Шпаргалка по "Истории политических и правовых учений"

82. ПРАВОВЕДЫ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ

Заинтересованными исследователями  начального опыта  Советской России в сравнительно-исторической перспективе стали  правоведы русского зарубежья. Это была критико-аналитическая  работа, которая велась во имя «будущей»  России, в зарубежных учебных и научных  центрах. В начале 20-х  гг. центрами собирания  профессорско-преподавательских  кадров из России стали  Харбин, Прага, крупные  университетские  города Югославии. Большая  группа правоведов, философов и публицистов  появилась в 1922 г. в Берлине, доставленная в Германию на известном «пароходе философов». В 1925 г. в Праге вышли два тома обстоятельного труда под названием «Право Советской России». Правоведы русского зарубежья оказались наиболее подготовленными к сравнительному освещению советского опыта. Здесь обрели большую известность Н.А. Бердяев, П.А. Сорокин, П.Б. Струве, Г.К. Гинс, Н.С. Тимашев, С.Л. Франк и др. С.И. Гессен, ученый секретарь Берлинского Русского научного центра, стал автором фундаментального исследования «Проблема правового социализма». В 40-е гг. он был приглашен для участия в разработке философских основ Всеобщей декларации прав человека (принята в 1948 г.) совместно с Ж. Маритэном, Махатмой Ганди и другими крупнейшими философами.

Среди деятелей русского зарубежья  особое место занимает Петр Бернгардович Струве (18701944). В статье из сборника «Вехи» и в сборнике собственных статей «Патриотика» он развивал идеи об особой культурной роли интеллигенции, ее взаимодействии с государством, а также о роли государственности в деле формирования нового политического и культурного сознания русского человека. Своеобразие политической действительности России после Манифеста 17 октября и создания Государственной думы состояло, по оценке Струве, в том, что «конституция существует в праве только в законе и отсутствует в правосознании правящих; конституция отсутствует в жизни, в том политическом воздухе, которым дышит обыватель внутри страны, и она несомненно присутствует в том политическом воздухе, которым, как член международной семьи, дышит все государство». При этом недовольство самодержавным абсолютизмом выросло до такой степени, что, по мнению Струве, конституционализм стал, по сути, народной идеей.

Питирим Александрович Сорокин (18891968) опубликовал около 40 книг и 1000 статей на главных языках Европы и Азии. Главные его работы «Современные социологические теории» (1928) и «Социальная и культурная динамика» (в 4 т. 19371941). Из исторического опыта разных эпох и народов Сорокин выводит «историческую тенденцию прогрессирующей быстроты эволюции и постепенного падения санкций, кривой кар и наград (преступлений и подвигов)». Сорокин отмечает, что «преступно карательные явления, изучаемые догматикой уголовного права, не охватывают всего класса однородных явлений и имеют дело лишь с маленькой частью целого класса. А в силу этого социолог может и должен не ограничиваться сферой официально-позитивных преступлений и кар (подвигов и наград), изучаемых уголовным правом (или имеющим равное основание на существование наградным правом), а может ловить свою „рыбу“ и вне этой области, в более обширных морях социальной реальности». В давнем споре юридических позитивистов с философами права о соотношении права и морали Сорокин твердо встал на сторону последних. В томе втором «Социальной и культурной динамики» (1937), целиком посвященном «флуктуации систем истины, этики и права», право вообще и уголовное право в особенности характеризуются им как лучшие выразители перемен, происходящих в нравах, и этноюридической ментальности в их повседневном рутинном проявлении.

83. ПОЛИТИКО-ПРАВОВАЯ ИДЕОЛОГИЯ БОЛЬШЕВИЗМА

С 70-х  гг. прошлого столетия в России начали распространяться идеи К. Маркса. Их укоренение на российской почве  связано прежде всего  с деятельностью  Г.В. Плеханова и  руководимой им группы «Освобождение труда» (основана в 1883 г.). Картина складывавшихся тогда социально-экономических отношений достаточно наглядно показывала, что Россия бесповоротно становится на путь капиталистического развития со всеми вытекающими отсюда последствиями. Приверженцы марксизма в России главные свои усилия сосредоточили преимущественно на том, чтобы осмыслить этот факт, поворотный для дальнейших судеб страны. Их цель заключалась в том, чтобы с историко-материали-стических позиций выявить состояние пореформенного российского общества, перспективы его эволюции. Они хотели вооружить нарождавшийся в те времена российский пролетариат пониманием того, что он собой в действительности представляет, каковы его место и роль в общественно-политической жизни, к чему он должен стремиться, каков его социальный идеал, какую тактику и стратегию надлежит ему использовать в борьбе против господствующих классов, против существующего государственного строя. Русских марксистов сплачивали также единые задачи, которые они в 80-90-е гг. XIX в. пытались решать: приспособление идей марксизма к конкретным условиям России, пропаганда и распространение этих идей. Объединяла работа по собиранию пролетариев, других радикально настроенных людей под знамена Марксова социализма, работа по развитию революционного движения и приданию ему организованного характера. В 1898 г. I Съезд Российской социал-демократической рабочей партии официально провозгласил создание общероссийской марксистской партии. А всего пять лет спустя, в 1903 г., на II Съезде РСДРП в русской социал-демократии, продолжавшей в целом стоять на платформе марксизма, произошел раскол. Образовалось два различных и впоследствии далеко разошедшихся течения. Одно – большевистское. Его возглавил В.И. Ленин. Другое – меньшевистское. «Большевизм, – по признанию В.И. Ленина, – существует как течение политической мысли и как политическая партия с 1903 года». Наиболее значительными и типичными выразителями идеологии большевизма были В.И. Ленин, Н.И. Бухарин, И.В. Сталин. Особенности идеологии меньшевизма рельефно запечатлены в трудах Г.В. Плеханова, Л. Мартова и ряда иных меньшевистских деятелей. Истории было угодно распорядиться таким образом, что и в дореволюционное время, и в послереволюционный период теоретики большевизма в сфере политических и юридических идей выступали активнее, нежели меньшевики. Русский марксизм в том, что касалось власти, государства, говорил в весьма заметной степени с большевистскими интонациями.

В свое время большевизм, ленинизм определяли как «марксизм XX в.». Такое определение вполне справедливо, по крайней мере, в отношении трактовки В.И. Лениным – создателем большевизма – и его сторонниками коренных марксо-энгельсовских положений о власти и государстве. Положения известные: классовая природа государства, государство как официальная политико-организационная форма диктатуры господствующего класса, ущербность буржуазной демократии, слом буржуазного государства в ходе пролетарской (социалистической) революции, диктатура пролетариата, отмирание государства и т. п.

Большевистские  идеологи (Ленин и  др.) вдохновлялись  этими положениями  и оставались в  их смысловом пространстве. Даже тогда, когда  расширяли и обновляли  традиционный (для  классического марксизма) их ряд. Типичный тому пример – ленинская  концепция места  и роли коммунистической партии в общей  системе диктатуры  пролетариата. Надо отдать должное большевистской мысли. Она была раскованной, быстро реагировала  на складывающуюся политическую конъюнктуру, видоизменялась, эволюционировала.

84. АНАЛИТИЧЕСКАЯ ЮРИСПРУДЕНЦИЯ ВХХВ

Современная аналитическая юриспруденция  является модификацией новейшего юридического позитивизма, однако в своих методологических и концептуальных характеристиках  она восходит к  работам Дж. Остина. Задачи догматической юриспруденции общеизвестны и не требуют развернутых обоснований, поскольку они всегда определялись потребностями повседневной жизни и были тесно связаны с юридической практикой. Именно для этого подхода более всего характерно восприятие права как некой совокупности норм, как упорядоченной системы законов и отраслей права. При этом закон воспринимается как словесное выражение мысли законодателя. В совокупности законов имеется своя внутренняя логическая связь и своя более или менее совершенная система соподчинения и распределения. Понятно, что такая система законов не может быть последовательно логической и разумной, поэтому задача юристов и науки состоит в том, чтобы содействовать избавлению системы от противоречий и пробелов и позаботиться о более совершенном словесном и смысловом содержании юридических текстов, поскольку самая элементарная юридическая практика требует понимания и толкования законов. Для догматического понимания права характерна формула «право есть повеление суверена» из «Лекций о юриспруденции, или Философии позитивного права» Джона Остина (середина XIX в.). Причем суверен согласно концепции Остина не может быть ответственным перед позитивным правом.

