Право и социальное государство

Названное "право" вовсе  не заключает в себе по отношению  к другим людям их правовой (в  строгом смысле слова) обязанности  помогать носителю этого "права". Оно не может возлагать и не возлагает на государственно-организованное общество, на публично-властную ассоциацию со граждан (равно как и на всякого отдельного ее члена) правовое обязательство обеспечивать каждому " достойную жизнь", всестороннее умственное и физическое развитие.

Те, кто от имени государства  сулят человеку избавление от нужды  и наделяют его "правом" получать за счет государства необходимые  средства к существованию, по сути открывают этому человеку доступ к благам, которые не им созданы и лично ему самому не принадлежат. Нелепо их требовать (под каким угодно предлогом) от госаппарата. Такими собственными средствами он не располагает. Подобное требование носитель упомянутого "права" по факту предъявляет всей массе своих сограждан (рядовых и нерядовых), из кармана которых и оплачивается сие "право" [13].

При осуществлении государством определенной социальной поддержки  людей трудоспособных действуют  в точности, один к одному, те самые  факторы, что "работают" при оказании "коллективным гражданином" (а  не преисполнившимися филантропии, сердобольными чиновниками из госаппарата!) помощи специальным категориям лиц: детям, престарелым, инвалидам и  т.д. Эти факторы (в статье уже  не раз обозначенные) суть нравственные, исторические, общественно-политические, цивилизационные и другие потребности, интересы, стандарты, как правило, получающие выражение и закрепление в социальном законодательстве. Однако и перевоплотившись в него, все они, тем не менее, продолжают оставаться внеправовыми.

Их влиянием (давлением) вызывается к жизни социальная деятельность государства. Это из-за них государственно-организованное общество вынуждается к самообязыванию материально помогать (в той или иной форме и мере) лицам, неспособным к труду, а также людям, по каким-либо иным причинам испытывающим нужду в средствах, необходимых для удовлетворения насущных потребностей. Об отношении государства к нетрудоспособным лицам говорилось, по-видимому, достаточно, чего не скажешь о его более сложном отношении к находящимся в нужде трудоспособным людям. Здесь требуются дополнительные пояснения.

На современном этапе  теоретики права, государствоведы и социологи почти единодушны в том, что у государственно-организованного общества, бесспорно, есть обязанность заниматься социальным вспомоществованием - заниматься им там и тогда, где и когда люди не в состоянии обеспечивать себе минимальный прожиточный уровень. Такая обязанность прямо фиксируется в большинстве действующих конституций и конкретизируется в текущем законодательстве. Правда, с одним непременным и решающим условием: первичная и главная обязанность обеспечивать свое существование лежит на самом трудоспособном человеке. Применительно к нему функция социального вспомоществования, которую реализует государственно-организованное общество и его различные институты, вторична и субсидиарна. Ответственность государства наступает лишь постольку, поскольку потребности данного человека ему самому никак не удается удовлетворить надлежащим образом.

Эти общие рассуждения  предстанут более убедительными  в контексте принципов и норм, формулируемых современными конституциями. Редкая из них не декларирует того, что предусмотрено ст. 45 (п. 4.1.) Конституции Ирландии: "Государство обязывается при помощи специальных мер охранять экономические интересы слабых слоев общества, и когда необходимо, участвовать в поддержке слабых, вдовых, сирот и пожилых..." или, например, § 17 Конституции Венгерской Республики: "Венгерская Республика проявляет заботу о нуждающихся через развитую систему социальных мероприятий". Такие и аналогичные им гуманные заявления на протяжении десятков лет мультиплицируются на законодательном уровне, они стали привычными, они у всех на слуху.

