Эволюция социально философских взглядов О. Шпенглера

Безусловно, Шпенглера можно  принимать, либо не принимать. Н.А.Бердяев  и С.Л.Франк, А.Швейцер и М.Хайдеггер, М.Вебер, во многом не соглашаясь со Шпенглером, тем не менее, высоко оценивали его труд. Не принимая, отказываясь принимать отдельные его положения, поражаешься блеску шпенглеровского анализа культурно-исторических эпох, его необычайно глубокому восприятию живого феномена культуры, талантливому описанию множества художественных форм, неповторимых, индивидуальных картин различных стилей.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2. От морфологии культуры к проблемам 

переустройства мира

2.1 Проблема техники в  жизни человека и ее влияние  на феномены культуры

 

В 20-30-е годы  Шпенглером был написан ряд работ, которые  обнаруживали растущую иррациональность его взглядов, прежде всего политических. Это «Пруссачество и социализм» (1920), второй том «Заката Европы» (1922), «Годы решения» (1933). По справедливому  замечанию А.С. Богомолова, эти произведения мало что прибавили к тогдашней  славе автора «Заката Европы», однако «без них была бы гораздо менее  ясна историческая тенденция и роль философии Шпенглера ...»¹⁸. В этом же ряду, безусловно, находится работа «Человек и техника» (1931), хотя характер ее во многом неоднозначен, а жесткость и определенность постановки основных проблем, конкретно, проблем западноевропейской технике с исторической спецификой ее развития, явились как раз причиной того, что позже роль Шпенглера в истории мысли XX века уже определялась не только идеями морфологии культуры в «Закате Европы», но и, в значительной мере, идеями о происхождении и сущности техники.

Автор ставит задачу понять феномен западной цивилизации через сущностную ее характеристику – технику. Уже в «Закате Европы», определяя особенности того периода «фаустовской культуры», в котором человек пребывает в 20-е гг. XX в. Шпенглер говорил об инженере, как главной фигуре, и технике, как сущности цивилизации.

Рассматривая развитие техники  как единый процесс совершенствования орудий и средств производства, философ полагает, что именно в современном обществе наконец-то снимается антиномия «культура - цивилизация, когда искусственное полностью заменяет естественное». Империализм – апогей человеческого интеллекта и технической мощи, наиболее полное осуществление фаустовской «воли к власти».

Отбросив свое прежнее  отношение к истории, Шпенглер рассматривает мировой исторический процесс традиционно, как единую линию развития от первобытного общества через Средневековье к современному империализму. Единственное, что его отличает от иных историков, - идея убыстрения хода истории: приближается «время последних катастроф». Полностью сняв антиномию «культура - цивилизация», Шпенглер отказался и от понятия духовной культуры. Ибо победа фаустовской «воли к власти» - это уже не победа духа, а победа техники как орудия в борьбе, в биологическом соперничестве. Хищник овладевает миром, космосом, соперником, народом именно при помощи техники. Необратимость процесса отчуждения человека от природы, нарастание в нем черт хищника (чему способствует и техника) наиболее точно характеризует единую линию развития. Назад в естественность и доброту возврата нет.

Помимо «фаустовского» характера воли, к власти подталкивает развитие техники и процесс развития естественных наук. Техническая мощь, активное покорение природы - главное в современном Фаусте. Шпенглер в равной степени настроен и против тривиального оптимизма в отношении развития техники, и против игнорирования материальных факторов в истории - производства, техники, экономики. Шпенглер утверждает, что вопрос о статусе техники настоятельно стоит уже более ста лет. Он первый увидел социальную масштабность проблем техники, попытался дать универсальный анализ фактора технического развития.

Техника - тактика живого в борьбе за свое существование. И  отличие «хищника-изобретателя»  от просто «хищника» - отличие человека от животного. Возврат к истории как к насилию - это возврат хищника как властителя травоядных при «зоологическом» характере техники - вершина насилия, когда весь мир - добыча.

Отчуждение человека от природы  призвано сыграть роковую роль, трагедия человека в том, что природа активнее.

Именно с помощью техники  начинается насилие над природой. В этом смысле идея «вечного двигателя» - сущность современной техники и вековая мечта человека. Техника, темпы ее совершенствования и последствия ее применения на определенном этапе становятся бесконтрольны - джин вырывается из бутылки и человек оказывается порабощенным техникой. Он привязан к ней, вынужден ее развивать, начинается «избыточная роскошь машин». Человек вовлечен в бег машин, в этой гонке «победитель мира будет загнан насмерть». И когда человек любуется мощью техники - это сродни чувствам человека, любующегося мощным, красивым пожаром... своего дома.

Техника, по Шпенглеру, —  это «тактика всей жизни в целом». Поэтому, чтобы понять сущность техники, не надо поддаваться искушению видеть ее цель только в создании машин и инструментов, т. е. нельзя технику понимать чисто инструментально. Потому речь идет «не о создании инструментов-вещей», а «о способе обращения с ними». В более широком контексте техника — лишь элемент целого (общества, культуры), — «сторона деятельности, борющейся одушевленной жизни»¹⁹, наряду с экономикой, войной, политикой и т. п.

Шпенглер считает, что  и идеалистическая и материалистическая точки зрения о сущности техники  «на сегодняшний день устарели». Материалистическое понимание истории  — это, по его мнению, «мода марксистских и социал-этических писак» для которых характерно «полное отсутствие воображения».²⁰

Однако такая оценка не помешала Шпенглеру сделать вывод  о том, что «без экономического богатства, скапливающегося в руках немногих, невозможно богатство изящных искусств, духа, благородства нравов, не говоря уж о такой роскоши, как мировоззрения, как теоретическая мысль, сменяющая мысль практическую. Упадок хозяйства влечет за собою духовную и художественную нищету»²¹.

Говоря о судьбах машинной техники, Шпенглер отмечает, что уже  в его время «механизация мира оказалась стадией опаснейшего  перенапряжения», и человек уже  не в силах «улавливать» последствия  чрезмерного прогресса техники, который (прогресс) ведет к разрушительному  экологическому кризису.

Подъем «машинной культуры»  сменился ее упадком, и техника приближается к своему завершению, к своему концу  — как и вся «фаустовская» (западноевропейская) культура в целом. Шпенглер считает, что вся «машинная фаустовская техника» неизбежно движется к катастрофе, она кончится вместе с фаустовским человеком, однажды она будет разрушена и позабыта²².

Тайна крушения цивилизации  заключается и в том, что «естествознание обволакивает все более прозрачное сплетение», которое есть внутренняя структура духа, дающая Природе свой Образ. И этот вывод есть вершина философии Шпенглера и вместе с тем его величайшее прозрение в математизированную сущность современной технологической цивилизации — прозрение, плохо понятое или, лучше сказать, совсем не понятое не только современниками философа, но и страстными адептами нынешнего европейского рационализма.

Машинная техника как  заключительный этап краха культуры, вытесняет из жизни культуру как  таковую. Так, на страницах «Заката Европы» он пишет следующее: «великой живописи и музыке среди западноевропейских условий не может быть больше речи. Архитектонические способности западноевропейского человека исчерпаны вот уже столетие тому назад. Ему остаются только возможности распространения. Но я не вижу ущерба от того, если сильное и окрыленное неограниченными надеждами поколение вовремя узнает, что часть этих надежд потерпит крушение. Пусть это будут самые дорогие надежды; кто действительно чего-нибудь стоит, тот перенесет. Действительно, для отдельных лиц может оказаться трагическим, если в решительные годы их охватит уверенность, что в области архитектуры, драмы и живописи для них невозможны никакие завоевания»²³.

Не утешительны прогнозы Шпенглера и для философии как науки в целом. Философия, по Шпенглеру, есть новое и новое повторение уже высказанных истин, в которые вносятся лишь незначительные изменения. Никто из предшествующих философов не оказал существенного влияния, действием или могущественной мыслью, на высшую политику, на развитие современной техники, средств сообщения, народного хозяйства, или на какую-либо иную сторону широкой действительности. Ни один из них не составил себе имени в области математики, физики, в государственных науках, в противоположность хотя бы Канту.

Среди философов Шпенглер выделяет Аристотеля, Софокла, Гоббса, Канта и Лейбница. Шпенглер полагает, что ныне уже утрачено понимание конечного смысла философской деятельности. Ее смешивают с проповедью, агитацией, фельетоном или специальной наукой. «Перспективу птичьего полета заменили перспективой лягушки».

Для европейской философии эти  тенденции усугубляются обострением  проблем, связанных с техникой: историческая ситуация начала века - это военная  конкуренция, колониалистская экспансия, экспансия по отношению к природе, социальные бедствия, безработица (позже признаки наступающей «великой депрессии» Шпенглер охарактеризует в присущей ему обобщенно-символической форме как «усталость» Запада, «белого человека» от техники). Одновременно обостряется тема кризиса западной культуры.

