Конфликтный потенциал экологического фактора

Конфликтный потенциал экологического фактора

В рамках экологической  сферы национальной безопасности четко  вырисовывается следующая закономерность: ухудшение экологической ситуации усиливает процесс социальной дифференциации. Например, бедные крестьянские хозяйства не способны справиться с возникающими экологическими проблемами, которые особенно усиливаются в момент экологических бедствий. Многие из них, лишаясь возможности вести традиционный образ жизни, пополняют ряды радикально настроенных и экстремистских организаций. Кроме этого экологическая деградация стимулирует миграционные процессы и становится причиной обострения социальных проблем в городах.

Так, несмотря на терпимость, сформированную в диалогичной культуре, европейцев, настроенных на восприятие новой информации от новых людей, многие страны Европы ощутили на себе всплеск расизма,  ксенофобии и мигрантофобии¹. Иммигранты воспринимаются как «опасный элемент ломки сложившейся этносоциальной односторонности и структурированности, в их поведении усматривают неуважение к нормам и традициям той культуры, в которую они попали, пренебрежение сложившимися в этой среде ценностями и устоями»².  Например, в толерантной Швейцарии населением, недовольным иммигрантами, была выдвинута инициатива по ограничению доли иммигрантов в общей численности кантонов до 18 %³. Центральным элементом идеологии и политики правых немецких радикалов в 1980-е годы становится враждебность к иностранцам, для обоснования которой привлекались и экологические аргументы. Так в 1980 году был опубликован праворадикальный Гейдельбергский манифест, в котором говорилось: «Возвращение иностранцев на их историческую родину принесло бы Федеративной Республики Германии, как одной из наиболее густонаселенных стран мира, не только социальное, но и экологическое облегчение»⁴. Экоправые⁵ предлагают рассматривать все проблемы экономической сферы (безработица и т. п.), социальной сферы (в том числе мигрантов) через призму сохранения в будущем естественных жизненных основ. Решение экологических проблем, на их взгляд, должно сопровождаться враждебностью к иностранцам, призывом к построению «крепости Европа» и введение «экодиктатуры», т.е. системы силовых принудительных мер по обеспечению выживания хотя бы части населения Европы.

Основной тезис экорасизма, поддерживаемый многими европейцами, сводится к тому, что защищать природу способен только человек со «здоровой» национальной идентичностью. Иностранца со слабо выраженной национальной идентичностью, не имеющего связи с родиной, защита природы не интересует. Отсюда вытекает лозунг «Европа для европейцев» и идея, которую эксплуатировал Ли Пен на президентских выборах во Франции, «не дадим порушить нашу социальную систему, оплаченную нашим потом и кровью»⁶.

Необходимо отметить, что современный  немецкий экорасизм корнями уходит в 30-е годы ХХ века. Так в 1935 году вышла работа А. Вейптигофа-Фиеша «Охрана природы как национал-политическая задача», в которой природоохранительные тезисы были вплетены в контекст нацистской идеологии. В это же время Э. Рудольф, К. Гюнтер в своих статьях шли от описания красоты ландшафтов Германии и чувства любви к ним к утверждению идей о превосходстве немцев над всеми другими нациями и, как следствие, к сочетанию природоохранной деятельности с мероприятиями по поддержанию «чистоты расы», к возрождению Германской колониальной державы и колониальной этики.

В настоящее время  и в России в русле «экологистики», то есть в подходе, при котором на основе экологических проблем проявляется стремление к достижению корыстных целей какой-либо социальной группы или политической партии, прослеживаются националистические тенденции⁷. Так, по мнению В.С. Преображенского, идеи пассионарности, мессианства, обусловленные силами природы, ведут к обоснованию правомерности стремления одних наций к лидерству над другими⁸. В данном контексте интересным представляется проект постановления Федерального собрания 1994 года по вопросу решения экологических проблем, который имел следующее рабочее название: «Концепция национального ландшафта как общенациональной идеи».

Некоторые представители  культургеографической школы рассматривают культурное изменение и культурный конфликт как «со-продукт политической социализации или государственного вторжения», а другая часть ученых этой школы видят в этом «естественную реакцию на изменение экологической или окружающей среды во взаимоотношениях между человеческими популяциями и их доступе к ресурсам»⁹. Именно в этом видится политичность экологического конфликта, и именно это позволяет говорить о феномене экополитического конфликта.

Экологический кризис и  связанные с ним социальные проблемы создают благоприятную почву для дестабилизации ситуации, вызывают социальную напряженность экополитического и экосоциального полей и порождают реальную угрозу национальной безопасности. Главная задача социальных, экономических и политических институтов того или иного экосоциального и экополитического пространства – обеспечение как национальной, так и  постнациональной¹⁰ безопасности, сведение рискогенных факторов к минимуму.

Под риском мы понимаем состояние, характерное для существования социальной группы или общества в целом в условиях, когда под воздействием разного рода внешних факторов возникает постоянная угроза их политической и социально-психологической стабильности (опасность военных конфликтов, политических переворотов, ожидаемое извержение вулкана, экономического потрясения, эпидемии и т.п.).

Под обществом всеобщего  риска понимают «такое общество, в  котором позитивный баланс соотношения  «производство благ» - «производство  рисков» меняется на негативный»¹¹. В обществе всеобщего риска базовые естественные условия обеспечения жизнедеятельности человека (вода, воздух и т.д.), вместе с созданными им социотехническими системами поддержания жизнеобеспечения (городская среда и т.д.) превращаются в источник рисков. В таком обществе наблюдается «органическое нарушение в системе производства ресурсов, необходимых для нормального функционирования общества»¹². Следствием этого может выступать борьба за ресурсы и тенденция к их мобилизации, т.е. производству, добыче или сосредоточению готовых ресурсов  в одних руках. Это происходит в форме споров между конкретными социальными группами по вопросу целесообразности и степени государственно-экономически-социального давления на окружающую среду и уровне адекватности ее  ответных воздействий на социальную, политическую, экономическую сферу общества.

Имманентно возникающие в системе  риски сбрасываются в природные  и социальные среды, которые в  свою очередь из-за рисковой перегрузки сами становятся их  (т.е. рисков) производителями.  Возрастающие в геометрической прогрессии риски ведут к дезинтеграции государства, социума по всем несущим позициям, разрушению сложившихся институтов безопасности и социальной защиты. Все это сопровождается, по мнению О.Н. Яницкого, выделением гигантских масс энергии распада. «Энергия распада суть массовые действия, разрушающие любой социальный порядок, его нормативно-ценностную и институциональную структуры. Выделение энергии распада – это актуализация социального риска в форме неконтролируемых действий социальных акторов, коллективных и индивидуальных»¹³. Кроме этого энергия социального распада может быть следствием стихийных бедствий или антропогенных катастроф. