Геополитические интересы России в Центральной Азии

Окончание Холодной войны  и распад СССР вызвали глубокие изменения  в глобальной системе международных  отношений. Появление в центре евразийского континента пяти новых независимых  государств – Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана, Туркменистана и Узбекистана  – положило начало формированию центрально-азиатской подсистемы международных отношений. Новый регион стал полем пересечения геополитических интересов и объектом внешнеполитического воздействия как соседних государств – России, Китая, Ирана, Турции, Пакистана, – так и США. В условиях развернувшейся в регионе борьбы за обладание ресурсами и контроль над стратегически важными территориями, находящимися на пересечении крупнейших мировых центров силы, обострилась проблема обеспечения безопасности как региона в целом, так и южных границ России.

В самой Центральной Азии процесс укрепления независимости  осложнился не столько относительной  слабостью развития рыночных отношений  и не слишком благоприятными социально-экономическими условиями, сколько необходимостью реальной защиты конституционного строя, на которую каждая из пяти республик  вынуждена отвлекать большие  и социально значимые ресурсы. Так, резкое обострение внутриполитической обстановки и гражданская война в Таджикистане (1992 – 1997 гг.), совпавшая с «талибизацией» Афганистана[1], положили начало череде центрально-азиатских потрясений, наложив тень на процессы национального строительства, начавшегося в 1991 г. Для Узбекистана границы с Таджикистаном и Афганистаном стали линией защиты национальной независимости, поэтому политической значение такого атрибута суверенитета, как граница, эта республика осознала едва ли не первой на постсоветском пространстве. Возможно, и положенная в основу внешнеполитического курса Ашхабада идея «позитивного нейтралитета» зародилась у туркменского руководства не без влияния таджикского противостояния. В итоге выяснилось, что мир в Центральной Азии – ее самое уязвимое место.

Для внешней политики России в современной геополитической  ситуации центрально-азиатский регион имеет огромное значение, особенно если речь идет о формировании эффективной системы региональной безопасности. Безопасность южных границ России напрямую зависит от развития событий в регионе. Большое значение при этом имеют традиционные экономические и гуманитарные связи между Россией и государствами Центральной Азии. Сохранение влияния России на постсоветском пространстве, в том числе и в Центральной Азии, являются частью усилий, направленных на поддержание и укрепление позиций России в мире.

Ситуация усугубляется еще  и тем, что факт расположения региона  на границе нескольких центров силы предполагает потенциальную возможность  использования его слабых мест (внутрирегиональных угроз и вызовов) как рычага давления на государства региона со стороны внешних и международных центров силы. К примеру, геополитические модели видения центрально-азиатского региона России, Ирана и Турции во многом основаны на исторической традиции. Однако эти подходы по сути являются совершенно различными. Так, с точки зрения российской внешней политики, Центральная Азия является сферой жизненных интересов России. Аналогичный подход наличествует и в конкурирующих с российской и между собой региональных концепциях Ирана и Турции. Так, в иранской концепции все бывшие центрально-азиатские советские республики включены в состав региона, но из него исключается Россия, а также предусматривается участие в нем китайского Синьцзяна. Пантюркистское видение региона Турцией не включает в себя христианские цивилизации Грузии и Армении, а также исключает Россию и Иран из своей региональной концепции.

Региональные концепции  России, Ирана и Турции также основаны на различных критериях. Например, географическая близость, военная безопасность, экономические  связи и общее советское прошлое  – все это фигурирует в концепции  «ближнего зарубежья» России. Понятие  «Нового Ближнего Востока» заключает  в себе географические, исторические и экономические факторы. Идея тюркского  сообщества подчеркивает прежде всего культурное родство между Турцией и народами Кавказа и Центральной Азии. Во всех трех концепциях историческая традиция и экономические возможности играют важную роль.

Эти региональные доктрины России, Ирана и Турции были сформулированы в то время, когда приходилось  разрабатывать основные принципы, лежащие  в основе внешнеполитической концепции  постсоветского мира. В первые годы после обретения независимости  центральноазиатскими странами эти доктрины претерпели значительные изменения. Для Ирана гораздо большее значение приобрели Казахстан и Туркменистан как государства, которые могут помочь Тегерану преодолеть международную изоляцию, если в «войне трубопроводных маршрутов» победит иранский проект. Ранее же Ирану наиболее важным государством в Центральной Азии виделся Таджикистан с учетом его культурно-исторической и этнической близости. И Турции пришлось принять во внимание положение России при постановке практических задач своей политики в Центральной Азии.

