Шарль Бодлер

    О Шарле Бодлере 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

                                    Меновщиков Егор ученик

                                    9 класса Урюпинской  средней 

                                    школы 
 
 
 
 
 
 
 
 

    КРИТИЧЕСКОЕ НАСЛЕДИЕ ШАРЛЯ БОДЛЕРА В КОНТЕКСТЕ РАЗВИТИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЖУРНАЛИСТИКИ XIX ВЕКА  

      Литературно-журнальный процесс во Франции

      в интерпретации Шарля  Бодлера  

    Шарль Бодлер (1821-1867) к 24 годам уже вполне сформировался как авторитетный критик, вначале как художественный критик. Причем, что редко встречается, - критик для профессионалов. Критик, с мнением которого считалось целое поколение талантливых поэтов, художников и музыкантов.

    Первое  же выступление Шарля Бодлера  в периодической печати обратило на молодого критика внимание мэтров культурной жизни Парижа. Своему первому  успеху Ш. Бодлер в первую очередь был обязан глубине высказанных мыслей и прекрасной эрудиции. Он хорошо ориентировался в современной критике, легко оперировал универсальными эстетическими категориями, принятыми в теории литературы и искусства его времени.

    Говоря  о становлении Шарля Бодлера, стоит обратить внимание на семейную традицию. Его отец, Франсуа Бодлер, входил в художественную элиту Парижа и имел неплохую репутацию. До Великой Французской революции он был наставником герцога де Пластена, а при Империи, благодаря протекции семейства Пластена, был назначен секретарем Палаты Пэров и хранителем Люксембургского Дворца и Сада. Именно Франсуа Бодлер отбирал картины и статуи для оформления Дворца.

    Франсуа Бодлер был дружен с Жан-Клодом Нэжоном, родители которого в свою очередь  были знакомы с Дени Дидро и были издателями произведений философа. Ж. К. Нэжон  записан вторым свидетелем в акте о рождении Шарля, и в том же акте отец поэта записан в графе "профессия" как художник. Хотя Франсуа Бодлер был лишь художником-любителем и работал в технике пастели и гуаши.

    В 1919 году газета "La Mercure de France" опубликовала статью "Шарль Бодлер - художественный критик", написанную Эмилем Бернардом, известным исследователем творчества Бодлера. В статье шла речь о гуаши подписанной "Бодлер", а букинист, у которого хранилась эта работа, был убежден, что ее автором является поэт, на самом же деле гуашь была выполнена отцом Бодлера. Качество работы свидетельствовало о том, что, не будучи великим художником, Франсуа Бодлер прекрасно знал основы художественного ремесла.

    Возможно, благодаря влиянию отца, у Шарля Бодлера развилась любовь к рисованию. В учебных заведениях, где учился юный Бодлер, учителя обращали внимание на его ранний талант рисовальщика. Не случайно О.Домье был убежден, что Ш. Бодлер мог бы стать великим художником.

    После окончания колледжа Шарль Бодлер некоторое время вел свободную  жизнь в Париже. Шел 1840 год. Он снимал пансион в Бэлли, где он познакомился и проводил время с Пикаром  Эрнестом Прароном, Гюставом Лававасером, Жюлем Бюиссоном, Филиппом де Шеневьером.

    Жюль  Бюиссон - начинающий рисовальщик и  гравер - иллюстрировал "Сказки" своего друга П. Э. Прарона. В то время он упражнялся в рисовании портретов, моделями для которых служили его друзья. Позже Э.Делакруа и С. Г. Гаварни будут восхищаться его офортами.

    Филипп  де Шеневьер пробовал себя в качестве художественного критика, собирая  материалы о провинциальных художниках. В 1850 году он опубликовал "Письма о  французском искусстве". Период "пансиона Бэлли" оказал значительное влияние  на формирование литературно-художественного мировоззрения Шарля Бодлера, а общение с друзьями он позже назовет "своими первыми литературными связями".

    Кончено, помимо друзей на формирование критического вкуса Шарля Бодлера оказали  влияние такие авторитеты в области  литературы и искусства, как Э.Делакруа, Э. Т. А. Гофман и Д. Дидро, которых он считал своими учителями. Ссылки на их идеи и концепции, обращение к ним чаще всего встречаются в критических работах Бодлера, о чем речь пойдет далее в соответствующих параграфах настоящей диссертации.

    После возвращения из морского путешествия  к берегам Индии (1842-1843), расширившего запас его впечатлений экзотическими  картинами заморских стран, Шарль  Бодлер получил наследство и поселился  на набережной Де Бетюн (остров Сен-Луи), погрузившись в то, что его родственники называли "прожиганием жизни". Завязались дружеские отношения с Т. Банвилем и Т. Готье.

    В мае 1843 года Ш. Бодлер переехал в отель Пимодан. Старинное здание, украшенной египетскими химерами и с лестницей в стиле Людовика XIV, создавало романтическую атмосферу. Комната Бодлера находилась под самой крышей, и начинающий литератор оформил ее по своему вкусу. На красной и черной бумаге по стенам он разместил литографии Э.Делакруа с иллюстрациями из "Гамлета". Тут же висел портрет работы Беруа - длинноволосый двадцатилетний Бодлер в черном костюме с белым галстуком. На противоположной стене - копия тем же Беруа с "Алжирских женщин" Э.Делакруа.

    Рядом с Бодлером поселился художник и  денди Ф.Буассар, на квартире которого собирался знаменитый впоследствии Клуб Гашишистов.  Именно здесь зародилась идея издания сборника стихов молодых поэтов - Г. Левавассера, Э. Прарона, А.Аргона (псевдоним А. Дозона) и Ш. Бодлера. Сборник вышел в том же году. Однако стихи Бодлера были помещены в нем анонимно.

    Шарль Бодлер не замыкался лишь на обществе друзей из отеля Пимодан. Его тянуло в Лувр, в котором будущий критик проводил многие часы. Эжен Крепе, биограф  Ш. Бодлера, изучая воспоминания современников, отмечал его особый интерес к искусству Испании, особенно к Эль Греко, мода на которого еще и не начиналась. Ж. Ю. Шанфлери, современник Ш. Бодлера, отмечал его любовь к Анжело Бронзино и Ван Дейку.  

    Что касается современных художников, то Бодлер восхищался  живописью Э.Делакруа, а из графиков ценил О.Домье и С. Г. Гаварни.

    Похоже, что художественный вкус Шарля Бодлера  при некоторой эклектичности  отличался своеобразием и каким-то своим неподражаемым подходом к  искусству. Он не шел вслед за общепринятым мнением и не боялся высказывать  собственное. В этом подходе к искусству уже была заложена та оригинальность и парадоксальность его критической манеры, которая так восхищала и раздражала его современников.

    Своеобразной "школой" для Шарля Бодлера  стал Латинский квартал, где в  девятнадцатом веке лихорадочно-напряженной интеллектуальной жизнью кипели  литературные и художественные кафе, став местом обитания творческой молодежи. Ш. Бодлер стал их завсегдатаем, за полночь, засиживаясь за рюмкой абсента с Арсеном Уссе и многими другими литераторами в кафе Пеллетье, что около здания Гран Опера.

    Занятие критической деятельностью привели  Шарля Бодлера в редакторские кабинеты различных художественных журналов и газет, на страницах которых  началась его творческая карьера. Хотя Бодлер активно сотрудничал в  парижских периодических изданиях, он не скрывал своей неприязни к издателям и редакторам, сохранив это чувство до конца своих дней: "Издатели газет - Франсуа Бюлоз, Уссе, Руи, Жирарден, Тескье, де Калонн, Солар, Тюрган, Даллоз. – Список мерзавцев. Солар самый главный", – оставил запись в своем дневнике Ш. Бодлер. Скорее всего, это негативное отношение к прессе сложилось из-за сложных взаимоотношений с "работодателями", которые зачастую не могли по достоинству оценить масштаб дарования начинающего литератора. Или как писал сам Ш. Бодлер: "Очень долгие и тяжкие усилия заставить какого-нибудь издателя газеты меня понять".

    И даже когда статьи Ш. Бодлера шли нарасхват во многих ведущих периодических изданиях Парижа - "La Semaine theatrale" ("Театральная неделя"), "La Revue de Paris", "Le Present", "La Revue contemporaine", "Figaro", "La Revue des Deux Mondes", "La Revue fantaisiste" ("Фантастический журнал"), его неприязнь к прессе сохранилась.

    "Какую  газету ни прогляди, за какой  угодно день, месяц, год, -- непременно  наткнешься на каждой строчке на свидетельства самой чудовищной людской испорченности, соседствующие с самым поразительным бахвальством собственной честностью, добротой, милосердием, а также с самыми бесстыдными декларациями касательно прогресса и цивилизации.

    Что ни газета, от первой строчки до последней, -- сплошь нагромождение мерзостей. Войны, кровопролития, кражи, непристойности, истязания, преступления властителей, преступления народов, преступления частных лиц, упоение всеобщей жестокостью <…>

    Я не понимаю, как можно чистыми руками коснуться газеты, не вздрогнув от отвращения".

    Не  желая следовать сложившимся  в парижской журналистике тенденциям и опираясь на опыт своего заочного наставника Эдгара Аллана. Шарль Бодлер задумал издание своего собственного журнала "Le Hibou philosophe"

    В самом названии была заложена игра слов - по-французски "Hibou" имеет два значения: "сова" и "нелюдим"; и зная специфику мышления Ш. Бодлера, можно предположить, что в названии он заложил желание подчеркнуть обособленность своего издания от уже существующих.

    В своем издательском проекте Ш. Бодлер рассчитал все до мелочей: качество бумаги, формат, расположение заголовка, количество колонок, тематика статей, подбор авторов, возможность распространения тиража. Конечно же основное внимание было уделено ведущим тематическим направлениям журнала. На первый план выступили аналитические статьи о ведущий литераторах Франции и подробные отчеты обо всех событиях художественной жизни Парижа.

    Журнал  был необходим для противостояния массовой культуре, когда, по словам Ш. Бодлера, "любой проходимец, овладев телеграфом и государственной типографией, может править великой нацией".  

    Поэтому даже на уровне издательского проекта  проявилась полемичность Ш. Бодлера. В проекте он записал следующее: "Гюстав Планш - разнести радикально, ничтожество и жестокость бессилия, стиль дурака. – Жюль Жанен, разнести полностью, ни знаний, ни стиля, ни чувств. ... Дать оценку руководства и тенденций журнала "La Revue des Deux Mondes". Однако проект, как и следовала ожидать, остался нереализованным.

    В начале своей творческой карьеры  в качестве критика Ш. Бодлер сотрудничал в двух изданиях: "L’Artiste" и "Le Corsaire-Satan". Журнал "L’Artiste" имел неплохую репутацию и отличался хорошим вкусом. Еще 16 ноября 1843 года Ш. Бодлер в письме к матери писал о своем желании войти в штат данного журнала. Но это желание осуществилось только 25 мая 1845 года, когда он опубликовал в этом журнале "Сонет Креолке", и вслед за этой публикацией и началось его сотрудничество с данным периодическим изданием. В редакции журнала "L’Artiste" Ш. Бодлер встречался с Т. Готье, Ж. Нервалем, Т. Банвилем, Ж. Ю. Шанфлери и другими "поклонниками Прекрасного".

    Установилось  сотрудничество Ш. Бодлера и с журналом "Le Corsaire-Satan". Репутация этого журнала, не в пример журналу "L’Artiste", была довольно сомнительна. В нем печатались довольно задиристые материалы, направленные против романтиков. В редакции этого журнала почетные критики (Т. Банвиль, Ж. Ю. Шанфлери) перемежались с литераторами низкого пошиба, что выводило Ш. Бодлера из себя, но тем не менее именно в "Le Corsaire-Satan" он опубликовал в начале 1846 года отчет о "Музее классики в галереях Базар Бон-Нувель".

    Когда издатель Пуле-Маласси тиражом около 1100 экземпляров в типографии города Алансона напечатал "Цветы зла", а в прессе разразилась бурная полемика, Шарль Бодлер судорожно повсюду искал поддержку. Он просил Ш. Сент-Бёва напечатать статью о его поэзии, но так и не дождался своего "понедельника". Не смогла оказать поэту реальную помощь и Аполлония Сабатье, которой с 1852 по 1854 год анонимно посылал свои стихи Ш.Бодлер. Тогда Бодлер обратился к Эдуарду Тьерри, штатному критику "Le Moniteur", с просьбой написать рецензию на свой сборник, считая, что прокуратура не станет затевать процесс против книги, которую похвалила официальная газета Империи. Статья действительно появилась и была выдержана во вполне одобрительном тоне. "Поэт не восхищается злом, - писал критик, - он смотрит пороку в глаза, как врагу, которого он хорошо знает и которому бросает вызов".

    И все же "Цветы зла" были осуждены, принеся автору скандальную славу. По мнению Клода Пишуа и Жана Зиглера, "назвать Бодлера невинной жертвой  процесса (скандала, который должен был стать "основанием успеха") невозможно <...> Он хотел суда над  собой – по крайней мере, бессознательно. Им двигало желание таким образом создать себе репутацию – в чем он и преуспел. Кроме того, им двигал мазохизм, помогавший ему чувствовать себя не похожим на других,  а именно это чувство лежало в основе его дендизма. Он так же не стремился избежать процесса, как не стремился в 1844 году избежать установления над собой опеки".