, двумя чертами: во-первых, общей неудовлетворенностью той прежней доктриной или системой, которая может быть названа, вообще ассоциационной и сенсуалистической психологией, и, во-вторых, появлением значительного числа новых попыток углубить смысл психологических исследований, причем обнаружилось, однако, огромное расхождение взглядов разных психологических направлений и школ». Н. Н. Ланге определил и основной признак кризиса: реально работал критерий «огромного расхождения».

Ф. Брентано в  работе «Психология с эмпирической точки зрения» (1874) писал: «Не столько  в разнообразии и широте мнений, сколько в единстве убеждений  испытывает сегодня психология острую нужду. И здесь мы должны стремиться приобрести то же, чего — одни раньше, другие позже — уже достигли математика, физика, химия, физиология; нам нужно ядро признанной всеми истины, которое в процессе взаимодействия многих сил затем быстро обрастет новыми кристаллами. На место психологии мы обязаны поставить психологию».

Современные американские авторы вполне обоснованно утверждают, что «сегодня психология еще более  неоднородна, чем сто лет назад, и кажется, мы как никогда далеки от того, что хоть как-нибудь напоминало бы согласие относительно характера психологии... В конце [XX] столетия нет никакой единой системы, никаких единых принципов для определения психологической дисциплины и ведения исследований... Психология... представляет собой не единую дисциплину, но собрание нескольких различных ветвей...

Таким образом, нынешний кризис в психологии в конце второго  тысячелетия глобален, объемен, интернационален  и многопланов. Его проявления можно  усмотреть в самых разных плоскостях. Каковы же основные, наиболее существенные проявления кризиса? Их можно определить в первую очередь как глубокую диссоциацию.

Она обнаруживается, во-первых, в традиционной для психологии кризисной  симптоматике, когда отсутствует  единый подход: нет основы, объединяющего  начала — «Психологии много, нет психологии». Идет борьба между психологией объективной и субъективной, объяснительной и понимающей, материалистической и спиритуалистической, поведенческой и психологией сознания и т.д. В настоящий момент она наиболее ярко выражается в противостоянии естественнонаучного и герменевтического (гуманистического) подходов.

Во-вторых, наблюдается противопоставление научной (академической) психологии и  психотехник (практической психологии): психологическая практика, как это ни печально, чаще всего исходит из каких угодно «теорий», но только не из концепций научной психологии. Разрыв между теорией и практикой в психологии, существовавший в двадцатые годы (о нем писал Л. С. Выготский в 1927 году), ныне углубился и превратился в глубокую пропасть — в первую очередь, по причине многократного увеличения масштабов психологической практики.

В-третьих, наблюдается разрыв между научной психологией и  техниками, ориентированными на углубленное  самопознание (от мистики и эзотерических  учений до современной трансперсональной психологии и т.п.). Человек, интересующемуся познанием Я, ищущий свой духовный путь, обращается не к научной психологической литературе, — эта «ниша» прочно занята специалистами, далекими от научной психологии.

В-четвертых, полнее обнажается различие между психологией западной и восточной. Действительно восточные учения в XX столетии стали постоянной составляющей интеллектуальной жизни западного общества. Но на научную, академическую психологию они не оказали практического влияния. В значительной степени ассимилировавшая опыт восточной психологической мысли трансперсональная психология до сих пор фактически не признана официальной наукой.

В результате этих диссоциаций (перечень можно продолжить) «пострадавшей» стороной оказывается именно научная  психология, так как происходит постепенное сужение ее пространства, а многие проблемные поля «уступаются» разного рода «практическим психологам», среди которых немало откровенных шарлатанов. Таким образом, научная психология не идет по тому пути, который некогда указал создатель гуманистической психологии А. Маслоу, предлагавший психологической науке осваивать предметные области, традиционно относящиеся к сфере искусства и религии.

В начале XXI столетия стало  совершенно ясно, что ни одна из диссоциаций  не может быть разрешена «силовым» путем, посредством «логического империализма» одной из «полупсихологий», представляющих «полюса» в той или иной диссоциации. Это отмечают Л. Гараи и М. Кечке: экспансия естественнонаучной логики приводит к тому, что исследование все чаще «будет натыкаться на несуразности. Не подает больше надежды также и обратный прием, когда общим знаменателем двух полупсихологий объявляется не позитивистская логика естественных наук, а, согласно новой моде, герменевтическая логика исторических наук. На язык этой последней ничего невозможно перевести из всего богатства открытий, сделанных за долгую историю естественнонаучной психологии, особенно касающихся связи психологических феноменов, с одной стороны, и стратегии живого организма, направленной на его выживание, с другой».

Кажется естественным, что  если существуют диссоциации, должен быть «запущен» механизм интеграции для  их преодоления. Но, как это показали еще Л. С. Выготский и С. Л. Рубинштейн, «синтез» разнородного путем механического  «сложения» обычно не осуществим: для этого необходимы особые условия. На наш взгляд, к ним в первую очередь относится пересмотр понимания предмета психологической науки, поскольку отмеченные выше диссоциации имеют одну причину — слишком узкое, ограниченное его понимание. Ситуация усугубляется тем, что отечественная психология стремительно меняется, пытаясь ассимилировать достижения зарубежной науки, от которых по известным причинам в течение многих лет была изолирована. Для преодоления кризиса требуется методологическая работа — ее «первым пунктом» должно быть уточнение понимания предмета психологической науки, его неоднородности и многоступенчатости.

