Место России в мире

 

          Введение

Сегодня мы вправе говорить об особом этапе в развитии страны. В истории России было достаточно таких периодов, которые связаны  с переломными состояниями, с  радикальной перестройкой самих  оснований человеческой жизнедеятельности.

В такие эпохи всегда идут напряженные поиски новых мировоззренческих  ориентиров, новых ценностей. Философия  в такие переломные периоды человеческого  развития играет особую роль.

Смысл философского исследования всегда состоял в том, чтобы не только прояснить те мировоззренческие  структуры, которые определяют образ  мира и образ жизни людей в  ту или иную историческую эпоху, но и, рефлектируя над этими (глубинными) структурами, предложить возможные  варианты новых жизненных смыслов  и новых ценностей.

Решая эти проблемы, философия  выступает, с одной стороны, как  критическое осмысление глубинных  оснований культуры каждой конкретной исторической эпохи, а с другой –  как своеобразный проект ее возможных  изменений.

Представления о будущем  всегда играли важную роль в истории  русской и мировой общественной мысли. Особое значение предвидение  будущего имело в переломные эпохи  истории человечества. На пороге XXI в. проблема будущего России и ее места в мировом сообществе приобретает особую актуальность. Все же думается, что будущее российского общества, да и всего человечества связано не с технотронным развитием, абсолютизирующим технологическую сторону прогресса, не с коммунистической перспективой, в которой человек превращается в безликую часть тотального государства, а с гуманистическим обществом. Это общество должно стать подлинно человеческим обществом достойных и свободных граждан, стремящихся к знаниям.

В целом философские исследования в современной России связаны  с отказом от устаревших подходов в методологии и теории, поисками идей, которые в перспективе привели бы к обновлению мировоззренческих позиций. Использование гибких подходов – цивилизационного и культурологического способов мышления, развитие диалога и взаимодействия духовных традиций Востока и Запада способствуют выработке обновленной системы ценностей, ориентированных на перспективу вступления человечества в постиндустриальную эпоху.

И в этой работе мне хотелось бы рассмотреть, что же такое Россия? И какое будущее её ждёт?

 

  Глава 1.  Что есть Россия?

Поиск ответа на вопрос «Что есть Россия?» долог. Труден. Мучителен. Драматичен. Подчас трагичен. Иным кажется  бессмысленным…

Все последние годы его  почти исключительно ведут в  рамках одного поля – поля духовно-религиозно-природного бытия. Единственная собственно социальная материя, которая к этому подключается - проблематика государства. Так ищут нашу специфику Н.Нарочницкая и С.Кара-Мурза, Ю.Осипов и Б.Межуев и многие, многие другие. В результате авторы, принадлежащие к этому проблемному полю в большей или в меньшей мере сходятся на том, что у России есть некоторый набор черт, который можно описать в понятиях соборности, народности, православия, державной государственности.

И поскольку все авторы, принадлежащие к этому полю, стоят  на позициях так называемого «цивилизационного  подхода» как главного (единственного) ключа к пониманию истории вообще и российской истории. В частности, автор хочет предложить очень жесткое утверждение: в рамках этого подхода нельзя найти ответ на вопрос о специфике российского социума, инвариантах его развития. При таком контексте в рамках небольшой статьи возможны лишь краткие тезисы-гипотезы.

 

  1.1 Особенности социально-пространственного бытия России

Итак, посмотрим, как и  почему можно искать нашу специфику  сквозь призму исследования социо-пространственных соотношений разных обществ.

Прежде всего, следует подчеркнуть: приписываемое марксизму безразличие к природно-климатическому и географическому аспектам социальной эволюции отчасти было правомерно еще полвека назад. В последнее же время работы авторов-марксистов и близких к этому течению авторов, в частности, специалистов по проблемам мир-системного анализа (Эммануил Валлерстайн), догоняющего развития (Самир Амин),  экономической географии (это новая ветвь марксизма ХХ века) и т.п. во многом изменили это положение дел. Впрочем, социальная философия марксизма всегда говорила о природно-климатических особенностях и специфике географического пространства (протяженность, удобство путей для международных коммуникаций, особенности границ и т.п.) как важных параметрах производительных сил социума, которые, конечно же, оказывают значимее влияние на специфику социально-экономических и политических, даже духовных процессов.

