Социальная мобильность и карьерный рост в городских условиях

С ростом городов при урбанизации  и индустриализации происходят количественный рост профессий и соответствующее изменение требований общества к квалификации и профессиональной подготовке работников. Наблюдается относительный рост рабочей силы, занятой в управленческой деятельности, работников умственного труда — так называемых «белых воротничков» — и уменьшение абсолютной численности работников, занятых физическим трудом, а более всего сельскохозяйственных рабочих. Это ведет к росту числа профессий высокого статуса, требующей долговременной и высокой профессиональной подготовки, и к падению занятости работников неквалифицированного или малоквалифицированного труда.

Так получается, что власть, высокое  социальное положение в обществе, сопрягается с доступом к знаниям  светским и сакральным. В современных условиях жёсткое структурирование социальной организации как будто размыто и не педалируется в общественных отношениях. Однако место в высших слоях современного общества также зависит от качества образования и уровня знаний человека. Т. е. надо подчеркнуть, что в обществе усиливается связь между образованием и профессиональным успехом. Образование и профессиональный успех становятся основой для социальной мобильности. Пока эта связь не будет ослаблена, возможности роста останутся довольно ограниченными, и пока роль образования как фильтра при входе в профессиональную иерархию будет сохраняться, это будет способствовать сохранению социального неравенства. Одними из самых интересных исследований о тенденциях мобильности в США, анализирующих восхождение и нисхождение в обществе через призму профессии и профессиональной подготовки, были исследования Э.Ф. Джексона и Г.Д. Крокетт [5], П.М. Бло и О.Д. Данкена [6].

Их исследования показали довольно высокий уровень социальной мобильности  в США. Преобладающей оказалась именно вертикальная мобильность. Довольно большому количеству исследуемых удалось осуществить «великую американскую мечту», которая, надо отметить, включает в себя не только стремление к богатству, материальному успеху, но также подчёркивают самостоятельность человека его самодостаточность, стремление «сделать себя самому». Но также отмечено относительное значение для профессиональной и социальной мобильности индивида ряда факторов, связанных с происхождением, профессией отца, национальностью, величиной родительской семьи, типом и размером населенного пункта, уровнем полученного образования.

Уровень профессиональной мобильности в США относительно высок. Один из значимых факторов — влияние отца и его социального и профессионального статуса (коэффициент корреляции между социально-экономическими статусами отца и сына составляет +0,38). Статус отца оказывает влияние на статус сына в основном через образование, но социально-экономические позиции семьи также влияют на возможность карьеры, независимо от образования. Расовая дискриминация в социальной мобильности проявляется, в частности, в худших шансах негров на профессиональный успех. Профессиональная компенсация за расходы на образование у них настолько меньше, что зачастую сводит к нулю их стремление к дальнейшему образованию, а это, естественно, ухудшает их шансы на рынке рабочей силы.

Значение для социальной мобильности имеет и переезд в промышленный район или из индустриального района в небольшой город. Чем крупнее первое место жительство переселенца, тем больше у него шансов на профессиональный успех, независимо от масштабов последнего местожительства. Это сулит больший успех, чем переселение в сельскохозяйственные области. Городские мигранты имеют больше возможности добиться желаемого профессионального статуса по сравнению с «оседлыми» гражданами, чем их отцы.

На социальные и профессиональные возможности влияет число членов родительской семьи. Достижения человека из большой семьи, вынужденной делить средства между многими братьями и сестрами, обычно хуже, чем у того, кто вырос в малодетной семье.

Одна из дорог, способствующих социальной мобильности, проходит через систему образования. Таким путем открывается возможность изменения социального положения с низшего на более высокое. Но часто уже в систему образования закладывается будущее социальное неравенство. Ребёнок с первых шагов попадает в определённую социальную ячейку. Социальная элита защищает себя при помощи системы привилегий и в области образования. Лучшая школа, разумеется, находится в престижной части города. Эти школы раньше других оснащаются лучшим учебным оборудованием. Туда рекрутируются лучшие учителя. Оттуда, в основном, осуществляется вузовский набор. На фоне социалистического образовательного равноправия («все имеют одинаковые права на образование») в Советском Союзе формировались классы, а то и школы с углубленным изучением языков, гуманитарных и естественно-научных дисциплин. За ранжированием способностей часто скрывалось социальное ранжирование. Дети элиты могли прибегнуть к помощи специалистов-репетиторов, посетить какую-либо страну для изучения языка, располагали техническими и другими средствами обучения. «Новые русские» (в принципе, национальная принадлежность в этом термине не имеет никакого значения, речь идёт о социальной группе) оценили по достоинству высококлассное и дефицитное образование для своих детей и делают в этом направлении всё возможное.

