Автор работы: Пользователь скрыл имя, 17 Сентября 2012 в 16:08, реферат
Платон - первый философ в истории философии, который понял, что история философии - история борьбы двух типов философов (которые позднее стали называть себя идеалистами и материалистами). «Одни всё совлекают с неба и из области невидимого на землю… утверждают, будто существует только то, что допускает прикосновение и осязание, и признают тела и бытие за одно и то же», другие утверждают, что «истинное бытие - это некие умопостигаемые и бестелесные идеи».
Введение 3
1. Идеализм Платона 4
2. Символ пещеры 14
Заключение 24
Список литературы 25
План
Введение 3
1. Идеализм Платона 4
2. Символ пещеры 14
Заключение 24
Список литературы 25
Платон - первый философ в истории философии, который понял, что история философии - история борьбы двух типов философов (которые позднее стали называть себя идеалистами и материалистами). «Одни всё совлекают с неба и из области невидимого на землю… утверждают, будто существует только то, что допускает прикосновение и осязание, и признают тела и бытие за одно и то же», другие утверждают, что «истинное бытие - это некие умопостигаемые и бестелесные идеи». При этом Платон говорит о борьбе между этими двумя типами философов.
Учение Платона - система объективного идеализма. Дух, мышление, идеи существуют объективно, независимо от человеческого сознания и первично по отношению к природе. Предоставим слово Платону: «Кто последовательно поднимается по ступеням созерцания, тот «увидит нечто прекрасное, удивительное по своей природе»; « он увидит, прежде всего, что прекрасное существует вечно, что оно ни возникает, ни уничтожается; ни увеличивается, ни убывает; далее, оно не так, что прекрасно здесь, безобразно там; ни что оно то прекрасно, то не прекрасно; ни что оно прекрасно в одном отношении, безобразно в другом; ни что для одних оно прекрасно, для других безобразно».
Знание древних отличается целостностью, нерасчлененностью. И работы Платона не являются исключением. Невозможно говорить о «чисто» этических работах Платона. Можно лишь прочитывать в его диалогах этические содержания, анализировать их.
Прекрасное не предстанет «перед созерцающим его «идею» в виде какого-либо облика, либо рук, либо какой иной части тела, ни в виде какой-либо речи или какой-либо науки, ни в виде существующего в чем-либо другом, например, в каком-либо живом существе, или на земле, или на небе, или каком-либо другом предмете». Платон не может найти ничего самого в себе прекрасного в мире чувственных вещей. Но характеристика прекрасного, описанного в диалоге «Пир» дает возможность установить ряд важных черт платоновского определения прекрасного и вместе с тем признаков каждого вида, каждой «идеи». Эти признаки - объективность, безотносительность, независимость от всех чувственных определений, от всех условий и ограничений пространства, времени и т.д. Платоновское прекрасное - сверхчувственная причина и образец всех вещей, называемых прекрасными в чувственном мире, безусловный источник их реальности в той мере, в какой она для них возможна. Идея прекрасного- сущность чувственно не воспринимаемая, бесформенная. Так характеризуется истинно-сущее в Федре. Местопребывание «идей» - «наднебесные места» вне пространства и времени. В этом значении идея резко противопоставляется у Платона всем её чувственным подобиям и отображениям в мире воспринимаемых нами вещей. Чувственные вещи необходимо изменчивы и преходящи, в них нет ничего прочного, устойчивого, тождественного. По Платону прекрасное - одна из высших «идей», но наивысшая идея - идея блага. «Благо не есть сущность, но по достоинству и по силе стоит выше пределов сущности».
Учение Платона об идее блага
как о высшей идее сообщает философии
Платона характер не просто объективного
идеализма, но также идеализма телеологического.
Всё стремится достигнуть блага, хотя
- как чувственные вещи - неспособно его
достигнуть. Стремясь к достижению блага,
душа стремится к знанию о благе. Так как
критерий всякого относительного блага
- благо безусловное, то, по Платону, наивысшее
из всех учений философии - учение об идее
блага. «Блага» для Платона выше бытия
и выше человеческого познания. Но некоторые
черты блага всё же могут быть уловлены.