В осмыслении самого феномена техники  и последствий глобальной технизации жизни О. Шпенглер далеко опережал современников. В его работе «Человек и техника» обобщены тенденции, многие из которых представляют непосредственную угрозу жизни человечества, Шпенглер едва ли не первый представил планетарный масштаб связанных с техникой проблем.²⁴

В отличие от распространенных в  научной литературе взглядов на современную  технику как на нейтральное явление, «добавившееся» к истории главным образом в последние столетия, Шпенглер настаивает на универсальном характере техники, обращается к ее истокам, видя в ней не орудие, не средство, а тактику всего живого. Впервые в истории рассмотрения техники он стремится выявить как антропологические, так и метафизические основания технической деятельности человека, ставит вопросы, впоследствии обретающие огромное значение: что такое техника? Каков ее моральный или метафизический статус? Типичные для его эпохи рассуждения разного рода позитивистов, исповедующих веру в прогресс и полагающих, что техника это лишь средство, которое надлежит «поставить на службу» обществу, Шпенглер расценивает как абсолютное непонимание ее сущности.

Здесь Шпенглер отходит от концепции  развития, представленной в «Закате Европы», фактически обращаясь к идее единого всемирно-исторического процесса. Это вполне объяснимо: задавшись целью определить роль техники в истории, Шпенглер не мог обойти тему единого антропо- и социогенеза. Между тем идея неповторимости культур всегда делала Шпенглера особенно внимательным к их исторической индивидуальности; пристальное всматривание в исторически особенное в культуре Западной Европы ярко сказалось и в работе "Человек и техника".

По Шпенглеру, отличительными чертами  западноевропейской техники (как и  науки, еще со времен готики движимой жаждой знаний с целью господства над природой и людьми) являются: стремление не только использовать природу  в ее материалах, сырье, но и поставить  себе на службу ее энергию; сказавшаяся  уже в мечтах средневековых монахов  о perpetuum mobile идея автоматизма техники; еще одна характерная черта западной цивилизации - безразличие науки к приложению ее открытий. Тезис о "целесообразности" технического прогресса Шпенглер считает обманом, ибо из подъема техники, утверждает он не без оснований, не следует экономии труда («роскошь машины превосходит все другие виды роскоши...»). Выделяя в развитии техники императив perpetuum mobile, имманентной логики вещей (впоследствии - важнейший аргумент технократии), Шпенглер обосновывает тезис о собственных закономерностях развития техники²⁵.

Современную эпоху Шпенглер расценивает  как приближение «времени последних катастроф»: «механизация мира, - подчеркивает он, - вступила в стадию опаснейшего перенапряжения», - так, все органическое становится жертвой экспансии организации, искусственный мир вытесняет и отравляет мир естественный и т.д.²⁶ Эти положения, высказанные Шпенглером в предельно драматическом тоне, дали повод некоторым современным исследователям видеть в нем пионера сегодняшней глобальной проблематики, ставившего проблемы экологического кризиса и т.п. Однако в то же время Шпенглер глубоко верит в творческий гений европейца, человека «фаустовской культуры»: философ убежден, что еще долгое время будут изыскиваться возможности возобновлять природные ресурсы или замещать их. Западный мир погубит им же развязанная гонка вооружений: военный крах «американо-западноевропейской техники» значительно ближе, чем экологический кризис в его необратимости.

В трактовке происхождения техники  Шпенглер абсолютизирует биологический - привнося в него, как это часто  бывает в философии жизни, мистико-волевой  момент; человек – «хищник-изобретатель», техника - тактика всего живого. Вся история человечества- это упоенное насилие «врожденного хищника» над другим, над массой, над природой. И все же Шпенглер отнюдь не довольствуется отсылками к биологии. Многое в его интерпретации техники можно квалифицировать как ценностный подход, а именно утверждение «трансцендентного», духовного характера цели, не содержащей в себе, согласно Шпенглеру, ничего прагматического, «необходимого для жизни», характеристику самой технической деятельности как самозабвенного подвижничества духа и т. п. Наряду с проникновением в творческую природу человека здесь сказались и апологетическое отношение Шпенглера к «сверхчеловеку» эпохи индустриализма, империалистической экспансии, героизация времени упадка («подозрительный цивилизаторский пафос», по меткому выражению Н. Бердяева, приходит вразрез с горьким скепсисом историка культуры²⁷), романтическая перелицовка им же развенчанной абсурдности капиталистического перепроизводства. В свое время работа Шпенглера вызвала самые противоречивые оценки из-за «брутальной» манеры письма, не имевшей ничего общего с тонким эстетизмом «Заката Европы», из-за гротескности, жесткого схематизма ряда положений, основанных на идеях вульгаризированного ницшеанства и социал-дарвинизма. Тем не менее в ней поставлены многие важнейшие проблемы философии техники нашего столетия, что обусловило более проницательную оценку книги в дальнейшем.

 

2.2 Прогнозы возможного будущего в работах О. Шпенглера: «Прусская идея и социализм», «Годы решений»