Диалектика истины в научном познании

 

 

 

 

3. Диалектика углубления  истины

 

Говоря о заблуждении  как о состоянии познающей  мысли, мы различаем две его формы: 1) заблуждение, уводящее от объективной  истины и несовместимое с ней (таков, например, ход религиозной  мысли), и 2) заблуждение как характеристика, относящаяся к смене относительных  истин, к их развитию на пути к абсолютной истине. Истина и заблуждение не просто присутствуют в каждом знании. В силу того что познавательные образы (представления, понятия, гипотезы, теории) в процессе познания изменяются не только количественно, но и качественно, развитие истины не всегда идет плавно и постепенно, его сопровождают разрывы  постепенности, скачки. Поэтому понятия  истины и заблуждения характеризуют  также отношение между относительными истинами в процессе их смены. Ф.Энгельс  подчеркивал: «Истина и заблуждение, подобно всем логическим категориям, движущимся в полярных противоположностях, имеют абсолютное значение только в  пределах чрезвычайно ограниченной области... Как только мы станем применять  противоположность истины и заблуждения  вне границ вышеуказанной узкой  области, так эта противоположность  сделается относительной и, следовательно, негодной для точного научного способа  выражения. А если мы попытаемся применять  эту противоположность вне пределов указанной области как абсолютную, то мы уже совсем потерпим фиаско:

 

оба полюса противоположности  превратятся каждый в свою противоположность, т.е. истина станет заблуждением, заблуждение  — истиной»23.

 

Эту же мысль Ф.Энгельс  выразил в работе «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии». Имея в виду диалектику, он писал: «Если  же мы при исследовании постоянно  исходим из этой точки зрения, то для нас раз навсегда утрачивает всякий смысл требование окончательных  решений и вечных истин; мы никогда  не забываем, что все приобретаемые  нами знания по необходимости ограничены и обусловлены теми обстоятельствами, при которых мы их приобретаем. Вместе с тем нам уже не могут больше внушать почтение такие непреодолимые  для старой, но все еще весьма распространенной метафизики противоположности, как противоположности истины и  заблуждения, добра и зла, тождества  и различия, необходимости и случайности. Мы знаем, что эти противоположности  имеют лишь относив тельное значение: то, что ныне признается истиной» имеет свою ошибочную сторону, которая теперь скрыта, но со временем выступит наружу; и совершенно так же то, что признано теперь заблуждением, имеет истинную сторону, в силу которой оно прежде могло считаться истиной...»24

 

В.И.Ленин резюмировал  мысль Ф.Энгельса об относительном  характере истины и заблуждения  следующим образом: «Итак, человеческое мышление по природе своей способно давать и дает нам абсолютную истину, которая складывается из суммы относительных истин. Каждая ступень в развитии науки прибавляет новые зерна в эту сумму абсолютной истины, но пределы истины каждого научного положения относительны, будучи то раздвигаемы, то суживаемы дальнейшим ростом знания»25.

 

Таким образом, классики марксизма-ленинизма  подчеркивали относительный характер, ограниченность, обусловленность наших  знаний и уровнем развития науки  в данный период, и уровнем знаний и опыта исследователя. Они отмечали, что знание истинно в определенных пределах, которые то раздвигаются, то сужаются в поступательном движении познания. Здесь мы подходим к вопросу о конкретно-историческом характере истины.

 

Знание является истинным в определенных пределах, при выходе за которые оно либо становится ложным, либо просто утрачивает смысл. Очевидно, что знание этих пределов означает зрелость и тех знаний, к которым  они относятся. На начальных этапах познания какого-либо явления мы их не знаем. Если знание оказывается принципиально  новым, то оно воспринимается как  абсолютно противостоящее старому, если же оно относительно новое, то представляется простым расширением  области применимости старого. Поскольку  оно уже обосновано и подтверждается практикой, а пределы его применимости еще не определены, постольку такое  знание страдает недостатком конкретности. Мы видим его недостатки лишь, в  неполноте, незавершенности, недостаточной  точности, а его несоответствие, отклонение от действительности мыслятся преодолимыми в ходе дальнейшего  развития и совершенствования в  той теоретической форме, которую  оно приобрело исторически. Это  знание при недиалектическом подходе  кажется, абсолютно истинным, тогда  как предшествующее ему — абсолютно  ложным, а пройденный путь познания рисуется как простое преодоление  заблуждений. В силу этого новое  знание представляется скорее не развитием  прежнего в новых исторических условиях познания, а своего рода озарением  ума гения. После того как новое  знание получено, его прогресс состоит  в последовательной разработке и  использовании заложенных в нем  возможностей, идущих в двух направлениях.