В последнее время анализу  кризиса в психологии в данном ракурсе уделяется достаточное  внимание . Наиболее интересные выводы содержатся в работе венгерских психологов Л. Гараи и М. Кечке, а также в работе А. В. Юревича — одной из немногих специальных исследований по данной проблеме.

А. В. Юревич указывает, что  возлагавшиеся в 70-е гг. XX века большие  надежды на появление универсальной теории, принимаемой всеми психологами и призванной объединить психологическую науку, не оправдались: психология сегодня еще более мозаична и непохожа на естественные науки, чем раньше.

Он четко определяет симптомы кризиса: 1) отсутствие единой науки, дефицит устойчивого знания, обилие альтернативных моделей понимания и изучения психического; 2) углубляющийся раскол между исследовательской и практической психологией; 3) конкуренция со стороны паранауки, возникновение пограничных между наукой и не-наукой систем знания. «В этой дисциплине отсутствуют общие правила построения и верификации знания; различные психологические школы или, как их называл А. Маслоу, «силы» представляют собой «государства в государстве», которые не имеют ничего общего, кроме границ; психологические теории даже не конфликтуют, а, как и парадигмы Т. Куна, несоизмеримы друг с другом; то, что считается фактами в рамках одних концепций, не признается другими; отсутствует сколь либо осязаемый прогресс в развитии психологической науки, ибо обрастание психологических категорий взаимно противоречивыми представлениями трудно считать прогрессом, и т.д.» [33, с. 4].

Автор несомненно прав, когда  утверждает, что неудачные попытки  походить на естественные науки вызвали  стремление обосновать исключительное положение психологии. Самоопределение психологии чаще всего осуществляется при помощи куновского понятия «парадигма». А. В. Юревич анализирует различные позиции относительно методологического статуса психологии и приходит к выводу о том, что их можно представить следующим образом: 1) психология представляет собой допарадигмальную область знания; 2) психология является мультипарадигмальной наукой; 3) психология — внепарадигмальная область знания. По его мнению, преобладающее сейчас определение методологического статуса психологии на основе третьей позиции позволяет психологии преодолеть комплекс непохожести на точные науки.

Главную причину кризиса  психологии автор видит в общем  кризисе рационализма, охватившем всю  западную цивилизацию. «В условиях общего кризиса рационализма границы между научной психологией и системами знания (или заблуждений), которые еще недавно считались несовместимыми с наукой, уже не являются непроницаемыми».

 

2. Необходимость «нового видения».

 

Определение предмета психологии осуществляет ряд важных функций. Во-первых, оно должно выполнять роль «операционального стола», который бы позволял реально соотносить результаты исследований, проводимых в рамках разных подходов и научных школ. Во-вторых, не должно быть «искусственно» сконструированным, а существовать реально и указывать на предмет науки в подлинном смысле слова. В-третьих, ему следует быть внутренне достаточно сложным, чтобы содержать в себе сущностное, позволяющее выявлять собственные законы существования и развития; такое определение по сути не сводит внутренне «простое» психическое к чему-то внеположному, делая неизбежной его редукцию. Отсюда следует необходимость теоретических исследований в области предмета психологии, т.е. речь идет о содержательной методологии психологической науки. Заметим, что в отечественной психологии существовала традиция именно содержательной методологии на исторической основе (Н. Н. Ланге, В. Н. Ивановский, Л. С. Выготский, С. Л. Рубинштейн, а в более поздний период эти проблемы интенсивно разрабатывались К. А. Абульханова, А. В. Брушлинский, Б. Ф. Ломов и др.). В-четвертых, понимание предмета должно позволять разрабатывать науку по собственной логике, не сводя развертывание психологических содержаний к чуждой для психологии логике естественного или герменевтического знания.

В целом в  начале XXI века понимание предмета, которое сложилось в современной  научной психологии, является многоступенчатым («декларируемый», «рационализированный», «реальный»), что не позволяет сколько-нибудь удовлетворительно решить стоящие  перед наукой задачи. Важно и другое: «закрывая» эту проблему (как часто это и происходит), мы лишаемся надежды на установление какого-либо взаимопонимания в психологии. Корни такого положения можно усмотреть в истории выделения психологии в самостоятельную научную дисциплину, но не только в истории.

Понятие причинности  не применимо к сознанию. Это понятие  применимо, разумеется, к поведению  и даже к деятельности; отсюда и  разные типы причинного объяснения, которые  мы различаем. Но оно не «подведомственно»  сфере сознания как такового, ибо одно состояние сознания не является «причиной» другого состояния сознания, но вызывает его согласно другим категориям. Трудности теории взаимодействия возникают именно от того, что она пытается распространить сферу действия причинности на самосознание». А это означает, что реальный предмет оказывается «разорванным» между двумя сферами.