Безусловно, и для России специфика природно-географических параметров производительных сил оказалась значимым фактором, влияющим на специфику нашего социального бытия. Особенно это было значимо для доиндустриальной стадии развития, когда природный компонент производительных сил был, особенно значим: если сельское хозяйство – главный сектор экономики и урожайность, приплод, зависят на 90% от качества земель и погоды, а агрикультура и техника играют минимальную роль; если нет железной или шоссейной дороги, а надежная транспортировка возможна только по воде, то, конечно же, особенности географической среды очень значимы. Они обусловливают многие особенности генезиса, да и вообще всей до буржуазной стадии эволюции социума. Наследие этой специфики, конечно же, сохраняется в некоторой (но не в определяющей) мере и на более поздних этапах. Но там, где господствуют развитые индустриальные, а особенно – постиндустриальные технологии эти параметры уже не столь важны. Соответственно и для России эти факторы значимы в той мере, в какой мы остаемся аграрной страной со слабо развитой индустрией: хорошо известно, что мы уже давно уходим – хотя до конца так и не ушли - от этой стадии…

И именно то, что мы от нее  не ушли в своем социально-экономическом  и техническом развитии (в частности, экстенсивный тип сельского хозяйства, сырьевая ориентация и т.п.) делает природно-климатические  и геолого-географические параметры  важными для специфики России. Но это не инвариант российской цивилизации», а особенность данного исторического этапа ее (ин)волюции и социально-экономического строя (отсталый, полу периферийный тип позднего капитализма с массой пост-советских деформаций).

Наша специфика зависит  от пространственных аспектов и в  другом, гораздо более интенсивном  смысле – это обусловленность  нашего общественного бытия спецификой социального пространства России. Дело в том, что социальное (повторю: не географическое) пространство, складывавшееся на нашей территории, оказалось неизбежным перекрестком постоянного столкновения разных социальных течений и разнонаправленных социальных процессов.

В этом был минус (постоянные трансформации, эво- и ин-волюции), но в этом есть и плюс: мы оказались открыты очень многим социальным, культурным, национальным взаимодействиям. Эта открытость для транс-социального (взаимодействие разных – капиталистических и феодальных, имперских и локальных – социумов) и межкультурного диалога плюс наша собственная многонациональность, многоконфессиональность и много историчность (постоянная незавершенность различных исторических «проектов», постоянный прогрессивные и регрессивные социо-исторические трансформации) делает нас гораздо более открытыми для новых социальных подвижек, чем большинство других социумов.

Да, сейчас мы от них так  устали, что не ценим ничего так  дорого, как стабильность. Но в стратегическом смысле россияне меньше, нежели большинство других социумов, задавлены определенной объективной материальной социальной детерминацией и это наша действительная специфика. Мы в меньшей степени подчинены стандартам экономических отношений, классовых интересов и даже правовых норм, чем многие другие народы. Почему? Да именно потому, что у нас самих все время (а последние 100 лет – особенно мощно) осуществляются радикальные трансформации.

И потому, что на нас все  время осуществляются мощные внешние  воздействия.

А в условиях качественных трансформаций и мощных внешних  воздействий базисная детерминация играет относительно меньшую роль. Вот почему в точном соответствие с буквой и духом марксизма мы можем утверждать: да, определенный тип социума и человека эпохи модерна детерминирован, прежде всего, социально-экономическими и классовыми отношениями. Но если эти параметры все время меняются под воздействием внутренних и внешних сил, то именно в силу этого жесткая однозначность социальной детерминации, типичная, как я уже заметил, для тех же американцев, которые последние 200 лет живут в рамках одной и той же социальной системы, или китайцев, которые два последних тысячелетия живут в условиях сохранения ключевых традиционных детерминант, -эта стабильность, долговременность исторически-определенно -

го типа социального давления на человека для России относительно мало характерна.  

И это не только минус  нестабильности и столь типичной для России «разрухи» (прежде всего  в «головах» – в общественном сознании, социальных ценностях и  стереотипах), но и плюс, ибо отсюда вытекает открытость России подлинной культуре. Она оказывает на человека и общество тем большее воздействие, чем слабее базисные экономические детерминанты, остававшиеся до се -

ле детерминантами отчуждения, обусловливающими определяющую власть духовного производства – от идеологий до масс-культуры. Не менее важно и то, что подлинная культура инвариантна. Да, культура всегда имеет национальную специфику, но принадлежит она всему миру. Толстой – писатель, принадлежащий миру, но это российский писатель. Точно так же как лучшие постановки Шекспира (по признанию английских критиков) – это постановки, осуществленные в СССР и опять же таки принадлежащие всему миру.