 

Во-первых, путем уточнения  посылок, совершенствования аппарата и выводов. Исходные реальные пределы  истинности полученного знания расширяются. Здесь возникает иллюзия, будто  новое знание можно вообще неограниченно  экстраполировать на любые сходные  явления, поскольку применение его  к их объяснению всякий раз обнаруживает в них нечто прежде неизвестное.

 

Во-вторых, путем установления соответствия нового знания старому  уточняется грань между старым и  новым знанием, само новое знание впервые начинает осознаваться как  развитие старого. Старое знание рассматривается  как частный, исходный случай, охватываемый в снятом виде новым знанием (например, классическая механика признается лишь как частный, предельный случай/релятивистской механики). Иначе говоря, истинность нового знания выступает в сознании ученых как исторический этап в развитии познания, не отвергающий предшествующих этапов, возникший на их основе. Этим самым наносится решающий удар и релятивизму, основанному на отрицании преемственности и закономерности в познании.

 

Наконец, установление пределов истинности нового знания в той исторической форме, в какой оно возникает, обнаружение его ограниченности, формирование новых догадок и  гипотез, направленных на преодоление  обнаруживаемых препятствий в познании, раскрывают конкретно-исторический характер его как относительной истины. Предположение о безграничной его  экстраполируемости, универсальной значимости для познания объективной реальности отпадает, и вследствие этого оцениваемые пределы истинности сужаются.

 

Еще более драматична судьба знаний, остающихся в течение столетий догадками, как это было, скажем, с идеями сохранения количества движения, делимости и сложной внутренней структуры атома, наличия в природе  «механизмов» не только рассеяния, но и аккумуляции энергии и т.п. Интерес к ним то возрастал, то падал, пока наконец они не были либо подтверждены и не заняли свое место в системе имеющегося знания, либо опровергнуты.

 

Сложность проблемы состоит  в том, что те или иные догадки, гипотезы, идеи в той форме, в какой  они изложены, могут быть ошибочными, в то же время в них могут  быть заключены такие элементы содержания, которые открывают новые направления  познания того же объекта, т.е. приближают нас к объективной истине. Поскольку  они уводят науку с проторенного пути, от решаемых ею в это время  задач, они отвергаются; но коль скоро  в них содержится верная догадка  о возможности нового направления  в познании, признать их ложными  было бы неправильно.

 

Так, в начале прошлого века Праут выдвинул догадку о том, что атомы всех химических элементов состоят из атомов водорода. Из нее вытекало, что массы любых элементов должны быть кратными к массе водорода, что не подтвердилось, и догадка была признана ложной. В действительности ядро водорода, в котором сосредоточена почти вся его масса, состоит из протона и может включать в себя один или два нейтрона (дейтерий и тритий). Протоны же (и нейтроны) являются основным «строительным материалом» ядер, и, таким образом, в догадке Праута было «рациональное зерно» — атомы всех химических элементов действительно содержат некую общую составную часть, правда ею является не водород, как полагал Праут, а протон (и нейтрон). Это выяснилось только в начале нашего века в связи с развитием атомной физики и теории атомного ядра.

 

Иначе говоря, если объективная  истина есть нечто безусловное, не зависящее  от человека и человечества, то пути ее достижения исторически конкретны, они развиваются, умножаются, расширяются, обеспечивая возможность всестороннего  изучения объекта; движение к объективной  истине предполагает дифференциацию знаний при постоянной тенденции их к  интеграции в силу определенности предела  познания.

 

В реальной истории науки  диалектика движения истины бесконечно сложна, поскольку различные направления, но которым идет познание, переплетаются, взаимопроникают, накладываются друг на друга. Но при всей сложности процесса научного познания «исторически условны  пределы приближения наших знаний к объективной, абсолютной, истине», хотя и «безусловно существование этой истины, безусловно то, что мы приближаемся к ней»26.

 

 

 

4. Оценка истинности знаний  и критерий практики

 

Такие характеристики истины, как объективность, абсолютность, относительность, конкретно-исторический характер, выражают объективную сторону ее содержания и отражают степень ее реального  соответствия действительности. Указанные  характеристики образуют объективный  базис диалектико-материалистического  изучения истины, тогда как ее развитие сопровождается борьбой объективных  и субъективных начал, выражающих внутреннюю противоречивость процесса.

