Недопустимые методы сбора информации

 В другой раз Вальраф под вымышленным именем устроился в редакцию «желтой» газеты «Бильд», чтобы лучше изучить методы, которыми пользовались журналисты этого издания. По материалам обоих расследований были написаны книги, которые пользуются большим успехом во всем мире.    

Разумеется, выбирая метод журналистского расследования «под прикрытием», можно преследовать обе указанные выше цели, и это происходит довольно часто. Если основной задачей расследования является просто получение скрытой информации, достаточно ненадолго «сменить роль». Раздобыв нужную информацию, журналист может снять маску.

Если же журналист  планирует исследовать социальную природу какого-либо явления, чтобы  правдиво рассказать о нем, пользуясь  приобретенными «фоновыми знаниями», кратковременной смены ролей  недостаточно. Для этого необходимо изменить свой имидж, образ жизни и привычки на более длительный срок.  

 Журналистское расследование  «под прикрытием», несомненно, имеет  свои преимущества. Уже одно то, что журналист, ведущий расследование, не зависит исключительно от своих информантов, говорит в пользу подобного способа сбора информации. Кроме того, этот метод дает репортеру возможность взглянуть на ситуацию глазами ее участников. Изменив угол зрения, он может не только лучше понять те или иные социальные, политические и экономические явления, но и пропустить их через себя, испытать на себе их действие. В этом же заинтересован и читатель, которого ждет увлекательный и правдивый материал.

«Негативный опыт», накопленный в чужой среде  и засвидетельствованный репортером, может открыть поиск перспектив оздоровления ситуации.

Скажем, поездка  в лепрозорий и пребывание там  некоторое время в качестве помощника врача или представителя «обслуживающего персонала», может быть (и чаще всего станет) экзотичным репортажем, может расследованием-скандалом. 

 Но этот же самый материал  может выйти на газетные полосы  в ином качестве: как добротный  ролевой «проблемный» репортаж, который вовлечет в авторские  переживания и размышления очень  многих людей из разных сфер, затронет и тех, ответственных за ситуацию, кто в состоянии на нее повлиять, способствовать изменению в лучшую сторону.

Нельзя не упомянуть  в связи со сказанным практику отечественного «проблемного репортажа» тридцатых, затем шестидесятых и  восьмидесятых годов XX века.

Используя сегодня очень выигрышную форму ролевого репортажа, стоит, безусловно, ориентироваться на опыт чрезвычайно талантливой и профессионально точной работы Михаила Кольцова, Александра Гудимова, Анатолия Рубинова.

Эти и многие другие журналисты видели смысл своих временных «переодеваний» в совместном поиске, вместе с читателями (среди которых есть и ответственные лица, могущие как-то повлиять на развитие ситуации), путей решения проблем.   

Тем не менее, журналистское расследование «под прикрытием» имеет свои недостатки и даже риски. Оно требует значительных временных и финансовых затрат. Кроме того, расследование должно быть хорошо подготовлено, поэтому его едва ли можно провести в одиночку. Для инициатора расследования очень важна поддержка редакции. Однако, даже если редакция «прикрывает» своего сотрудника, ответственность за ход и результаты расследования несет лично он. Более того, ведущий такое расследование журналист испытывает серьезные психологические нагрузки; иногда опасности подвергается его жизнь. 

 В последнее  время многие редакции поручают  репортерам роли самые невероятные.  То и дело мелькают сенсационные  заголовки: «Репортер получил задание... родить», «Три дня с протянутой рукой» и т. п.

Безусловно, не просто этически сомнительно, но попросту недопустимо пребывание журналиста в роли сутенера (что проделал репортер одной из столичных газет). Не особенно красиво в этическом плане выглядят «внедрения» в среду профессиональных нищих, нелегальные пересечения границ в роли контрабандистов и прочие приключения интереса читателя ради... 

 Необходима доля здоровой  этической брезгливости хотя  бы для того, чтобы сбор информации  журналистом отличался от профессиональной  работы платных осведомителей, чтобы  не ставить себя с ними на  одну доску.

Прием перемены профессии добавляет весомости суждениям журналиста (поработав официантом, «получаем право» судить о чаевых).

Смена профессии  почти постоянная, у журналистов-расследователей. Есть мнение, что для журналистов  этого профиля необходима врожденная склонность к следственной работе; репортеры подчас совершенно сживаются с ролью «детектива» и в материалах создают соответствующий имидж.