В данный момент в регионе  не наблюдается консенсуса относительно видения оптимальных экономических  моделей, эффективного внешнеполитического  курса, региональной системы безопасности. Так, три государства из пяти (Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан) входят в ОДКБ. Узбекистан вышел из этой организации  и до недавнего времени входил в ГУУАМ. Казахстан, Таджикистан  и Узбекистан входят также в Шанхайскую организацию сотрудничества. Все  страны региона поддержали антитеррористическую операцию США в Афганистане. Реакция  России на решение Узбекистана, а  вслед за ним и Киргизии разместить американский военный контингент на своих территориях была сдержанной и во многом определялась ее противодействием распространению наркотиков и борьбой с международным терроризмом.

Политика России в вопросах военно-политической безопасности в  глобальном масштабе и по отношению  к этой части «ближнего зарубежья» по-прежнему является ведущим системообразующим  фактором для региона. При этом, как  отмечает В.М. Кулагин, нельзя не замечать того, что в военно-политической области в этом регионе зарождаются  новые, нередко разновекторные тенденции, идут процессы новой самоидентификации военно-политических интересов ряда новых независимых государств и их субрегиональных групп, возрастает влияние внерегиональных держав. По разным причинам все менее приемлемым политически становится и сам термин «ближнее зарубежье»[2]. В. Третьяков подчеркивает, что Россия на данный момент является не просто самым большим осколком бывшей мировой сверхдержавы, но всего лишь одной из региональных сверхдержав Евразии, а (по совокупности характеристик) мировой державой второго ранга, имеющей перспективы возвращения себе статуса глобальной сверхдержавности в ряду пятерки, к которой относятся США, Китай, ЕС и Индия[3].

Как и в других областях российской политики, в которые вовлечены  противоречивые интересы разных общественных групп, политика России в отношении  Центральной Азии не раз менялась. При президенте Б.Н. Ельцине в 1990-х  гг. ей была свойственна пассивность: Россия реагировала на происходящее, а не предвосхищала события. В  конце 1990-х гг. – начале ХХI в. усилились активность и скоординированность политики. Так, в мае 2000 г. было  учреждено представительство в Каспийском регионе[4]. В общем, первые признаки «возвращения России в Азию» и «поворота» центрально-азиатских республик в сторону северного соседа проявились летом – осенью 1999 г., когда, встревоженные растущей угрозой терроризма и исламского фундаментализма в регионе, они обратились за помощью к России. С победой  на президентских выборах В.В. Путина вопрос о содействии странам региона перешел в практическую плоскость.

Другим фактором, способствующим сближению независимых государств Центральной Азии с Россией, стало  их освобождение от чрезмерных иллюзий  первых лет независимости. Опора  на собственные силы и ресурсы  оказалась недостаточной для  обеспечения экономического подъема.

При этом предполагалось, что  именно экономика станет той сферой, с которой начнется и которая  обеспечит реконструкцию полноценных  отношений между Россией и  Центральной Азией. Эта тема поднималась  в выступлениях российских политиков  и лидеров центрально-азиатских стран. Однако при реабилитации экономических связей в прежнем формате существовала опасность сохранения существовавших с советских времен технологий, невысокой производительности труда, низкого качества произведенной продукции и т.д.[5] Фактически это было бы воспроизведением модели «центр-периферия». В итоге экономическая сфера могла стать фактором взаимного отчуждения.

По мнению ряда специалистов, России еще предстоит определить периметр собственной экономической  и военной безопасности. Нахождение на передовой позиции в Таджикистане остается важной задачей, учитывая близость к Афганистану, а также к Кыргызстану  и Узбекистану, которым серьезно угрожают исламисты[6].

Уже в 1992 г. отдельные политологи предлагали рассматривать интересы России в «форме трех концентрических  окружностей». Первый круг – отношения  с бывшими советскими республиками, которые, как и Россия, переживали мучительный процесс формирования национальных государств. Второй круг интересов связан с регионами  Восточной Европы, Ближнего Востока  и Дальнего Востока, входившими в сферу интересов СССР. Россия не может геополитически и экономически устраниться из этих районов мира, так как уход из этих регионов приведет к изоляции страны. Третий круг интересов – отношения с Западом, прежде всего США и Западной Европой[7].

