Сциентизм и антисциентизм в современной научной рефлексии

Сциентизм и антисциентизм в современной научной рефлексии.

На этапе постнеклассической науки началась переоценка ценности и роли науки в современном мире, возникли сомнения в том, что наукоцентризм есть единственно возможный мировоззренческий фундамент цивилизации. А так как современная наука – это не только продукт европейской цивилизации, но и ее источник, движущая сила, то вопрос о судьбе науки является одновременно вопросом о судьбе этой культуры.

Оценка объективной роли науки  в современном и будущем обществе весьма неоднозначна: она колеблется междусциентизмом (от лат. scientia – наука, знание) и антисциентизмом. Сциентизм – это позиция придания науке большей, по сравнению с религией, искусством и другими формами общественного сознания, роли в культуре и обществе в целом. Наиболее полно эта позиция выражена в философии позитивизма и неопозитивизма, рассматривающих науку как высшее благо и высшую ценность, как средство достижения общественно значимых целей (экономического благоденствия, военной безопасности, создания новых средств коммуникации и т.д.). В настоящее время сциентизм смыкается с технократическим (власть техники) взглядом на развитие общества. Признавая эталоном всякого знания естественнонаучное знание, сциентизм негативно оценивает все иные способы познания. Сциентистский оптимизм порождает веру, что на основе научных выводов можно построить «правильное» общество, дарующее человеку благополучие и счастье. О.Конт, основатель позитивизма (а следовательно, и сциентизма), провозгласил науку новой формой религии, в которой вера в Бога заменялась безоговорочной верой в научное познание. Эту веру К.Ясперс называл «научным суеверием», которое состоит в «высокомерной уверенности» человека в том, что он «в качестве господина мира может по своей воле сделать его устройство поистине наилучшим».

Однако в XX веке обнаружились негативные последствия естественной и социально-гуманитарной наук, а также технического прогресса: (а) возник глобальный экологический кризис; (б) не удался социальный эксперимент внедрения научной теории социализма; (в) стала ясна неспособность науки разрешить сложные проблемы социально-экономической, политической, духовно-нравственной жизнедеятельности людей. Осознание того факта, что посредством науки нельзя «внести порядок в мир в целом», что она не может сформулировать целей жизни, что ее притязания на постижение истины природного и общественного бытия являются сильно преувеличенными, что наука слишком упрощает и схематизирует изучаемые природные и общественные явления, породило антисциентизм.

Антисциентистские аргументы против науки: она не способствует и более того препятствует достижению таких значимых для человека и общества целей, как экологическая безопасность, суверенность личности и т.д.; наука не сумела избавить человечество от оболванивания массового сознания, увлечения мистицизмом, несправедливости общественных отношений, корыстного произвола экономических стратегий и дурной субъективности политических решений; наука не создала единого и верного способа освобождения людей от голода, моральной и материальной нищеты. Антисциентизмсчитает, что все неудачи науки обусловлены тем, что она оторвана от жизненных интересов человека. П.Флоренский писал, что «научное мировоззрение и качественно и количественно утратило тот основной масштаб, которым определяются все наши масштабы: самого человека».

Но парадокс заключается в том, что, с одной стороны, «человек не может быть счастлив наукой», а с  другой, «теперь он еще менее может  быть счастлив без нее» (А.Пуанкаре). Поэтому проблема является ли наука  абсолютной ценностью или антиценностью стала одной из актуальных в наше время.

Антисциентизм претерпел эволюционные изменения. Так, критический анализ философских и методологических оснований сциентизма, проведенный К.Поппером, С.Тулмином, И. Лакатосом, П. Фейерабендом, способствовал его эволюции от позитивизма к нео- и постпозитивизму. Эта эволюция сопровождалась осознанием того факта, что главное заблуждение, присущее сциентистскому оптимизму, связано с приписыванием науке неограниченных познавательных возможностей. Поскольку от нее ждут решения фундаментальных проблем человеческого бытия и поскольку она не в состоянии эти проблемы решить, то это всегда оборачивается разочарованием в науке, в результате чего люди начинают предпочитать науке паранауку (от греч. рага — возле, около), т.е. всякого рода оккультно-магические и иные иррациональные знания. Необходимо четко осознать границы возможности научного познания, ибо только тогда можно будет избежать «двойного заблуждения — как суеверного преклонения перед наукой, так и ненависти к ней» (К. Ясперс). Наука не может спасти человечество от морально-нравственной деградации, считал итальянский философ Н.Аббаньяно (1901 — 1990), «не только потому, что от нее берет начало техника с ее «необузданным неистовством», но и потому, что она заменяет дух, ставящий себе решающие вопросы о бытии и о судьбе человека, разумом, являющимся простым инструментом для достижения определенных целей, таких, как производство материальных средств или логическая систематизация того, что дано.и познано». «Во всем этом Хайдеггер, – пишет Аббаньяно, – обнаруживает «дьявольское» наваждение». Вера в науку без адекватного осознания ее познавательных возможностей и границ приводит к тому, что беды цивилизации начинают связывать с наукой.

Антисциентизм многолик. Рассмотрим один из его вариантов, представленный постпозитивистом П. Фейерабендом в статье с характерным названием «Как защитить общество от науки».

Статья, написанная в духе резкой критики  науки, не вполне отвечает взглядам самого философа, который преследовал цель: эпатажностью тона статьи и часто даже оскорбительными выпадами против науки вынудить ученых «защищаться», т.е. аргументировать в защиту науки. Его друг И. Лакатос, который по их совместной задумке должен был оппонировать взглядам Фейерабенда, умер, а широкого отклика ученых на эту статью практически не последовало.

Уже по самому названию статьи видно, что наука, с точки зрения Фейерабенда, приносит вред обществу. В пользу этой главной мысли он приводит ряд аргументов. Рассмотрим некоторые из них. Наука – это та же религия, та же идеология. В науку верили все: анархист Кропоткин жаждал ниспровержения всех традиционных социальных институтов, кроме науки, а Маркс и Энгельс были убеждены, что наука поможет людям труда в их стремлении к интеллектуальной и социальной свободе. Заблуждались ли эти люди? И да и нет, считает Фейерабенд. «Нет», потому что любая идеология, разрывающая прежние оковы сознания способствует освобождению человека, содействует просвещению. Наука XVII–XVIII веков, свергнув господство средневекового религиозного мировоззрения, была орудием освобождения и просвещения. Но отсюда не следует, что она остается таким орудием до сих пор. Идеология может выродиться и превратиться в бездумную веру, что и произошло, как считает философ, с современной наукой. Современная наука преподносит открытые ею факты и закономерности как религиозные догмы, а суждения ученого воспринимаются широкой публикой с таким же благоговением, как и суждения церковных деятелей в средние века. Наука априори рассматривает иные формы познания (религиозное, интуитивное и т.д.) как заблуждение. «Сегодня наука столь же деспотична, как и религия. ...И хотя за научное инакомыслие не сжигают на кострах, но наука имеет свои суровые карательные санкции в отношении «еретиков» от науки». Наука, считает Фейерабенд, подавляет свободу мысли. Это суждение широко распространено среди критиков учения Канта о «законодательном разуме», ставшим, по их мнению, своеобразным «полицейским» в мире мышления и познания.

Рассматривая аргументы сциентизма против антисциентизма, Фейерабенд выделяет два из них: 1) наука открыла единственно верный метод получения истинных результатов; 2) имеется множество фактов, доказывающих совершенство научного метода. Оба эти аргумента он опровергает. Первый неверен, считает он, потому что критерии оценки истинности полученных наукой результатов не абсолютны, и ученые выбирают критерии, наиболее соответствующие историческим обстоятельствам, в которых происходит выбор. Критически проанализировав попытки Поппера, Лакатоса, Куна и других философов найти критерии оценки истинности научных теорий, Фейерабенд заявляет: «Самая передовая методология, существующая на сегодняшний день, обнаруживает отсутствие метода». Второй аргумент в пользу исключительного положения науки имел бы силу, считает Фейерабенд, если бы удалось доказать, что ни одна из соперничавших с наукой областей знания никогда не добивалась результатов. Наука априори отрицает все ненаучные сферы знания. Но сегодня становится ясно, что результативны и ненаучные способы постижения мира. В качестве примера Фейерабенд ссылается на радикально отличные от западной медицины методы нетрадиционной (восточной) медицинской диагностики и лечения, феномены телепатии и телекинеза, отвергнутые научным подходом, успехи религии и церкви в спасении душ, чего не может делать наука, и т.д. Против признания исключительности научной результативности говорит, утверждает Фейерабенд, и тот факт, что многие свои результаты наука получила, используя ненаучные знания. Так, Коперник заимствовал идеи у безумного пифагорейца Филолая, который обнародовал скрываемую пифагорейцами тайну своих астрономических знаний о том, что Земля движется и вокруг себя и вокруг Солнца. Коперник отстаивал эти идеи наперекор всем принципам тогдашнего научного метода. Механика и оптика, как считает Фейерабенд, многим обязаны простым ремесленникам, а медицина – повивальным бабкам и знахарям.

Эти и другие идеи относительно науки  позволили Фейерабенду сформулировать следующие выводы: (а) наука должна быть формально отделена от государства, так же как отделена церковь; (б) мнения ученых по общественно важным проектам должны быть не окончательными, а проходить экспертизу общественных деятелей; (в) влияние ученых необходимо уравновешивать магами, священниками, астрологами и т.д., что вынуждало бы ученых отстаивать свою позицию, хотя, по мнению Фейерабенда, сделать это будет не всегда просто; (г) следует существенно изменить образование. Так как в современной науке практически безраздельно господствуют некие всеобъемлющие рациональные теории, претендующие на статус научных мифов, то надо развивать в молодых людях способность не принимать бездумно на веру эти теории, а выдвигать контраргументы, формировать в студентах способность разрабатывать самостоятельную позицию.

