Шпаргалка по "Социологии"

Несколько особняком можно поставить детский  и молодежный сленг. Язык детей имеет  то отличие от жаргонов и арго в  собственном смысле этого слова, что обусловлен с одной стороны  потребностью упростить слова, которые  ребенку сложно выговорить, с другой стороны в речи ребенка появляются такие краски, которые для речи взрослых нехарактерны, часто на первый план выходят совершенно неожиданные коннотации: например, ребенок может пояс или ремень называть «биень», потому что им можно ударить, но при этом не только не бояться этого предмета, но и с удовольствием пытаться навертеть его себе на пояс или даже ударить им кого-нибудь. Или «боять» — не просто гулять, но гулять с хулиганством «чтобы все боялись».

Молодежный  сленг хотя и ближе к жаргону  в собственном смысле этого слова, но также имеет свои особенности. Во-первых, молодежь не живет обособленной от остального общества жизнью. Во-вторых, молодежь стремиться не столько скрыть от посторонних смысл сказанного (как в случае криминального арго), а скорее, наоборот, выпендриться, показать свою самость. Вместе с тем, нельзя не отметить, что молодежный сленг — это зачастую отнюдь не нечто грубое, близкое в лучшем случае к просторечию. Он может отличаться оригинальностью красочностью и даже изяществом выражений, хотя и не лишен нежелательных вкраплений вроде лексики, проникшей из криминальной среды и пр., правда в последнем случае исконный смысл слова чаще всего бесследно теряется: вроде «Давай забьем на последнюю пару пойдем на поганище». Непристойная в данном контексте коннотация глагола «забить» полностью потеряна и не осознается. Или еще один пример: «Меня вчера на концерте не бымши, я сидемши дома и деламши уроки. Но говорят, что там было дивно и глючно. Не то, чтобы мне это очень нравилось, но под настроение — в самый раз. — Нет, я завтра не поеду маньячиться в Мандос, я маньячусь с зачетом, который у меня в понедельник. Да и вообще я не люблю тамошнюю махаловку — по голове получить можно — как нечего делать, да и по лапам — ничем не лучше. Если я не сглючусь, я позвоню тебе в понедельник вечером, или ты мне позвони: обсудим твои траблы, может чего и наглючим, а то получается полный, извини меня, пушной зверь и даже как-то не куртуазно. Ну, а сейчас — мое почтение, а то меня тут гонят с палантира.» Забыть о том, что махаловка — это из криминальной среды — как нечего делать, а если вспомнить что «глючить» и все производные не имеют к наркотикам никакого отношения, то звучит даже симпатично.

5. Гендерная лингвистика. Проявление гендерного фактора в общении.

Понятие о гендеролекте. Мужская и женская речь. Их особенности и отличия.

В последние  десятилетия усилился интерес к  изучению дифференциации языков в зависимости  от пола говорящих. При этом одним из основных является тезис о том, что влияние половых различий между говорящими на их речь характерно не только для так называемых примитивных языков, но и для языков, обслуживающих современные цивилизованные общества.

Так, справедливо  отмечая, что «контакты между  полами столь постоянны и интенсивны, что значительные языковые различия не могут долго удерживаться», однако все же считается, что «в нашем  обществе мужчины и женщины все  еще имеют речевые особенности, которые создают известные трудности  в осуществлении точной коммуникации».

Кажется, что в этом утверждении есть некоторое  преувеличение роли половых различий в современных языках. В действительности, как показывают исследования различий между «мужской» и «женской»  речью в конкретных языковых сообществах, эти различия касаются достаточно периферийных участков языка и едва ли могут создавать трудности при коммуникации.

Например, Р.Лакофф обнаружила любопытные несходства в наборе цвето-обозначений (у мужчин-американцев их значительно меньше, чем у американок), этикетных и оценочных единиц (типа darling «дорогой», fine «замечательно»), в использовании некоторых типов синтаксических конструкций английского языка (Lakoff, 1975), женщины чаще, чем мужчины, используют эмоционально-оценочную лексику и уменьшительные образования, в их речи больший спектр цветообозначений, чем у мужчин, речь которых, в свою очередь, имеет и другие отличия от "женской" (например, большая приверженность жаргонным словам и выражениям, ненормативной лексике, более свободному использованию технической терминологии и др.). Различия проявляются также в зависимости от пола адресата речи, а также от того, в какой среде происходит речевое общение — однородной или смешанной по половому признаку: очевидно, например, что мужчины в общении между собой могут использовать такую лексику, которая мало пригодна для общения с женщинами.