Ими, однако, не отменяются жесткие  требования, предъявляемые конституциями  ряда государств к гражданину. Требования подобного рода не очень охотно вспоминают и популяризируют теоретики и практики конституционализма. В частности, они будто бы стесняются акцентировать внимание на обязанности трудиться, которую на трудоспособных людей возлагает государственно-организованное общество (а не госаппарат!). "Каждый обязан работать..." Этот императив был включен в Преамбулу Конституции Франции 1946 г., воспринятую Конституцией Французской Республики 1958 г. В разных вариантах он есть в Основных законах и других стран. Во избежание недомолвок и страхов подчеркну, что императив "Каждый обязан работать", провозглашаемый современными конституциями, ни в малейшей степени не узаконивает принуждение к труду, не легализует принудительный труд. Ведь за человеком признается право выбора типа профессиональной деятельности, свобода определения им места, времени, условий вознаграждения за свой труд, т.е. всего того, что предотвращает возможность бытования принудительного труда.

Глубокий смысл рассматриваемой  конституционной обязанности трудиться  в том, что она носит не просто легальный, но также истинно правовой характер. Вот где встречается  полное совпадение легального с правовым, где происходит адекватная позитивация права законом. Здесь легализованная возможность определенного поведения субъекта действительно выступает правомочием, поскольку своей оборотной стороной имеет однородную с ним (правомочием) обязанность того же самого субъекта. "Все имеют право на труд, - гласит ст. 27 ч. 1 Конституции Японии, - и обязаны трудиться". Предельно ясно и однозначно органическая связь (взаимозависимость) права на труд и обязанности трудиться зафиксирована е ст. 58 ч. 2 Конституции Португальской Республики: "Обязанность трудиться неотделима от права на труд. Исключение составляют лица, частично или полностью утратившие трудоспособность по болезни, возрасту или инвалидности". Аналогичное положение предусматривает Конституция Испании (ст. 35 ч. 1): "Все испанцы обязаны трудиться и имеют право на труд..." К сожалению, такой основополагающий правовой принцип, ставящий преграду социальному иждивенчеству, дс сих пор отсутствует в российском законодательстве.

Возложение конституционной обязанность трудиться на людей работоспособных можно легко понять. Законодатель справедливо исходит и: того, что каждый работоспособный человек, будучи свободной автономной личностью, в состоянии, во-первых, проявлять волю к самопомощи обеспечивать прежде всего самого себя жизненно необходимыми средствами к существованию. Во-вторых, что человек (а не какие-то другие субъекты за него) должен содержать свою собственную семью. В-третьих, как член государственно-организованного общества, в любом случае получающий пользу от коллективных усилий всех людей, от результатов процесса всеобщего социального взаимодействия, он должен вносить свой индивидуальный вклад в "общий котел" разнообразны? ценностей, создаваемых обществом; иначе говоря, гражданин государства должен заботиться о( общем благе, приумножать его. Показательна в данном плане ст. 4 Конституции Итальянской Республики: "...Каждый гражданин в соответствие со своими возможностями и по своему выбор} обязан осуществлять деятельность или выполнять функции, способствующие материальном} или духовному прогрессу общества". В Конституции Польской Республики (ст. 82) запись на сей счет лаконичней и прямей: "Обязанностью польского гражданина является верность Польской Республике, а также забота об общем благе". Реализация задач социального государства - проблема не одних только его институтов, служб должностных лиц, занимающихся решением над лежащих вопросов ex professo. Последние в полном объеме могут выполняться лишь при наличии действенной социальной ответственности сами: членов государственно-организованного общества как за взаимопомощь, осуществляемую ими по отношению друг к другу, так и за поддержку соответствующих мероприятий, проводимых государством в целом.

Хотя стараниями приверженцев социального государства в современном  мире усилился культ экономических, социальных и культурных прав [14], названные права в большинстве конституций получают все же не столь высокое признание сравнительно с классическими гражданскими и политическими правами. Так, в Основном законе ФРГ отсутствует перечень социальных и культурных прав; и это несмотря на то, что Германия объявила себя социально-правовым государством. В конституциях Нидерландов и Швеции -стран, которые обоснованно считаются образцовыми в постановке дела социального обеспечения, тоже нет подробной регламентации социальных услуг, которые должны предоставляться органами и учреждениями государства. Социальные и экономические права практически оказались за бортом действующей Конвенции (Совета Европы) о защите прав человека и основных свобод и протоколов к ней. Случайным такое положение вещей не бывает. Оно складывается закономерно под влиянием многих причин и обстоятельств. О них следует вести отдельный большой разговор.