Конечно, принять полностью взгляды  Фейерабенда на науку нельзя, тем более что, как отмечено выше, сам он вызывал шок у читателя с определенной целью: пригласить его к диалогу, к возражению. «А если нет возражений, – писал он, – то я продолжу свою критику науки». Но по многим пунктам критики науки философ был прав. Так, нельзя не признать правоту его критики доминирующей в нашей культуре априорной позиции неприкосновенности науки, ее абсолютной власти в общественном сознании. Требование Фейерабенда обосновать эту априорную позицию трудно оспорить с точки зрения самой же науки. Имеет смысл и его метод альтернативных гипотез: развивая идею Поп-пера о том, что ученый должен не догматизировать свою гипотезу, а стремиться к нахождению опровергающих ее аргументов, Фейерабенд предлагал ученым объяснять то или иное явление одновременно в нескольких вариантах, желательно — на альтернативной основе. Как, известно метод альтернативных гипотез давно используется, особенно там, где коллектив ученых занят изучением одного и того же загадочного явления.

Требуют также осмысления поставленные П. Фейерабендом вопросы существования науки за счет налогоплательщиков, т.е. вопросы государственной поддержки науки. Решение этих вопросов актуально, если учесть, что современная наука «забыла» свои истоки и назначение, развивается по своим собственным законам, и часто ее делом становится удовлетворение исследовательской страсти ученого, не интересующегося тем, к каким последствиям приведет его исследование и как оно отразится на существовании человечества. Характер научной деятельности часто требует именно таких людей, не догадывающихся посмотреть на добытые ими знания в контексте не только пользы, но и опасности для человечества. Широко известно, например, что Сцилард, хорошо осведомленный о последствиях ядерного взрыва, убедил Эйнштейна подписать письмо президенту Америки Рузвельту с обоснованием необходимости производить атомное оружие, а Ферми, присутствуя в качестве эксперта при опытном взрыве атомной бомбы, спокойно измерял скорость взрывной волны. И только Н.Бор обратился сначала к политическим деятелям, а затем непосредственно к ученым с предупреждением о нравственной ответственности за судьбы человечества. «Если мы не хотим погибнуть», то необходимо снять запреты на информацию о знании, где бы оно ни было получено. Люди имеют право знать, чем грозят им те или иные научные открытия. Но современные политические и геополитические интересы не позволяют реализовать идею Бора о снятия запрета на информацию о знании.

Обсуждал трудности безоговорочного  признания сциентизма и К.Ясперс. Он считал парадоксальным тот факт, что, с одной стороны, наука сегодня  считается общепризнанной ценностью, а с другой – истинная научная  позиция встречается реже, чем  в предыдущие столетия. Множество  научных данных не обоснованы и просто принимаются на веру, а собственно научная установка занимает в «лабиринте искажений» лишь «узкую полоску».

Более взвешенную позицию по отношению  к науке занимает К.Ясперс. Анализируя главные претензии антисциентизма по поводу науки, Ясперс считает, что они вызваны, в первую очередь, переоценкой познавательных возможностей науки, приписыванием ей того, чего она не в состоянии сделать. Вслед за Кантом он утверждает, что наука призвана познавать мир вещей, а не мир в целом. Когда же ей приписывают возможности познать мир в целом, то именно здесь наука оказывается бессильной: ее познавательные возможности ограничены. Заблуждение о всесильности науки всячески поддерживала рационалистическая философия начиная с Декарта. Именно это заблуждение породило сциентистский оптимизм, согласно которому на научных выводах можно построить «земной рай». Когда оказалось, что наука не может дать формулы человеческого «счастья», в ней разочаровались, и даже более того, возникло «реакционное» отношение к науке. Осознание границ познавательных возможностей науки не может и не должно, по Ясперсу, сопровождаться отрицанием величайшей ценности науки, тем более, если учесть, что человек «постоянно наталкивается на свои границы», главной из которых является невозможность «излечить все болезни», «предотвратить смерть».

И все же надо отметить: антисциентизм, полезный в своей критике сциентизма и техницизма, не выдвигает реальной позитивной программы сохранения и дальнейшего развития цивилизации, а его антиинтеллектуализм и иррационализм вряд ли смогут указать пути преодоления двух главных опасностей современного общества – уничтожение среды обитания человека и разрушение его личности. Критический анализ науки, ее роли, смысла и назначения должен служить не уничтожению рациональности как важнейшей составляющей европейской цивилизации, а критическому переосмыслению ее главных принципов и оснований, включению в них этических и гуманистических компонентов. Наука, родившись в новоевропейской истории, является одним из главных ее духовно-мировоззренческих идеалов, а потому отказ от нее обернется для европейской культуры тотальной духовной катастрофой. «Как бы ни ругали науку, она является альфой и омегой нашей цивилизации», – писал Гадамер.