Нечто подобное, такое же социальное ранжирование уже в школе, можно  наблюдать в разные исторические времена и разных регионах. Например, у коренных жителей Мезоамерики — ацтеков — существовала развитая система образования, опирающаяся на систему социального неравенства. Дети рядовых членов общества обучались в школах «тельпучкалли», где изучали историю, сельскохозяйственное и ремесленное производство и много внимания уделяли военной подготовке. В школах для детей аристократов — «кельмекак» — главными дисциплинами были религия, история и устройство ацтекского государства, чтение, письмо, счет, астрономия, астрология, стихосложение и основы риторики. Учеба была обязательной для всех мальчиков. Интересным было разное отношение в школах к проведению свободного времени. Ученики первого типа кроме учебы работали на возведении каналов, плотин, укреплений, а после занятий отправлялись для развлечения в дома пения, где не только пели и танцевали, но и приобщались к азам общения с противоположным полом. Учащихся второго типа воспитывали более сурово, учили воздержанию, достойному поведению, религиозному усердию. После занятий по ночам они отправлялись в уединенные места, на вершины холмов и гор, где разжигали костры и устраивали богослужения, принося в жертву собственную кровь, для чего острыми колючками агавы раздирали себе мочки ушей [7].

Сформировавшиеся в основном во второй половине ХХ века представления  о социальной мобильности «с помощью образования» в «социалистических» странах во многом оказались иллюзиями. Так получалось, что образованные работники в иерархии власти и собственности занимали те же позиции, что и их менее образованные родители. Руководящее положение занимала социальная группа партийных функционеров, зачастую не имевшая специального образования, которое в их случае нередко подменялось учебой в разного рода партийных учебных заведениях. Само образование также стратифицировалось, разделяясь при формальном равенстве уровней (скажем, на уровне высшего образования) на элитарное, повышенное, среднее и с низким уровнем. Современная система образования пока движется всё в том же русле и скорее камуфлирует реальное неравенство, чем служит «лифтом» по выравниванию позиций. Социальные причины социальной мобильности подменяются при этом их «естественными» причинами, связанными с индивидуальными природными способностями людей.

 «Следует отметить, что многие сравнительные исследования показали, что под влиянием сил, присущих индустриализации, происходят фундаментальные изменения в стратификационных системах. Прежде всего, возрастает социальная дифференциация. Передовая технология дает толчок возникновению большого числа новых профессий. Возникающие профессии требуют большей квалификации и лучшей подготовки, лучше оплачиваются и являются более престижными. Как следствие образование и подготовка становятся все более важными факторами на входе в профессиональную иерархию. Кроме того, индустриализация приводит в большее соответствие профессионализм, подготовку и вознаграждение. Иными словами, для индивидов и групп становится характерной тенденция к относительно устойчивым позициям в ранжированной стратификационной иерархии. В итоге усиливается социальная мобильность. Уровень мобильности возрастает в основном вследствие количественного роста профессий в середине стратификационной иерархии, т.е. за счет вынужденной мобильности, хотя активизируется и добровольная, так как больший вес приобретает ориентация на достижения» [8].

Что интересно, даже в столь структурированном  обществе, каким было государство  ацтеков в доколумбовой Америке, существовала возможность подобной социальной мобильности. Для рядового ацтека возможность подняться по социальной лестнице могла предоставить военная служба. Особо отличившиеся воины и военачальники незнатного происхождения могли получить доступ в привилегированные слои. Ацтекские «рыцари за заслуги», стараясь подчеркнуть свой статус, называли себя «ягуарами» и «орлами». Перед сражениями они надевали шкуру ягуара или украшали себя орлиными перьями. Свои привилегии они, по поверьям ацтеков, сохраняли и в загробном мире. «Рыцари за заслуги» могли даже стать высшими военачальниками. Однако верховные военные должности могли занимать лишь представители наследственной знати [9]. В этом плане можно сделать сравнение с российской историей. Сподвижник Петра I А.Д. Меньшиков сделал выдающуюся социальную карьеру от денщика до фельдмаршала, однако в глазах дворянства он все равно оставался «худородным».