Что касается стратегических интересов России в Центральной  Азии, то, по мнению В. Третьякова, их немало. Первый: восстановление максимального (в современных формах) влияния  России на практически всем пространстве данного региона с целью прежде всего недопущения доминирования здесь либо какой-либо безответственной политической силы. Второй: недопущение внутрирегиональных войн, которые могут дестабилизировать весь этот регион, непосредственно примыкающий к границам России. Третий: недопущение неуправляемого падения существующих в регионе режимов. Четвертый: гарантирование интересов и прав миллионов русских, проживающих в странах Центральной Азии. Пятый: укрепление экономических позиций России и в перспективе создание здесь рублевой валютной зоны. Шестой: прекращение или хотя бы минимизация наркотрафика из Афганистана, тем более что с этой задачей не справляются США и силы НАТО, осуществляющие контроль над частью афганской территории. Седьмой: недопущение переноса очагов межконфессионального и межрелигиозного противостояния в данный регион и прилегающие к нему страны. Восьмой: недопущение слома исторически сложившейся, в том числе благодаря присутствию здесь России  традиции секулярности политической власти и политических режимов Центральной Азии. Девятый: сохранение русского языка как одного из главных языков межгосударственного и межнационального общения в регионе. Десятый: максимальное участие в регулировании специфических местных проблем и возможных в связи с этим конфликтов (например, проблемы внутрирегионального водного баланса)[8].

Несколько иначе видит  российские национальные интересы в  Центральной Азии Д. Трофимов. По его  мнению, это прежде всего – стабильность в регионе, основанная на тесном партнерстве с входящими в него государствами; право беспрепятственного транзита через Центральную Азию в целях поддержания партнерских отношений с Китаем, Индией и Ираном; наличие общего экономического пространства России и Центральной Азии, которое в будущем могло бы содействовать экономической модернизации России; использование геостратегического потенциала региона для практических военных нужд, а также для того, чтобы сохранить статус России как мировой и региональной державы; международное признание ведущей роли России в регионе⁹.

По мнению В. Наумкина, в  центрально-азиатском регионе сплетаются широкие геоэкономические и военные цели России с экономическими и с энергетическими задачами. При этом все больше внимания уделяется Казахстану – ключевому государству, через территорию которого к сердцу Центральной Азии ведут военно-стратегические и экономические маршруты, и без которого не обойтись при создании любой «южной стратегической оси» или буфера для защиты от приходящих с юга новых угроз¹⁰.

Гораздо менее однозначно отношение центрально-азиатских государств к России. По мнению А. Малашенко, интересы расположенных в Центральной Азии государств далеко не всегда совпадают. Каждое государство озабочено прежде всего своими конкретными национальными интересами, все чаще выходящими, причем в различных направлениях, за пределы региона. При этом он отмечает, что и евразийская идея возникла и сформировалась в российской общественной мысли. Однако А. Малашенко, полагает, что общий региональный вопрос для всех государств Центральной Азии – их отношения с Россией[11]. Вместе с тем  помимо «притяжения» к России действует растущее этническое самосознание, которое в советские времена игнорировалось, а теперь становится ведущим вектором общественного менталитета и официальной идеологией центрально-азиатских стран.

Причин малоэффективности политики России в Центральной Азии несколько: Россия все еще не является для центрально-азиатских государств привлекательным примером; некоторые тенденции российской внутренней политики ограничивают ее способность оказывать стабилизирующее воздействие на соседние государства; Россия сокращает даже те элементы «мягкой силы», которые к качеству ее внутренней политики не относятся (образование и культура: Россия почти полностью ушла из сферы среднего и среднего специального образования в Центральной Азии; отсутствует (за редким исключением) активная поддержка со стороны государства массового проникновения российского бизнеса в регион Центральной Азии; военное присутствие России в регионе пока невелико, в течение ряда лет оно сокращалось и пока не доказало своей эффективности (Таджикистан здесь является позитивным примером, Киргизия – негативным). Фактически политика России в регионе по большей части заменена политтехнологиями.

Уже сейчас становится очевидным, что стратегическая цель независимых  государств центральноазиатского региона состоит из следующих составляющих: существование в новых политических, военно-политических и экономических условиях; налаживание более тесного сотрудничества как между странами Центральной Азии, так и с сопредельными государствами, включая Россию и Китай; получение финансово-экономической помощи со стороны западных стран; реанимация военного сотрудничества с Россией через восстановление (или обновление) парка вооружений и обучение офицерского состава в высших военных заведениях России; упрочение финансовых институтов республик через создание единого финансового пространства «Россия – Центральная Азия».