В XX в. эти идеи были подхвачены и отчасти перетолкованы в работах англичанина Герберта Харта. Последний рассматривает право как формально-логическую систему «первичных» к «вторичных» правил, восходящих к так называемой высшей норме признания (Концепция права, 1961). Первичные правила представляют собой такие законодательные установления, которые были изготовлены суверенным органом (т. е. парламентом) и вследствие этого обстоятельства возникли определенные обязанности, обязательства и правомочия. Вторичные правила состоят из трех разновидностей – правил признания, изменения и вынесения судебного решения. Последняя разновидность, по сути дела, предстает правилами о правилах, т. е. такими правилами, которым судьи, работники гражданской службы, правительственные министры и другие лица должны следовать в процессе применения или толкования закона. Правила изменения означают согласованные правила, предусмотренные на случай необходимых изменений в действующем законе. Концепция Харта уже значительно расходится со взглядами Дж. Остина, и это объясняется не только тем, что Харт жил и творил в условиях преобладания плюралистической демократии, в новых условиях оппозиции либеральных и консервативных идей. Харт в отличие от Остина сделал ряд уступок естественно-правовой традиции и синтезировал в своей концепции некоторые элементы нормативизма Кельзена и аналитического позитивизма Остина. Ближе всего к Остину Харт стоит в вопросе об истолковании взаимоотношений права и морали.

Данные  современных социальных наук, включая и  правоведение, исходят  из того, что поведение  людей управляется  частично обычаем, частично привилегией и  частично некоторыми определенными и  разделяемыми ценностями. Кроме того, члены  сообщества могут  испытывать влияние  религиозной морали, включающей доктрины и учение церкви, а также этических  принципов (профессиональных прежде всего –  врачебной этики, деловой и др.). Все эти разновидности  могут находить и  часто находят  отражение в правовой системе. Позиция  Харта сводится к следующему: во всех сообществах существует частичное взаимопроникновение в содержании между правовым и моральным обязательством; однако атрибуты правовых правил являются при этом более специфическими и окружены барьером из более детализированных оговорок, нежели другие сопоставляемые правила (т. е. моральные правила).

85. ПРАГМАТИЧЕСКИЙ ПОЗИТИВИЗМ (ХХВ.)

Разновидностью  современного юридического позитивизма следует  считать прагматический позитивизм в праве (американская и скандинавская  школы «реального права»). Если аналитическая  юриспруденция с  ее формализмом и  догматизмом получила прозвище «юриспруденция понятий» (Р. Иеринг), то реальную школу в правоведении можно по аналогии назвать «юриспруденцией выработки и принятия решений».

Реалисты  в правоведении были восприняты настоящими возмутителями академического спокойствия, когда  во всеоружии методов  современной психологии и социологии стали  фиксировать внимание на том, что суды и  представители юридической  профессии делают в действительности. Наиболее известной  в этом плане стала  книга Джерома  Фрэнка «Право и современный  разум» (1930), которая, по отзыву члена Верховного суда США Ф. Франкфуртера, не столько дала прибавку к существующему фонду научных знаний, сколько призвала к радикальному пересмотру того, что в наше время предстает пред нами как знание или как истина.

Книга, в частности, понуждала  пересмотреть сложившиеся  представления о  праве, поскольку  Д. Фрэнк бросил вызов  так называемым конвенциональным суждениям (условным суждениям, юридическим  фикциям) и поставил под сомнение то, «как мы думаем и  что мы думаем о  праве». При этом автор опирался на опыт и суждения юристов-практиков. Так, он нашел себе союзника в лице судьи  и теоретика права  О. Холмса, который  утверждал: «Общие пропозиции (предположения) не решают конкретных случаев».

Говоря  об особенностях нового правопонимания, Фрэнк акцентировал внимание на том, что право предстоит в своей реальности в виде специального судебного решения (в виде реального делания, а не говорения только). Это решение лишь в малой степени возможно предсказать или унифицировать; это решение представляет собой также некий процесс, с помощью которого такое решение вырабатывается; существенным для нового подхода к праву явилось обсуждение вопроса о той мере, в какой судебный процесс может и должен применяться в интересах обеспечения справедливости по отношению к согражданам.