Платон отождествлял в некотором смысле
благо с разумом. Так как разумность обнаруживается
в целесообразности, то благо Платон сближает
с целесообразным. Но целесообразность
есть, по Платону, соответствие вещи её
идее. Отсюда получается, что постигнуть,
в чем благо вещи, значит постигнуть её
идею. В свою очередь, постигнуть идею
- значит свести многообразие чувственных
причинно обусловленных явлений идеи
к их сверхчувственному и целесообразному
единству. Однако чем более резкими чертами
характеризовал Платон идеальную, сверхчувственную
природу «эйдосов», или «идей», тем труднее
ему было объяснить, каким образом их сущность
может быть предметом познания. Метафизика,
гносеология, логика, риторика, этика и
эстетика тесно переплелись в философии
Платона. Для понимания этических идей
Платона необходимо специальное прочтение
его диалогов под определенным углом зрения,
и с учетом самых общих идей его философии.
Аристокл из Афин по прозвищу Платон первоначально
был поэтом. И только встреча с Сократом
сделала его истинным философом. Казнь
Сократа тяжело подействовала на Платона.
Идея совершенного, справедливого общества
завладела его умом. Если лучших людей,
таких как Сократ, казнят, значит, государство
устроено неправильно. Платон убедился
в ненадежности и неэффективности демократии,
которая не понимает философов, и считал
бесплодной философию, лишенную нравственных
устоев. Целью философии он считал познание
космического и общественного миропорядка.
Под влиянием печального опыта и в результате
философских размышлений он пришел к выводу,
что невежество есть основное зло, и потому
увещание правителя, воспитание юношества
и просвещение народа являются главными
задачами, как философии, так и государства.
Для достижения этой цели он вырабатывал
практическую философию, включавшую политические,
этические и психологические идеи. Теория
идей - ядро философии Платона. Она обосновывает
разумность космоса, общественного порядка,
широкомасштабных исторических процессов;
утверждает иерархию человеческих целей
и ценностей; служит ключом к пониманию
значительных событий истории, воспитывает
определенный тип личности. Благодаря
теории идей Платон известен в современном
мире как родоначальник объективного
идеализма. «Объективный идеализм характеризуется
признанием как объективно сущего мирового
разума (духа, идеи) и трактовкой материального
мира как формы его проявления». Платон
боялся новшеств, исходивших от невежества,
глупости, алчности. Он считал, что развитием
государства управляет закон вырождения.
Любое изменение в государстве - это признак
вырождения государства, имеющее морально-этические
последствия. «Платон считал, что закон
вырождения включает в себя и моральное
вырождение человечества». Это консервативное
настроение и было той психологической
почвой, на которой вырос идеализм Платона.
Мир представлялся Платону как прекрасный
Космос, в котором множество вещей составляют
единое целое. Гармония мироздания существует
благодаря осмысленности каждой вещи
и включенности ее в смысловую ткань мироустройства.
Мир живет, дышит, будучи наполнен переменными
силами, которые связываются и координируются
благодаря идеям.
Очевидное сходство образных рядов, присущих двум, пожалуй, наиболее ярким в мировой культуре символическим системам - христианской и античной, издавна обращало на себя внимание философов и историков: всех тех, кто занимался исследованием эпохи, отмеченной встречей умирающего язычества и Церкви Христовой. И действительно, сходство это без труда усматривается уже в самых ранних памятниках христианской богословской мысли. Недаром древние Отцы и учители Церкви, провозглашая свою готовность использовать опыт разнообразных античных философских школ, уверенно утверждали: "все, что сказано кем-нибудь хорошего, принадлежит нам, христианам". Именно таким образом формулировалась святоотеческая идея о том, что Промысел Божий и ранее приоткрывал человечеству - даже в пору безблагодатного многобожия, в эпоху почти безграничного диктата первородного греха - некоторые вечные и благие истины: те истины, которые, будучи восприняты мудрецами античности, перешли затем в полную собственность их подлинных наследников и владельцев - христиан. Здесь уместно задаться вопросом: каковы же реальные рамки подобных заимствований, в какой мере восприняла Церковь тот опыт, что был накоплен античной философской мыслью? В среде протестантских критиков традиционного восточного христианства сделалось широко распространенным мнение о том, что