 

1.2 Особенности «субъективного фактора»

Роль полу стихийных общественных движений и отдельных личностей в периоды радикальных реформ, революций и контрреволюций особенно значима.

Вдвойне этот фактор оказался, значим для России еще и потому, что у нас один из немногих устойчивых социальных стереотипов – государственно-державный. Он оказался наиболее устойчивой формой как в Российской империи (как и в большинстве других позднефеодальных образований), так и в Советском Союзе (в силу мутаций первых попыток построить социализм). А эта форма предполагает существенную зависимость конкретных путей и методов реализации централизованной государственной власти от личности «вождя». Реформы 1700-х в России были бы в любом случае, но их радикально-брутальный вид, унесший жизни более 30% россиян, был во многом связан с личностью Петра I. В СССР 1930-х была объективно востребована ускоренная модернизация, но то, что за нее наша страна заплатила жизнями миллионов во многом на совести Джугашвили (для примера: после краха СССР в 1990-е годы Куба оказалась в не менее трагически-опасном положении, однако вышла из кризиса в условиях блокады без сколько-нибудь значительных политических жертв).

Следовательно, и эта особенность  нашего социума - «персонализированность» исторического бытия, гипертрофированная роль лидера как символа (а в ряде случаев – реального верховного субъекта) тех или других исторических преобразований, - тоже имеет вполне рациональное теоретическое объяснение в рамках социо-философской парадигмы марксизма.

 

Глава 2. Проблема будущего России

Россия огромнейшая страна, соединяющая Восток и Запад, с  многовековой историей и традициями, с величайшей культурой в мировом  масштабе. Так какое же будущее  ожидает страну и нас в том числе? Над этим вопросом задумывался, возможно, каждый, но вот конкретно никто не может ответить на него. Попробуем всё же разобраться с этой проблемой.

 

        2.1 Проект будущего России

Конец века замечен российским обществом  скорее в календарном смысле, чем  в качестве повода всмотреться в  прошлое и предвкусить будущее. Если в конце прошлого тысячелетия  в Европе прекратили пахать землю, ожидая конца света, а ХХ век встречали  как порог “невиданных перемен, неслыханных мятежей”, то ХХI век для многих (вероятно, для большинства) – лишь один из поводов для увеселения.

Кризис России приводит “шизофренизации” общественного сознания – смешению ценностных парадигм и “бытовых отходов” сознания. Путаются времена, причины и следствия, социальное пространство дробится до малых групп (отсюда – криминализация сознания и межнациональные конфликты, утрата чувства Отечества). Реальность просматривается сквозь узкую щель повседневности, а социальная активность зачастую ведет не к тем целям, ради которых она проявляется.

Близорукость нынешнего российского  самосознания объясняется многими  причинами – системой образования, не ставящей перед молодым человеком  мировоззренческих проблем, социально-экономическим  кризисом, подменяющим вопрос “как жить?” вопросом “как прожить (выжить) сегодня?”. История ХХ века, как и  история Московской Руси, отмечена грандиозным державным строительством. Но выразилось оно также и в  бунте, закружившем Россию, оторвавшем ее от собственных духовных корней. Цена за этот бунт – смута, грань  национального небытия.

Но, как говорится, еще не вечер. Россия не раз показывала, что способна незримо возрождаться при видимом  умирании.

ХХ век стал для России эпохой невиданных перемен, кровавых экспериментов  и чудовищного затмения народного  духа в финале вековой драмы. Утратив  ясность своих целей в мировых  делах, подменив традиционные цели русской  цивилизации иными целями (перелицованными  теориями европейского коммунизма, а  с недавних пор – атлантического либерализма) Россия потерпела сокрушительную катастрофу – таков горький баланс наших побед и поражений. И осознание глубины и причин этого поражения есть для нас преддверие проекта будущего России.

Катастрофа, как бы ни мечталось  кому-то, не означает, что мы должны признать истекающий век проклятым  временем, отречься от него и пойти  в ученики к более удачливым  народам и государствам. Как раз  напротив, тяжелые уроки должны быть расценены как подтверждение  правилу: поучившись надо жить своим  умом. Бездумное ученичество закончено. Свидетельство тому – характер реакции  населения России на чеченский терроризм  и натовские бомбардировки Югославии.