В предисловии  к 6-му изданию работы (1949) Фрэнк провозгласил этот набор позиций  в истолковании права  не лишенным недостатков  вследствие того, что  речь сводится фактически к обсуждению «актуальности  прошлых решений». Другим «очевидным промахом»  Фрэнк посчитал словосочетание «правовой реализм», которое было использовано для описания работы суда (намерение было взглянуть на работу суда глазами не юриста-жреца, а юриста-«реалиста», юриста-«экспериментатора» и т. д.).

Реалисты  подверглись резкой критике всеми  разновидностями  школ традиционного  подхода – правыми  и левыми, которые  увидели самое  уязвимое место в  концепции реалистов  в их пренебрежении  к моменту нормативной  определенности в  праве. В ответ  Фрэнк возражал, утверждая, что в значительной своей пропорции  судебные решения  все же являются непредсказуемыми до того момента, пока судебное дело не принимается  к производству или  пока оно не начинается слушаться в судебном заседании.

В работе Фрэнка нет специальных  упоминаний о естественном праве, но есть общее  высказывание о его  актуальности. «Я не понимаю, как любой  добропорядочной  человек сегодня  может отказаться принять за основу современной цивилизации  те фундаментальные  принципы естественного  права, которые относятся  к человеческому  поведению и которые  были провозглашены  Фомой Аквинским. Среди них– первичность  стремления к общему благу, непричинение вреда другим, воздаяние каждому своего и вторичность таких принципов, как „не убий“, „не укради“, „возвращай врученное тебе по доверию“.

86. ПОЛИТИКО-ПРАВОВЫЕ ИДЕИ СОЛИДАРИЗМА И ИНСТИТУЦИОНАЛИЗМА

Политическая  мысль Франции  начала века фокусировалась на двух основных направлениях, связанных с истолкованием  традиционных консервативных и либеральных  учений и на истолкованиях  привлекавшего все  большее внимание социализма – социализма безгосударственного (традиции анархизма), социализма этатистского (марксизм и советский опыт) и социализма реформистского (Л. Блюм), ревизионистского и социализма «по ту сторону марксизма» (именно так называлась работа 1927 г. авторитетного теоретика этого направления Анри Мэна). В середине 30-х гг. заметным делается влияние опыта национальных тоталитаризмов и опыта советского партийно-государственного социализма.

Творчество Леона Дюги (1859–1928), теоретика права, конституционалиста, декана юридического факультета в Бордо, приходится на тот период, когда в европейских странах происходило возрождение идей естественного права (юснатурализма). Центральной и объединяющей идеей для Дюги становится идея, заимствованная из области позитивистской социальной философии. Таковой стала концепция солидаризма, у истоков которой находится О. Конт. Именно привнесение этой идеи в проблематику обсуждения природы публичной власти, публичного и частного права привело Дюги к переформулированию предмета публичного права и прав человека, а также к новым перетолкованиям понятий «социальный класс», «индивидуальное право», «разделение властей» и др. В своем обосновании новой системы прав коллективов и прав индивидов Дюги отказывается видеть в современных обществах только бесконечные конфликты аппетитов, столкновения грубых сил или же существование непримиримой вражды капиталистического и рабочего классов, которая может окончиться «только крушением одного из них». Классы современного общества предстают в изображении Дюги собранием индивидов, между которыми существует «особенно тесная взаимная зависимость» (т. е. особо тесная солидарность), так как они совершают одинаковую работу в общественном разделении труда. Помимо социальной солидарности, людей объединяют и интегрируют в новые общности те правила поведения, которые заданы не правами индивидов или коллективов (их Дюги полагает иллюзорными и просто несуществующими), а социальной нормой. Происходит подобное дисциплинирование и объединение по той простой причине, что все люди существа социальные, что всякий социальный акт, нарушающий социальную норму, обязательно вызовет «социальную реакцию» и т. д. Институционализм вырос на базе признания и своеобразного истолкования того факта, что существующие в каждом обществе коллективы (социальные общности, учреждения), такие как семья, члены одной профессии, добровольные ассоциации, а также коллективы, организованные во имя удовлетворения умственных и иных запросов, следует воспринимать учреждениями интегративными, т. е. обеспечивающими сплочение общества в нацию-государство. При этом ин-тегративная роль подобных коллективов выполняется ими вместе с выполнением более частных ролей, связанных с таким служением, которое выгодно им самим.