будто бы в результате подобных заимствований христианство практически полностью лишилось собственной изначальной "оригинальности", своей непохожести на все то, что некогда окружало Церковь во враждебном ей языческом мире. "Оригинальность" эта оказалась, якобы, полностью утрачена - во имя губительной для Церкви цели, что была поставлена перед христианами первых веков их неблагоразумными идеологами и вождями: именно такова, по мысли западного историка и библеиста Адольфа фон Гарнака, была тяжелая "плата" Христианской Церкви за стремление к безраздельному господству ее вероучения во всей Римской Империи. За собственный триумф христиане, по утверждению Гарнака, были вынуждены заплатить неизбежной "философизацией" вероучения, символизацией его в античном духе, утратой конкретности и "практичности" задач молодой религии, а также заплатить и учреждением губительной для свободного духа древних общин церковной администрации-иерархии. Таким образом, по убеждению протестантского историка, все то новое, что появилось Церкви после написания Евангелий, есть ни что иное как искусственная и трагическая по своим последствиям попытка приспособить новую религию к образу мировосприятия и идеям эллинской философии. Прав ли западный историк? Действительно ли столь безраздельно восприняла Церковь Христова те "истины", что провозглашались некогда философами античности? Правда ли, что в первые века развития церковной мысли происходило лишь бездумное заимствование идей языческих любомудров, некая полуавтоматическая экстраполяция выводов философских систем Платона и Аристотеля, стоиков и Плотина на христианскую богословскую почву? Внешне вполне реальное сходство многих идей христианского богословия и античной философии представляется, по-видимому, бесспорным. Особенно ярко подобное сходство делается заметным именно при сопоставлении их символических образных систем. В качестве конкретного примера такого сходства можно привести встречающийся и в античной и в христианской литературе известный и давно уже ставший классическим символический образ "темницы", где оказалось издревле заключено все человечество, - образ, то приобретающий черты унылой и беспросветной пещеры, то некоего темного и безрадостного жилища с зарешеченными и затененными окнами. ...В платоновском "Государстве", например, наш мир уподобляется подземому жилищу - пещере с широким входным проемом. В пещере этой находятся пленники, на которых надеты столь тяжелые и тугие оковы, что никто из них не способен даже обернуться ко входу, рассмотреть то, что находится за стенами темницы. Они видят лишь стену перед собой. За пределами же пещеры - в вышине - горит подобный яркому огню солнечный диск. Перед пещерой проходит дорога, огражденная невысокой стеной. По этой дороге какие-то люди проносят самую разнообразную утварь, держа эти предметы выше края стены. Сами носильщики при этом не видны из-за стены, и узники наблюдают лишь тени вещей, отбрасываемые, благодаря яркому солнечному свету, на заднюю стену пещеры. Не будучи способными воспринять предметы за пределами пещеры такими, каковы они есть на самом деле, люди ошибочно принимают за подлинную реальность подобия этих предметов, их тени. Именно в таком состоянии и проводят всю свою жизнь узники этой пещеры: там они и рождаются, там они и живут, там и умирают. Пленники, однако, при наблюдении за теми или иными загадочными тенями, все же упорно пытаются даже и здесь найти некие закономерности, связать эти тени, например, с доносящимися снаружи, с "воли" звуками. Тех, кто более других способен подмечать подобные закономерности, и называют учеными - их обыкновенно превозносит и прославляет общество. Но, как утверждает Платон, если кого-либо из узников все-таки можно было бы освободить от оков, и подведя к выходу из темницы, показать ему подлинные вещи и явления "настоящего" мира, то увиденное показалось бы ему наверняка непонятным и чуждым, а яркий солнечный свет, к которому он не привык, стал бы слепить ему глаза - так, что поначалу ему, возможно, захотелось бы вернуться в привычную тюрьму, в его первоначальное рабское состояние. Такой человек в первое время после освобождения, по мысли Платона, вероятно счел бы, что как раз прежде-то он и видел подлинный мир, познавал истинное бытие. Наконец он все же начал бы привыкать к окружающей его новой реальности, постепенно научился бы безболезненно и безбоязненно смотреть вокруг, не страдая от слепящего яркого солнца, и даже привык бы к нему настолько, что оказался бы способен глядеть и на самый солнечный диск. Именно в солнце увидел бы он тогда причину всех важнейших перемен в неожиданно обретенном им подлинном мире, равно как в нем же - и главный источник появления тех теней, что наблюдал он прежде на стенах пещеры. Если же затем такого человека вновь лишить свободы, как и прежде заковав в кандалы в темнице-пещере, он непременно будет стремиться вырваться оттуда обратно - на солнечный свет. Кроме того, он обязательно станет рассказывать товарищам по несчастью о той подлинной реальности, которую он сумел увидеть и постичь. Но они не поверят ему, лишь посмеявшись над ним, и даже, быть может, приведенные в гнев его навязчивостью, убьют вольнолюбца. Итак, узники общей гигантской тюрьмы, под которой Платон подразумевал ни что иное как наш материальный мир, увы, не способны постичь эйдетическую сердцевину мироздания, подлинный мир идей - ту умопостигаемую реальность, в которой надо всем царит, подобно яркому солнечному диску, идея Блага. Разумеется, если узникам этим все же удалось бы вырваться из оков мертвящего дух материального существования, из уз их телесной "могилы", они постигли бы тайну устроения мира. Ныне же они способны видеть на стенах своей тюрьмы лишь смутные отсветы, одни только жалкие и бледные подобия высших идей и истин. Мрачной и серой пещерой, беспросветным и страшным узилищем предстает в восприятии философа земной образ бытия человеческих существ. В унылом и однообразном круговращении мелькают на стене бессмысленные тени предметов иного - горнего, прекрасного - мира. Сам же наш "дольний" мир есть не более чем некая "химера" подлинного и естественного образа существования человеческой души. Подобная же трагическая скованность человеческой жизни пределами примитивного материального существования, этой "темницей духа" выражена Платоном также и в диалоге "Федон", в мифе о двух Землях - нашей, человеческой, и вышней, небесной, - мифе, согласно которому люди, подобно лягушкам вокруг болота, обитают в глубоких и мрачных впадинах, в изъеденных морской солью земных расселинах, не догадываясь, что есть истинное небо, истинный свет и иная - истинная - Земля. Пока же человек способен обрести "лишь растрескавшиеся скалы, песок, нескончаемый ил и грязь". Такой взгляд на окружающую античного человека действительность породил особое неприятие самого образа материального существования на этой "низшей земле", вызвав тем самым презрительное отношение даже к столь великому дару, как дар жизни. Образ пещеры мы находим у многих античных авторов. Вспомним, например, известную "Пещеру нимф" Порфирия. Отметим, что в "Прикованном Прометее" Эсхила также встречается схожий с платоновским символ "темницы-пещеры". Здесь описывается безрадостная жизнь жалких человеческих существ, которые наподобие "проворных муравьев" обитают в "глубинах бессолнечных пещер" и, "глядя, не видят", "слушая, не слышат", а жизнь их подобна "образам сновидений". Напомнив вкратце эти классические примеры античного философского символизма, обратимся теперь к их параллелям в христианской традиции. Подобного же рода символические конструкции мы находим не только в писаниях Святых Отцов, но и гораздо ранее - уже на страницах Ветхого Завета. Так в книге пророка Исаии читаем: "Вот, рука Господня не сократилась на то, чтобы спасать, и ухо Его не отяжелело для того, чтобы слышать. Но беззакония ваши произвели разделение между вами и Богом вашим, и грехи ваши отвращают лице Его от вас, чтобы не слышать... Потому то и далек от нас суд, и правосудие не достигает до нас: ждем света, и вот тьма, - озарения, и ходим во мраке. Осязаем, как слепые стену, и, как без глаз, ходим ощупью; спотыкаемся в полдень, как в сумерки, между живыми - как мертвые. Все мы ревем, как медведи, и стонем, как голуби; ожидаем суда, и нет его, - спасения, но оно далеко от нас. Ибо преступления наши многочисленны перед Тобою, и грехи наши свидетельствуют против нас...". Здесь пророк говорит о той же тьме неведения Истины, о которой учил и Платон. Исаия подразумевает ту духовную слепоту, в которой пребывал по своим грехам богоизбранный народ, а вместе с ним - продолжим мы - и все человечество. Люди ветхозаветной эпохи жаждали спасения, избавления от этой тьмы отчаяния, но спасение отстояло еще очень и очень далеко от живших во мраке рабства первородному греху. Об этом состоянии уже много позднее ярко скажет прп. Максим Исповедник: "Живущие скотоподобной и чувственной жизнью... блуждая во мраке века сего, обеими руками ощупывают (свое) неведение