 

Субъективные начала входят в этот процесс двояким образом  — через формирование нового знания (догадка, интуиция и т.п. ) и через оценки его истинности, которые в свою очередь оказывают влияние на дальнейший ход познания.

 

Проверка знаний на истинность и оценка их истинности составляют особый элемент диалектики субъективного  и объективного в развитии истины. Проверка знаний опирается на практику, соответствие, адекватность человеческой деятельности и изменяющихся объективных  обстоятельств27. По словам В.И.Ленина, ««успех» человеческой практики доказывает соответствие наших представлений  с объективной природой вещей...»28 и «вне практики ставить вопрос о  том, «соответствует ли человеческому  мышлению предметная» (т.е. объективная) «истина», есть схоластика»29.

 

Практика основана на знаниях, преследует определенные цели, осмыслена, но тем не менее она доказывает соответствие содержания положенного в ее основу знания и действительности. То, что практическое действие заранее спланировано человеком, осуществлено его нолей, ни в коей мере не опровергает того факта, что реализация его действия, основанного на знании, зависит не от воли человека, а от истинности данного знания. Скажем, соединение двух блоков плутония в одну сверхкритическую по величине массу неизбежно вызывает взрыв, подтверждая истинность атомной теории, от человеческой воли зависит лишь решение — соединять эти блоки или нет. Или возьмем другой пример. Определенное расположение в одном блоке урана и графита приводит в действие атомный реактор, подтверждая истинность атомной теории, соответствие ее законам объективной реальности, действующим вне и независимо как от разработанной учеными теории, так и от воли человека, создавшего такой реактор.

 

Оценка истинности знания, как отмечалось, предполагает соотнесение  его с имеющимся знанием. Однако у всякого отдельного человека база для такой оценки сравнительно узка — это лишь накопленные в его  памяти знания и личный опыт. Общепринятость каких-то оценок может основываться и на этом. Так, многовековое признание в качестве истины утверждения Аристотеля о том, что тела разного веса падают с разной скоростью, или неверие ученых XVIII в. в существование метеоритов в равной мере свидетельствуют о неверных оценках истинности знаний, причем об оценках, казавшихся весьма авторитетными, несмотря на слабость их обоснования. Поэтому проверка истинности знания практикой должна выступать решающим фактором при правильной оценке соответствия знания и действительности.

 

Оценка истинности нового знания требует его всесторонней проверки и обоснования и, когда  это проделано, соответствует результатам  проверки. Но проверке подвергается не всякое предположение. С одной стороны, то или иное утверждение может  в течение долгого времени  просто не подвергаться сомнению в  силу его «самоочевидности» или  авторитетности источника. С другой стороны, утверждение может оцениваться  на основе «самоочевидности», без всякой проверки как сомнительное или ложное. Оценка предшествует проверке и осуществляет предварительный отбор того, что  заслуживает проверки.

 

В отношениях оценки и проверки нового знания на практике революционной  стороной является последняя. Именно она и обеспечивает в конечном счете условия поступательного хода познания. Но и проверка имеет свою ограниченность и также не свободна от влияния субъективных моментов. Действительно, хотя критерием истины является практика человечества в полном ее объеме и развитии, этот критерий не всегда применяется прямо, часто — через многообразные способы проверки, в различной степени связанные с непосредственной практикой. Ни один конкретный способ проверки не может дать исчерпывающего ответа, тем более что многие из них вообще лишь опосредованно связаны с практикой или смыкаются со способами оценки (например, логическая непротиворечивость, логическая замкнутость). Тот или иной конкретный способ проверки может вообще оказаться неадекватным проблеме в силу каких-либо объективных или субъективных обстоятельств. Так, экспериментальная проверка в прошлом веке вопроса о том, имеет ли свет корпускулярную природу, дала отрицательный ответ — неверный, поскольку свет обладает и корпускулярными и волновыми свойствами, и в то же время этот ответ был неизбежен, поскольку тогда еще не знали, что с помощью одного и того же прибора нельзя одновременно обнаружить то и другое свойство. Экспериментальная проверка гипотезы Праута дала отрицательный результат не только в силу ее несовершенства, но и потому, что отсутствовали знания об изотопии химических элементов. В итоге проверка может давать неадекватные результаты, сохранять исходную неопределенность оценки.