Социальная мобильность внутри старого общества практически не в силах решить задачу равенства реализации равных возможностей. На уровень и характер социальной мобильности влияет общественная система. «Ученые давно обратили внимание на качественные различия в этом отношении между обществами открытого и закрытого типа.

В открытом обществе нет формальных ограничений мобильности и почти отсутствуют неформальные. Однако в самой эгалитарной ситуации, где любой имеет законные возможности роста, некоторые хотят быть «более равными», чем другие. Так, немало сложностей возникает при реализации преимуществ для представителей отставших в своем развитии этнических, расовых или социальных групп, скажем, при приеме в университеты. В этом случае могут быть ущемленными права и интересы более подготовленной молодежи. В то же время и в открытых обществах все еще существуют социальные, расовые и половые барьеры. И «покровительственная» система подготовки кадров с качественным высшим образованием в Англии, и «соревновательная» система их подготовки в США не очень-то способствуют усилению мобильности «снизу» в «правящий класс», так как и там и тут это доступно незначительному числу лиц с наивысшими способностями, причём в самых редких случаях. Ведь существует множество формальных и неформальных ограничении и установлений, которые благоприятствуют продвижению лиц из высшей страты и препятствуют тем, кто относится к низшей» [10].

Только вписавшись в жизнь общества, образование из культурной игрушки  превращается в неотъемлемую необходимость  и ценность. Современность внесла мало нового в процесс воспроизводства верхов общества. Конечно, в периоды войн и революций, коими изобиловал ХХ век, повышается мобильность общества. Это происходит как по собственной воле самих людей, так и в силу сложившихся обстоятельств. Но как ни кажется привлекательным тезис о вертикальной мобильности членов общества с позитивной экспонентой, всё-таки необходимо смотреть на социальные процессы трезвым взглядом. Ведь социальная мобильность может рассматриваться одновременно как процесс положительного развития общества, так одновременно и как процесс его дестабилизации, разрушения. С одной стороны она реорганизует и структурирует общество сообразно достижениям и уровню развития отдельных членов общества, вносит новую струю в старые процессы, с другой — разрывает устоявшиеся, ещё работоспособные структуры, ради новизны нарушает связи и отношения между группами людей и обществом. Также неоднозначно её влияние на отдельного человека. Человек, которого «социальный лифт» переносит на искомое место (независимо — вверх или вниз), поневоле становится маргиналом. Покинув одну группу, он не всегда может вписаться в новую, причём этот дискомфорт возникает не только в плане психологическом, но и профессиональном. В то же время он может получить творческий импульс длядальнейшего развития и увлекает за собой свою новую социальную группу.

Город в этом плане предоставляет  множество дифференцирующих путей  для самореализации и самоутверждения  человека. В городе человек может  себя реализовать в различных социальных ролях и в различных социальных группах. В отличие от жёсткой структуры сельской местности город дает человеку больше свободы и возможностей для включения в ту или иную социальную группу, чтобы он мог встать на ту или иную ступень социальной иерархии.

Примечания

[1] Февчук Л.П. Личные вещи А.С. Пушкина. Л., 1968, С. 67. 
Назад

[2] Город в средневековой цивилизации Западной Европы. Город, общество и государство. Т.4. М., 2000. С. 260. 
Назад

[3] Хайдеггер М. Бытие и время. М., 1997. С. 162. 
Назад

[4] Сорокин П. Человек, цивилизация, общество. М., 1992. С. 373-374. 
Назад

[5] Jackson E.F., Croccett H.J. Occupational mobility in the USA. A point estimate and trend comparison // American sociological reviеw. N.Y., 1964. Vol. 29. No. 1. P. 5-15. 
Назад

[6] Blau P.M., Dancan O.D. American оccupational structure. N.Y., 1967. 
Назад

[7] Стингл М. Индейцы без томагавков. М., 1978. С. 108. 
Назад

[8] Радаев В.В., Шкаратан О.И. Социальная стратификация. М., 1996. С. 183. 
Назад

[9] Стингл М. Индейцы без томагавков. С. 101. 
Назад

[10] Радаев В.В., Шкаратан О.И. Социальная стратификация. С. 189-190