Бога". И все же наибольшего внешнего сходства с античным символическим образом "темницы" достигает не ветхозаветная, а именно христианская новозаветная традиция. Именно представителем этой традиции свт. Григорием Нисским - как мы знаем, одним из самых философски образованных церковных писателей "Золотого века" святоотеческой мысли - создается образ, даже названный известным западным богословом Анри де Любаком (по аналогии с платоновским мифом) "Новым мифом о пещере". К сожалению, сам де Любак сделал лишь первый шаг в сравнительном анализе платоновского мифа и текста свт. Григория, присвоив цитируемому им фрагменту из творения Нисского Святителя это именование, но никак при этом не развив и не прокомментировав последнее. Образ "темницы" возникает у свт. Григория в его "Точном изъяснении Песни Песней Соломона". В 5-й Беседе "Изъяснения" Святитель дает толкование на следующие стихи Книги: "Друг мой похож на молодого оленя. Вот, он стоит у нас за стеною, заглядывает в окно, мелькает сквозь решетку. Возлюбленный мой начал говорить мне: встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди!" В связи именно с этими двумя стихами Святитель рисует следующую картину: ветхозаветная Церковь уподобляется им некоему зданию, сильно напоминающему темницу - с узкими и зарешеченными окнами. Покинуть это здание нельзя. Можно лишь воспринимать едва льющийся сквозь окна слабый солнечный свет. Этот ограниченный внешней преградой свет - есть свет истины подлинного богопознания, неразрывно связанный в свою очередь с его изначальным символическим первообразом - возможностью полной и совершенной энергийной богопричастности твари своему Творцу. Прямому проникновению солнечного света в темницу препятствует находящаяся за окном высокая стена - прообразовательная стена Моисеева учения, ветхозаветного Закона. Оконца здания при этом символически обозначают учение пророков. Но и сквозь эти узкие, зарешеченные оконца в пределы ветхозаветной Церкви все же всегда лился свет - пусть и ослабленный, отраженный стеной "средостения", но все же истинный свет неизменно просвещающего мир Предвечного Слова. Однако этот ослабленный и отраженный свет может даровать человеку лишь тень грядущих благ, а отнюдь не явить самый образ, не реальную форму грядущих - в эсхатологической перспективе "восьмого дня" - вещей и истин. Решетки же, или же - в церковно-славянском варианте перевода - мрежи (сети) на окнах, - есть сети законных предписаний Древнего Израиля, уловляющие и сдерживающие в равной степени как человеческий порыв ко греху, так и людской порыв к благодатному свету. И тем не менее, несмотря на надежность стен и на препятствующие решетки, человека, находящегося в этой темнице, не покидает желание увидеть открытым взором то Солнце Истины, что сияет на небосводе за пределами его тюрьмы. Итак, то, что он видит вокруг себя в пределах своей темницы, - есть лишь тень, лишь однотонный, графичный и сухой рисунок, являющийся его взору там, где на самом деле должны сиять всеми цветами и оттенками краски подлинной - святой и непреходящей - реальности. Несовершенная тень Закона даже отчасти не может передать той полноты будущих благ, что должен некогда стяжать человек, а вместе с ним и через него - все творение. В такой образной символической системе мы можем без труда увидеть весьма значительное сходство с платоновским мифом. При всех частных отличиях, взаимосвязь двух "мифов" вполне очевидна. И там и здесь мы видим темницу, и там и здесь узники ее лишены прямого солнечного света - как символа света высшей Истины, к которой они призваны стремиться. И у свт. Григория и у античного философа некий бледный отсвет этой Истины ложится в виде ее искаженных и малопонятных подобий на стены тюрьмы. И там и здесь человек оказывается слеп, лишен возможности постижения тайн надмирного и благого бытия, смысла и целей мироздания. Вполне вероятно, что свт. Григорий Нисский, будучи хорошо знаком с платоновской системой, создал свою символическую картину темницы, как бы имея перед глазами именно древний мифологический образ, созданный античным философом. И все же здесь уместен вопрос: действительно ли "новый миф о пещере" свт. Григория есть лишь переложение на язык христианского богословия символического повествования Платона? Вспомним, прежде всего, о том, к чему призывает человека философский миф Платона. Цель наша, по убеждению античного мыслителя, - есть бегство из этого горестного и темного мира, освобождение от оков мертвящего душу низшего материального бытия. Только избавившись от плотской тяжести мира, совершив побег из этой тюрьмы, человек может воспарить в познании горнего. Так думает Платон. Святитель же Григорий считает иначе. В его символических построениях совершенно другое течение событий и другая развязка. Если у Платона его небеса, его античные боги равнодушны к устремлениям человека, то в толкуемой свт. Григорием "Песни Песней" Жених в нетерпении. Сам "стоит у нас за стеною, заглядывает в окно, мелькает сквозь решетку". Христианский Бог жаждет спасения и просвещения человека. И потому-то спасение это совершается совсем иным образом, чем у Платона. Боговоплощение, явление в мир Слова, ставшего плотью разоряет, разрушает то "средостение", что некогда отделяло мир от его Творца. Жених "Песни Песней" и Его Невеста-Церковь устремляются друг другу навстречу, уничтожая все препятствия и преграды... По мысли свт. Григория, Евангелие Благодати превзошло собой власть Закона, разорвав все мрежи и сломав решетки древней тюрьмы. При этом воздух в доме, бывшем некогда темницей греховного человечества, совершенно соединился с воздухом за его пределами - как говорит Святитель, слился с тем "эфирным светом", тем небесным сиянием, что теперь уже беспрепятственно устремляется внутрь здания. Небо отныне сходит на землю, земля же - возносится к небесам. Само Солнце Правды теперь неизменно освещает Собой всю полноту мироздания. Слово, восприняв материальность, телесность созданной Им же твари, освятив и обожив ее, соделав ее частью Богочеловеческого ипостасного бытия, неразрывно соединяет ее с горними обителями. Заимствуя у античного философа внешнюю канву символического образного ряда - яркого, выразительного и легко запоминающегося - свт. Григорий при этом отнюдь не перенимает у Платона глубинного смыслового содержания его мрачной и пессимистичной притчи.
В "Толковании" свт. Григория
мы оказываемся способны различить
даже как бы и некую скрытую
полемику со всем мирочувствием, со всем
внутренним духовным строем античности.
При сохранении неких внешних
атрибутов общепринятого
Заключение.
Совершение добрых дел, социальную активность на основе знания Платон считал важным занятием для философа. И действительно, история сохраняет сведения о его политической и законотворческой активности. Этическое начало в функционировании государства и воспитании личности Платон считал наиважнейшим.
По мнению Платона, для достижения целей воспитания и просвещения необходимо выработать практическую философию, включающую политические, этические и психологические идеи.
Прежде, чем Платон выработал свою теорию идей, восприемницей которых является материя, в известном современному миру виде, он прошел этапы становления своих философских взглядов от наивного эвдемонизма, как стремления к счастью, блаженству, до убежденности в существовании идеи абсолютной морали.
Самая высшая из идей, по Платону, идея Блага или Добра. Эта идея является универсальным началом.
Практически все диалоги Платона имеют этическое содержание. В «Протагоре» ставится проблема добродетели в целом. В данном диалоге обстоятельно рассматривается происхождение добродетели в обществе и у отдельных граждан, устанавливается структура добродетели, в конечном итоге выявляется полное содержание понятия добродетели. В диалоге «Горгий» уже видна еще малооформленная теория идей.
В «Горгий» поднимается и рассматривается проблема соотношения чувства и понимания справедливости и ее проявления в поступках, в данном случае, оратора. «Горгий» доказывает, что справедливое и добродетельное - далеко не всегда приносит удовольствие, иногда маскируется под зло. В общем и целом, можно отметить, что этика Платона развивалась по мере развития его теории идей.
1. Бoгoмoлoв A.C. Aнтичнaя филocoфия. - М.: Издaтeльcтвo Mocкoвcкoгo yнивepcитeтa, 1995.
2. Лосев А.Ф., Тахо-Годин А.А. Платон. Аристотель. - М., 1993.
3. Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. - М., 1991.
4. Платон. Государство // Древнегреческая
философия. От Платона до
5. Спиркин А.Г. Философия. Издание второе. - М., 2002.
6. Философия. Учебное пособие. - М.: Русская Деловая Литература, 1998. - 448с.
ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ
ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ
«АЛТАЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ АГРАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»
РЕФЕРАТ ПО ФИЛОСОФИИ
Тема: Идеализм Платона. Платоновский символ пещеры.
Информация о работе Идеализм Платона. Платоновский символ пещеры