В конце XX в. сформировалось особое направление  социолингвистических исследований - гендерная лингвистика, изучающая  все виды языкового и речевого варьирования, обусловленные полом  носителей языка. Это направление  в социолингвистике возникло не без  влияния социологии, в которой  издавна изучаются различия в  статусах и в ролевом поведении  людей, обусловленные их различиями по полу, и термин «гендерный» используется достаточно широко.

В некоторых  обществах различия в речи между  мужчинами и женщинами столь заметны, что можно говорить о' двух "языках" — мужском и женском. Например, в чукотском языке, по свидетельству В. Г. Богораза, существует особое женское произношение. Женщины, в отличие от мужчин, произносят вместо ч и р только ц, в особенности после мягких согласных. В японском языке также имеются различия мужской и женской речи не только на уровне лексики и грамматики, но и на уровне фонетики, в частности, для речи женщин характерен «щебечущий тембр», тогда, как для речи мужчин — отрывистый, «рявкающий». Даже в некоторых говорах русского языка обнаруживаются реликты «женского произношения: так называемое "сладкогласие" - произнесение вместо звука [р] звука [й]: бйат, бейоза (брат, береза). В языке одной из народностей, живущих на Малых Антильских островах, — два словаря: один используется мужчинами (и женщинами, когда они говорят с мужчинами), а второй — женщинами когда они говорят между собой. В языке индейцев, живущих в Северной Калифорнии (США), одни и те же предметы и явления называются по-разному в зависимости от того, кто о них говорит — мужчина или женщина.

В так называемых культурных обществах  различия между мужчинами и женщинами в языке значительно меньшие, они касаются главным образом не набора языковых единиц, а частоты их использования, а также речевого по-1 ведения, отношения к языку, языковых вкусов и предпочтений и т. п. Например, английские конструкции типа John is here, isn 't he?более характерны для речи американок, мужчины-американцы предпочитают прямой вопрос: Is John here? To же касается конструкций с усилительным so: I feel so unhappy! That sunset is so beautiful! — они более естественны в устах женщины. Негритянские женщины, живущие в США, более чувствительны к языковым неправильностям, особенно в ситуациях, требующих повышенного внимания к собственной речи. В этих случаях они употребляют меньше непринятых, ненормативных форм, чем мужчины, и более восприимчивы к социально престижным языковым моделям, распространенным в культурной среде.

Отмечая подобные различия в использовании  языка, исследователи справедливо считают, что в большинстве случаев они характерны для обществ, в которых издавна существует социальное разделение людей по полу. Положение мужчин и женщин в таких обществах различно (и в правовом, и в бытовом отношении), и расхождения в языке — естественное следствие этого социального неравенства. Однако даже и при этом условии значительные различия в языке между полами редки: речевое общение мужчин и женщин столь регулярно и интенсивно, что яркое своеобразие не может долго удерживаться.

Вместе с тем элементы языковых различий в зависимости от пола говорящих имеются и в цивилизованных обществах, в частности даже в тех, где формально нет социального неравенства мужчины и женщины. Например, в современном русском обществе мужчины и женщины по-разному приветствуют друг друга: мужчины, в особенности молодые и хорошо знакомые друг с другом, могут употреблять наряду с формами здравствуй(те), привет, добрый день и др. и форму здорово, которая женщинам менее свойственна. Обращения также более разнообразны у мужчин:

• Садитесь, мамаша! (обращение к пожилой незнакомой женщине);
• Друг, дай закурить!
• Спокойно, папаша! (говорит в фильме "Берегись автомобиля!" Деточкин-Смоктуновский).

В речи женщин подобные обращения  редки. Напротив, апеллятивы типа детка (по отношению к ребенку), милочка и некоторые другие чаще употребляют женщины.

Иногда различия в использовании  тех или иных слов более глубоки  и, повидимому, отражают традиционную разницу в общественном положении мужчины и женщины. Например, слова вдова и вдовец имеют разные возможности употребления в так называемой посессивной конструкции: можно сказать Это вдова Петра Николаевича, но нельзя *Это вдовец Ольги Ивановны. Если поанглийски сказать Не 's a professional и She's a professional, то первая фраза понимается в том смысле, что некто хорошо владеет какой-либо профессией (например, он хороший врач или судья), а вторая фраза большинством говорящих по-английски будет понята в смысле 'Она — проститутка'. Весьма интересны также наблюдения Р. Лакофф над тем, какие названия животных метафорически применимы к мужчине, а какие — к женщине: dog (собака) и bitch (сука), fox (лис) и vixen (лисица, а в переносном смысле — сварливая женщина, ведьма) и т. п.

Феминистическая лингвистика выделяет следующие  черты языковой андроцентричности (под андроцентричностью или андроцентризмом языка понимают наличие в нем гендерной ассиметрии в пользу мужчин):

1. отождествление понятий «человек» и «мужчина»; во многих языках они обозначаются одним словом;
2. производность имен женского рода;
3. применение имен мужского рода к референту — женщине осознается как допустимое п повышающее ее статус; наоборот, номинация мужчины формой женского рода несет негативную оценку;
4. механизм включенности (учитель — и мужчина, и женщина);
5. синтаксическое (не смысловое) согласование;
6. фемининность и маскулинность резко разграничиваются как полюса и противопоставляются друг другу в качественном отношении (положительная и отрицательная оценки) и в количественном отношении (доминирование мужского как общечеловеческого).

В качестве своеобразного протеста против подобной гендерной ассиметрии в речи ряда представительниц молодежных неформальных течений появились некоторые своеобразные «протестные» глагольные формы вроде «Я сидемши дома и деламши уроки» вместо «Я сидела дома и делала уроки». Однако, поскольку подобная «лингвистическая инициатива» не нашла поддержки не только в широких массах, но и у мужской части тех же самых неформалов, то подобные формы вместо того, чтобы невилировать речь по признаку гендера, фактически усиливают гендерную ассиметрию, а потому очень быстро сходят на нет: цель-то не достигается.

Между тем, в большинстве случаев  различия между "мужской" и "женской" речью носят скорее количественный, чем качественный характер: таких-то элементов в речи мужчин больше, чем в речи женщин, и наоборот. Тем неменее постулат о зависимости речевых особенностей от разделения носителей языка по полу не подлежит сомнению: такая зависимость существует и проявляется многообразно.

С течением времени социальные функции мужчины  и женщины медленно, но верно сближались, однако и позже различия между  мужской и женской речью во многом сохраняются. Женская речь более  консервативна (не случайно диалектологи стремятся наблюдать именно речь женщин, особенно изучав синтаксис). В словаре женщин больше эмоционально оценочных слоя, прежде всего уменьшительно-ласкательных, больше эвфемизмов; в их речи чаще звучат слова с мягкими согласными; для женской фонетики характерно более выразительное участие губ (в сравнении с мужской артикуляцией тех же губных звуков)*. В стилистическом плане мужская речь более книжна, чем женская (естественно, при сопоставимости темы и условий общения), сложнее по синтаксису и более насыщена интеллектуально (однако не эмоционально).

6. Литературный язык как высшая форма существования языка. Типологические различия литературных языков.

Все формы  существования общенародного языка (литературный язык, территориальные  и социальные диалекты, просторечие, профессиональная речь, молодежное арго и т. п.) в социуме (народе, этнографической  общности, социальной и социально-возрастной группе) составляют языковую норму  социума. Природа языковых норм одинакова  и в литературном языке и в  диалектах или арго, поскольку  главное, чем создается само явление  языковой нормы, - это наличие у  говорящих "языкового идеала".Таким образом, литературный язык - это только одна из сосуществующих норм общенародного языка, причем в реальности не всегда самая распространенная (например, большинство населения может говорить на диалектах). Однако литературный язык - это объединяющая, наддиалектная и надсословная форма общенародного языка, поэтому за ней будущее.

Между нормой литературного языка и нормами  нелитературных вариантов языка  есть ряд существенных различий:

1. Несмотря  на свою генетическую связь  с локальной диалектной базой,  литературный язык возникает  как принципиально наддиалектная  форма существования языка. В  последующей Истории, особенно  в новое время, функции и  сферы использования литературных  языков расширяются, а нормы  - демократизируются (в первую  очередь благодаря тому, что формируются  средства неофициального устного  общения на литературном языке  - разговорная речь; см. с. 30 - 33). Нормами  современных литературных языков  в основном владеют люди, имеющие  среднее и высшее образование,  т. е. в наше время - это  большая часть населения. Благодаря  школе и средствам Массовой  коммуникации нормы литературного  языка распространяются все шире. Таким образом, в современном  мире литературные языки становятся  основной формой существования  общенародных языков - как по разнообразию  своих социальных функций, так  и по месту в языковом общении  всех говорящих.

2. В силу  наибольшей социальной значимости  литературного языка - (в сравнении  с другими формами существования  общенародного зыка) нормы литературного  языка обладают наивысшим престижем  в обществе.

3. В литературном  языке "языковой идеал" говорящих (представления о правильной речи) в наибольшей мере осознан обществом. Общество заботится об упрочении и распространении литературной нормы во всем коллективе говорящих. Поэтому нормы литературного языка кодифицируются[20], т. е. сводятся в специальные книги - словари, грамматики, различного рода справочники по культуре речи. На основе полных ("академических") нормативных грамматик и словарей пишутся школьные учебники родного языка; с нормативными описаниями языка постоянно сверяются редакторы книг и текстов массовой коммуникации. Поэтому кодификация способствует упрочению литературной речи в языковой практике говорящих.