Встает вопрос, вправе ли собеседник журналиста, ведущего расследование, знать, что о нем думают и что напишут. Игровые возможности профессии нельзя превращать в проблему «замочной скважины». С другой стороны, в процессе «перетекания информации» игровая находчивость журналиста очень важна. 

 Закон ограничивает сферу  применения метода «смены профессии». Журналист не может выполнять обязанности милиционера, юриста, лиц, занимающих выборные должности и облеченных властными полномочиями, использовать как прикрытие при сборе сведений профессию врача. Вообще умалчивать о своей профессиональной принадлежности журналист вправе лишь до тех пор, пока его об этом не спросили. Но по первому же требованию он обязан предъявлять редакционное удостоверение или иной документ, удостоверяющий его личность и полномочия. 

 Оба этих  метода – «метод маски» и  «смены профессии» - относятся к  разряду журналистских экспериментов.    

 По  мнению Э. Линчевского3, для определения моральных ограничений при «смене профессий» и проведении журналистом разного рода экспериментов следует руководствоваться двумя соображениями.

Во-первых, журналист  может позволить себе менять обличье, но не нравственные принципы. А значит, обман, провокации, приобщение к сомнительным делишкам, а тем более к противозаконной деятельности неприемлемы и не могут быть оправданы. И, во-вторых, надо представлять, ради чего журналист может позволить себе вторгаться в чужую жизнь, причиняя кому-то неудовольствие и даже боль. Ради восстановления попранной справедливости, ради чьей-то защиты, ради возвращения человека на путь истинный или же ради получения выигрышной информации?

«В одном случае журналист становится очевидцем  и, быть может, соучастником подлинных  жизненных коллизий, когда человек, оказавшись в ситуации морального выбора, невольно выявляет свое истинное лицо.

В другом случае корреспондент не утруждает себя поисками или ожиданием подходящей ситуации, в которой к тому же непросто разобраться, а моделирует ее по своему произволу. Он сталкивает людей, провоцирует их на напрасные, "холостые" поступки; ради решения собственных творческих задач подвергает других искусственному моральному испытанию. При этом, как правило, "экспериментаторы" не задумываются о последствиях, о той цене, которой расплачиваются подопытные».  

 Любой эксперимент в той  или иной степени предполагает  целенаправленное управление поведением  объекта. И потому в каждом случае важно представлять границы и способы воздействия на «объект», тем более если таким «объектом» является человек.  
             

 «Скрытый  «магнитный блокнот»  

 В работе  под маской в «ролевом репортаже»  редко удается вести систематические и подробные записи, как при обычном, открытом интервью, или же на некоторых этапах расследований.

Некоторые журналисты используют скрытый диктофон, но большинство предпочитает в таких случаях не рисковать, и просто запоминать. После важного разговора авторы долго вспоминают и систематизируют услышанное. 

 Противоречие  между законами «О средствах  массовой информации» и «Об оперативно-розыскной деятельности» мешает журналисту в проведении самостоятельных расследований криминальных историй. Если Закон «О СМИ» запрещает ему собирать информацию в пользу постороннего лица или организации, не являющейся средством массовой информации (Статья №40), то другой закон, напротив, разрешает правоохранительным органам его вербовку. Если Закон «О СМИ» признает за журналистом право использовать для негласного получения информации скрытую камеру и скрытый диктофон, то Закон «Об оперативно-розыскной деятельности» наделяет таким правом только сотрудников спецслужб. Представлять эти противоречия очень важно, для того чтобы использовать свои законные права и ненароком «не подставиться» при сборе информации. 

Между тем  в США в 2001 году Верховный  суд вынес вердикт, провозгласивший приоритет свободы слова и Первой поправки к Конституции США над законом, запрещающим нелегальную установку подслушивающих устройств и запись телефонных переговоров. «Нелегальный способ добычи информации не является достаточным основанием для того, чтобы ограничить право на распространение такой информации, обладающей общественной значимостью в духе Первой поправки к Конституции», — решило большинство Верховного суда США.   

 Скрытая камера предоставляет  возможность запечатлеть на пленке  жизнь как она есть. Как замечает  Д.С. Авраамов, «однако незащищенность  объектов съемки и возможность  произвольного использования такого рода видео- и фотоинформации ставит фото- или телерепортера перед нравственной дилеммой: с одной стороны, он ответствен перед зрителем за правдивость показа реальной жизни, с другой — перед героем за последствия такого показа».[2]  Зачастую сложно удовлетворить требования этих сторон. Поскольку закон разрешает публикацию чужого изображения, когда это необходимо для зашиты общественных интересов, но одновременно не дает на этот счет никаких пояснений, решение о возможности подобной публикации должен принимать прежде всего сам фото- и телерепортер. Естественно, он должен поставить в известность об использовании им скрытой камеры редакционное начальство. Руководствоваться при принятии решения следует в первую очередь нравственными соображениями. Слишком часто мы наносим непоправимый ущерб людям, подчиняя эти и всякие иные соображения погоне за сенсацией или политической выгоде.

Скрытую камеру иногда называют фотографической формой подслушивания. Если репортеры охотно идут на применение скрытой камеры или микрофона, то широкая публика во всем мире относится к ним с понятным предубеждением. Сотрудники Института Гэллапа опросили 1508 человек более чем в 300 районах США и выяснили, что применение скрытых камер и микрофона одобряет всего 38% опрошенных, тогда как 58% высказались против их применения.  

 Иногда в этом деле можно  пойти и на хитрость. Как, например, задокументировать сказанное будущим  героем фельетона, чтобы он не  отказался потом от своих слов, и одновременно не спугнуть  его? Покойный фельетонист-известинец Э. Пархомовский рассказывал, что применял в таких случаях весьма нехитрый прием. Спрашивал у собеседника, не возражает ли тот, если он будет пользоваться «магнитным блокнотом» — так назывался его диктофон. Если собеседник соглашался, то, нажав на тумблер и начав запись, Э. Пархомовский через некоторое время вновь повторял вопрос, который теперь уже фиксировался на пленке. Безусловно, фельетонист пользовался при этом неосведомленностью собеседника, однако гарантировал таким способом законность своей записи. [4]    
                   

«Что ещё нельзя?»   

 Ещё один  недопустимый метод сбора информации  приводит в своём пособии Д.С. Аврамов -  запугивание. Как способ добывания информации оно ни в коей мере не отвечает природе прессы и отвратительно по существу, то в попытках журналиста воспользоваться неприязнью собеседника к объекту предстоящей публикации нельзя не усмотреть и определенный позитивный смысл. «Сегодня, ведя войну с Березовским, — рассказывает автор скандальных публикаций в "Московском комсомольце" А. Хинштейн, — я, естественно, играю на руку его противникам. И не побрезгую воспользоваться информацией его конкурентов. Но всякий раз смотрю, что выгоднее для моего информатора — пропустить "туфту", понимая, что в ответ я его "засвечу", или дать достоверную информацию». Естественно, что полученные сведения придется серьезно корректировать, однако в информации такого рода за эмоциями и оценками могут скрываться весьма существенные факты, схваченные пристрастным взглядом. 

 Еще об одном способе добывания  сведений — их покупке. Закон  «Об оперативно-розыскной деятельности»  категорически запрещает ее кому  бы то ни было, кроме правоохранительных  органов. Но ни для кого не  секрет, что значительную часть  сенсаций газеты сейчас добывают у платных осведомителей. Понятно, что богатое издание находится в выигрышном положении по сравнению с менее состоятельным, однако опытные репортеры и без подачек умеют налаживать прочные контакты с информаторами.   

 Ещё одна чрезвычайно важная  проблема: материалы, которые основаны на данных, полученные только из одного источника. Подобные сообщения можно найти даже в наиболее авторитетных западных изданиях; грешат этим и информационные агентства. Например, в одной газете публикуется материал об известной актрисе, при этом единственным источником информации служит интервью с ней. Другая газета рассуждает о положении дел в целой отрасли промышленности, опираясь на высказывания, прозвучавшие на пресс-конференции объединения производителей кровельных материалов. В третьей можно прочесть репортаж об убийстве, составленный исключительно на основании данных полиции и прокуратуры...

Даже если мы уверены, что наши информанты - будь то частные лица или официальные источники, - достойны доверия, для журналиста в любом случае является само собой разумеющимся обращение еще к одному (по меньшей мере) альтернативному источнику информации. Это позволяет проверить полученные сведения и повысить их достоверность. Не утруждая себя поиском дополнительных и, по возможности, максимально независимых источников информации, мы значительно уменьшаем объективность своего материала. Безоговорочно полагаясь лишь на чьи-то слова или на статистические выкладки, мы лишаем себя возможности восстановить истинную картину событий. И, что еще хуже, подобный материал тиражирует не факты, а слухи, а это бьет по репутации самого журналиста.