Однако два момента  надо упомянуть здесь в данном контексте. Первый из них - разумная осторожность законодателя, чуждая популизма, взвешенная оценка им тех материальных (экономически) и иных потребных ресурсов государства, которыми оно может распоряжаться, чтобы реально выполнять берущиеся  социальные обязательства. Второй момент - тенденция переноса законодателем  центра тяжести социальной деятельности государства с акций вспомоществования  на формирование системы условий  для возможно более полного использования  трудового, интеллектуального, предпринимательского (в общем - "производительного") потенциала работоспособных граждан  и стимулирования их личной ответственности  за самообеспечение. Сегодня мудрость законодателя состоит не в раздаче им обещаний гарантировать всем и каждому "достойное существование". Она - в создании таких юридико-нормативных и организационных механизмов, в поощрении таких морально-психологических активизаторов, которые впрямь позволят "все большему числу людей включиться в отношения формального равенства (свободного эквивалентного обмена) и преуспеть в них".

По сложившейся в науке  о государстве и праве традиции авторов, которые пишут о социальном государстве, весьма интересует вопрос: является ли такое государство (может  ли оно быть) одновременно государством правовым. Если условиться определять правовое государство как государственно-организованное общество, в котором основные права  и обязанности, свободы и ответственность  человека высоко чтутся и защищаются конституцией (законодательством), институты  публичной власти легитимны и  легализованы, в котором существует разделение властей и независимость  суда, то положительный ответ на поставленный вопрос трудно будет оспорить.

Но стоит только ввести в предложенное определение правового  государства в качестве еще одного неотъемлемого его признака принцип  равенства предоставлений и получений, долженствующий иметь место в  отношениях между самыми разными  субъектами общественного взаимодействия, как в возможности положительного ответить на упомянутый вопрос придется усомниться. Усиливает сомнение и  то обстоятельство, что социальная деятельность государства (тем паче ее нарастание) оказывается по ряду позиций в разладе с реализацией основных гражданских и политических прав человека. «Между конституционным требованием защиты личной свободы и требованием социального государства существует ... "неустранимое и принципиальное состояние напряженности", то есть известное противоречие» .

Ничего катастрофического  и сверхъестественного в наличии  таких противоречий нет. Давным-давно  известно, что не все параметры  цивилизованного человеческого общежития точь-в-точь согласуются между собой, не все они гармонично сочетаются друг с другом. Таково оно искони по своей природе. Хрестоматийное подтверждение тому - "неустранимое и принципиальное состояние напряженности" между свободой и равенством. "На протяжении столетий, - констатирует И. Берлин, - люди стремились к свободе и равенству как к одним из первичных целей человеческой жизни, но полная свобода ... для сильных и талантливых несовместима с правом на достойную жизнь для слабых и менее одаренных... Без наличия свободы, хотя бы в небольшой степени, нет выбора и потому нет возможности оставаться человеком в нашем понимании. Но свобода может быть ограничена ради социального благосостояния, чтобы накормить голодных, приютить обездоленных...".

Навсегда избавиться от подобного  рода коллизий невозможно. Есть, однако, путь, движение по которому дает шанс смягчить, умерить опасную (а подчас пагубную для общества) сшибку конфликтующих  принципов. Этот путь - поиск, нахождение и поддержание приемлемого компромисса  между ними, способного сохранять  элементы каждого из них, благоприятствовать развитию социума. Непреходяща, например, задача поиска и удержания необходимого равновесия между параметрами иерархически построенной и функционирующей  организации, каковой является публично-властным образом интегрированное общество (государство), и параметрами рынка, а шире - архитектоникой и принципами функционирования системы горизонтальных отношении, различных механизмов и  процедур эквивалентного обмена.

Что касается социального  государства, то "дух права" присутствует в нем настолько, насколько удается (всякий раз применительно к той  или иной конкретной общественно-исторической обстановке) достичь прежде всего с помощью закона оптимальной комбинации права с другими социальными факторами, таким же, как оно само, позитивными и значимыми для цивилизованногс человеческого бытия. Разумной альтернативы данному варианту сопряжения социальной и правовой государственности нет.