Понятие и признаки нормы права

Частицы, элементы правовых норм находят  выражение в статьях, пунктах, параграфах текстов нормативных актов в  виде определений общего характера, обладающих рядом признаков норм. Как отмечено, те из них, которые  представляют собой логически завершенные, обя­зательные для соблюдения положения, называются нормативными предписаниями. Некоторые нормативные предписания по содержа­нию и логической структуре («если — то — иначе») близки к правовой норме, но и они не могут применяться без учета общих и других поло­жений законодательства, в соединении с которыми они только и могут образовать норму; другие правовые предписания логически строятся по форме: «если — то»; есть и такие, что не имеют другой структуры, кроме грамматической1.

Формулировка многих правовых предписаний  строго зависит от содержания выражаемых ими правовых норм; таковы управомочивающие, обязывающие, запрещающие нормы права. Последние (запре­щающие) нередко вообще как бы выносятся за рамки ряда норм и целых отраслей права, в пределах которых находятся охраняемые ими диспозиции, и формулируются как перечни деяний, которые запреще­но совершать (составы преступлений и других правонарушений), и санкций, соответствующих качествам и тяжести этих деяний (уголов­ные кодексы, кодексы об административных правонарушениях, поло­жение о материальной ответственности рабочих и служащих и др.). При помощи этих санкций, как отмечено, охраняются обширные ком­плексы различных отраслей права; таковы также положения Граждан­ского процессуального кодекса, регулирующие исполнительное про­изводство: как санкция они связаны с рядом норм гражданского, тру­дового, семейного, административного, уголовного права; общий ха­рактер (по отношению ко всему гражданскому праву) имеет предписание о возмещении убытков. Существование в законодательстве правовых предписаний, выражающих общие для многих норм санкции, об­легчает деятельность законодателя — при дальнейшем развитии права учитывается, что новые нормы права (диспозиции) включаются в ком­плекс норм, уже охраняемый определенной санкцией.

Важное место среди нормативных  подписаний занимают обобще­ния условий действия и применения правовых норм. Таковы содержа­щиеся в законах и других нормативных актах общие положения о субъектах права, их видах и правовых статусах, об условиях действия норма­тивно-правовых актов, порядке их реализации, о процедурах решения юридических споров, о правовом режиме различных имуществ и др. Нормативные предписания такого уровня в процессе реализации права осуществляются через правовые нормы, регулирующие поведение от­дельных лиц; вместе с тем они имеют самостоятельное значение в сис­теме средств правового воздействия. Особенное значение среди норма­тивных предписаний имеют законодательные определения основных прав и свобод граждан. Обычно они излагаются в конституциях или в специальных нормативно-правовых актах (Декларация прав человека и гражданина, Билль о правах). После Второй мировой войны ряд основ­ных прав и свобод закреплен в международных документах1, положения которых признаны обязательными в Российской Федерации.

Нормы права и статьи законов  не всегда тождественны по той при­чине, что тексту нормативного акта, как  и любому литературному про­изведению, нередко свойственны образность, ориентация на массовое правосознание, обращенность к общественному мнению. Так, для на­шего уголовного законодательства традиционны условные, как бы не­правильные, формулировки: «преступление (хищение, вымогательст­во, убийство, клевета, хулиганство, разбой, мошенничество, получе­ние или дача взятки, заведомо ложный донос и т.д.) наказывается...», хотя на самом деле наказывается не преступление, а преступник (вор, убийца, взяточник, хулиган, мошенник, клеветник и т.п.). В законодательстве используются условные термины; например, «молодой специалист» может оказаться по возрасту далеко не молодым работником, осваивающим новую для него специальность и потому имеющим право на некоторые льготы. В ряде статей нормативных актов для смы­слового усиления должное описывается как сущее: «Неустранимые со­мнения в виновности лица толкуются в пользу обвиняемого»; «Депу­тату обеспечиваются условия для беспрепятственного и эффективного осуществления его прав и обязанностей». В тех же целях (для смысло­вого усиления, образного выражения непререкаемости закона) запре­щенное порой характеризуется как вообще невозможное: «Никто не может быть произвольно лишен жизни»; «Собственность не может ис­пользоваться в целях, противоречащих интересам общества, правам других граждан».

Одним из наследии времен, когда законодательство было формой пропаганды, является наличие в текстах законов идеологических и политических сентенций, имеющих программный, но не юридический характер. Стремление придать текстам законов непременно полити­ческое звучание приводило к тому, что эти тексты неправильно выра­жали правовые нормы. Так, если в законах говорится об обжаловании в суд «незаконных действий» должностных лиц и государственных ор­ганов (вариант: «действий, нарушающих права и свободы граждан»), получается так, что суд может принимать жалобы только на действия, незаконность которых где-то и кем-то уже установлена (зачем тогда вообще обращаться в суд?), а жалобы на законные действия принимать вообще не должен, хотя бы жалобщик и считал свои права нарушен­ными. В другом нормативном акте определялся порядок возмещения ущерба, причиненного гражданину «незаконными действиями орга­нов следствия, дознания, суда»; выходило, что ущерб, причиненный законными, но ошибочными действиями этих органов, возмещению не подлежит.

Различие между нормами права  и статьями законов и в том, что в тексте нормативного акта могут  содержаться не только нормативно-правовые предписания, но и индивидуальные распоряжения, а также обоснования нормативного акта, фактические утверждения, про­граммные положения, призывы, декларации, правила общежития, мо­рально-политические нормы и принципы, не связанные непосредст­венно с механизмом правового регулирования. Право же состоит из норм, выраженных через правовые предписания. Это различие способ­но порождать противоречия между правом и текстом закона, которые могут осложняться и обостряться в связи с тем, что в массовом сознании исторически сложилось преобладание преимущест­венно моральных критериев и норм, а также бытуют порой негативные оценки юридических категорий как сугубо «формальных», а то и «бю­рократических». Эти оценки и критерии могут вести к тому, что при обращении к закону часть общественного правосознания признает в нем «своими» и примет только те положения, которые не являются собственно юридическими, а представляют собой описание в тексте закона социальных ценностей, изложение программных положений, выражение общественно-политических, нравственных, идеологичес­ких принципов и норм. На практике это противоречие, если в струк­туре закона собственно юридические предписания не обособлены от морально-политических и иных положений, может вести к досадным недоразумениям и трагическим разочарованиям («в законе сказано так, а суд решил как-то иначе»).

Существуют, наверное, еще и другие различия и противоречия между законом  и действующим правом. Если такие  противоречия своевременно не осознаются и не преодолеваются, авторитету закона причиняется ущерб: коль скоро не все содержание вступившего в  силу закона оказывается действующим  правом, он воспринимается как нечто  декларативное, что-то обещающее, но на практике ничего не дающее. Важной задачей  правоведения является разработка механизма  перевода тех положений закона, которые  носят самый общий, абстрактный  характер, в нормативные предписания, через которые эти законоположения  воплощаются в систему правовых норм, регулирую­щих поведение членов общества.

С тревогой отмечалось, однако, что  в правоведении обнаружи­лись недостаток нормативного мышления, недостаточное  умение нормативно выражать мысли и  намерения в проектах законов1. Привычка ученых-юристов мыслить в основном политическими, идеологическими, социологическими категориями нередко влияет на качество подготовки проектов нормативных актов, где предписа­ние должного порой заменяется описанием существующего, точное определение прав и обязанностей подменяется рассуждениями об их социально-политическом значении, запреты и санкции за правона­рушения если и упоминаются, то в самой неопределенной, расплыв­чатой форме.

Особенно сложной для современного отечественного правоведения стала  проблема соотношения правовых норм и статей (текстов) Кон­ституции. То обстоятельство, что не все положения Конституции имеют юридическое содержание, общеизвестно и официально призна­но Конституционным Судом Российской Федерации2.

В теории права сложились три  основных мнения о юридической природе  конституционных норм.

Одни теоретики вообще не считают  Конституцию правом, ссылаясь на то, что содержащиеся в ней правила  невозможно осуществить в принудительном порядке1. Другие правоведы считают правовыми нор­мами все вообще тексты, содержащиеся в конституциях2.

Третье направление в изучении конституционных норм признает, что  ряд положений (текстов) Конституции  носит программный или декларативный  характер, торжественно провозглашая цели и задачи государства, основные принципы его организации и деятельности, его зависимость от народа, а также  некоторые нравственные нормы. При­знание, что наряду с правовыми нормами  в Конституции содержатся неюридические  положения, не только никак не умаляет, вопреки опа­сениям отдельных авторов, авторитет Конституции (декларативные положения традиционно содержатся в конституциях всех стран конти­нентальной Европы)3, но и дает возможность вывести на первый план проблему реализации тех конституционных положений, которые имеют юридический характер, но не могут быть воплощены в дейст­вующее право без дополнительного правового нормотворчества.

Проблема заключается в том, что ряд положений, содержащихся в Конституции, не достигли того уровня конкретизации, при котором было бы можно говорить о существовании  правовых норм, способных однотипно  воплощаться в общественные отношения. Как отмечено, в законах и иных нормативных актах нет ничего собственно юридического, кроме формулировок прав, обязанностей, условий их возникновения, а также запретов и санкций  за их нарушение. Вся проблема реализации закона начинается с разработки правовых норм как моделей правоотношений, способных peгулировать поведение людей и организаций посредством собственно юридических связей (взаимных прав и обязанностей). Для претворения общих положений закона в реально осуществимое право необходимо учесть такое предъявляемое к правовым нормам требование, которое именуется «формальной оп­ределенностью». Суть дела в том, что право может успешно функцио­нировать лишь при условии бесспорности, недвусмысленности, а также доказуемости условий возникновения прав и обязанностей (воз­никло правоотношение или не возникло?), точности определения со­держания правоотношения (что именно необходимо делать или не де­лать для выполнения обязанности; каковы гарантированные возмож­ности поведения управомоченного), ясности запретов (чего нельзя делать?) и санкций за их нарушение. Лишь при выполнении этих ус­ловий тексты законов образуют нормативные предписания, склады­вающиеся в нормы права. Без этого суждения о прямом действии Кон­ституции (и любого закона) остаются практически неосуществимыми.

В действующей Конституции Российской Федерации содержатся положения, для  реализации которых требуется принятие дополнитель­ных законов. Таково, в частности, право гражданина на замену военной службы альтернативной гражданской службой в случаях, предусмот­ренных ч. 3 ст. 59 Конституции. Поскольку соответствующий феде­ральный закон, предусмотренный той же статьей, еще не принят, на­званное право осуществить невозможно; поэтому Конституция в дан­ном случае имеет прямое действие лишь по отношению к органам законодательной власти, которым надлежит принять соответствующий закон, а также органам правосудия, оправдывающим тех, кто отказы­вается от военной службы по основаниям, указанным в ст. 59 Консти­туции.

В юридической литературе давно  и неоднократно отмечалась неосуществимость ряда конституционных положений  без принятия нор­мативных актов, детализирующих эти положения до той степени  аб­страктности, которая способна воплотиться  в конкретных правоотно­шениях1. Однако правоведение, насколько известно, еще не пыталось определить, что собой представляют с позиций теории права консти­туционные положения, которые, по замыслу законодателя, направле­ны на правовое регулирование, но не могут быть реализованы в право­вой системе, так как они еще не получили в текущем законодательстве развития и конкретизации, необходимой для их практического вопло­щения в общественных отношениях и правопорядке. Бытующие наименования их «нормами-принципами», «в известном или определенном смысле специфическими нормами особого рода» лишь подтверж­дают, что правовые нормы в соответствующих текстах законов еще не воплощены.

В теоретическом плане эта проблема усложняется тем, что в пос­ледние годы в учебной и научной литературе распространилось проти­вопоставление права и закона, основанное на предположении, что право (мера свободы) всегда хорошо и справедливо, а закон (текст нормативного акта) нередко бывает несправедливым и плохим. Одна­ко неосуществимость ч. 3 ст. 59 Конституции Российской Федерации являет яркий пример прямо противоположного соотношения, когда хорошему и справедливому закону не только не соответствует осуще­ствимое право, но и в общественной жизни из-за этого возникают правовые конфликты и аномалии.

Разумеется, лучше всего было бы, если бы каждый закон с самого начала был законом прямого действия, состоял из правовых предписа­ний, не требующих развития и конкретизации в других нормативно-правовых актах. Тогда перед правоведением практически могла бы и не возникнуть проблема различий и противоречий между нашими пра­вом и законом. Такие различия, однако, объективны и проявляются в ряде противоречий, недостаточное внимание к которым может суще­ственно препятствовать претворению закона в жизнь.

К ним относится, прежде всего, противоречие между абстрактностью отдельных  предписаний закона, лаконично определяющего  основные принципы правового регулирования  определенной сферы обществен­ной жизни, и конкретностью этой сферы, многообразием и индивиду­альной неповторимостью составляющих ее жизненных ситуаций и от­ношений. Данное противоречие нередко требует такой конкретизации общих положений закона в подзаконном нормотворчестве, которое, не сужая сферу действия закона и вполне соответствуя его принципам, содержало бы «формально-определенные нормы», отражающие типи­ческие черты соответствующих ситуаций и отношений и определяю­щие (в общей форме) достаточно конкретные способы их регулирова­ния юридическими средствами в полном соответствии с целями зако­на. Нерешенность этого противоречия делает закон практически не­осуществимым (при чрезмерной абстрактности содержащихся в нем положений), либо ограничивает сферу его действия (при чересчур де­тальном, дробном регулировании соответствующих отношений подза­конными актами), либо может даже вести к искажению целей и смысла закона (при подмене закона лавиной ведомственных инструкций, про­тиворечащих замыслу законодателя).

Для повышения эффективности правового  регулирования немалое значение имеют совершенствование законодательства, его систематизация, изложение правовых норм общепонятным языком, широкое  применение правил законодательной  техники. Правовой нормой труд­но руководствоваться, если ее элементы размещены в большом числе нормативных актов, часть изданий которых не всем доступна, а после­дующие изменения не всегда общеизвестны. Политические и мораль­ные сентенции уместны не в тексте нормативных актов, а если без них почему-либо трудно обойтись, — в преамбулах. Законодатель должен стремиться к точному выражению своих мыслей и намерений в тексте законов без иносказаний и двусмысленностей; если закон не является законом прямого действия, а содержит обещания принять дополни­тельные нормативные акты о порядке реализации тех или иных правоположений, то обещанные акты должны быть оперативно подготовле­ны и приняты, дабы законодательство не содержало неосуществимых положений. Серьезные преграды на пути реализации права создают противоречия в текстах нормативных актов, дающие основания логи­чески конструировать разные по содержанию правовые нормы, отно­сящиеся к одному и тому же случаю, отношению. Особенно опасны для практики правового регулирования противоречия между содержа­нием законов и подзаконных актов, если последним отдается предпо­чтение государственными органами и должностными лицами, приме­няющими правовые нормы.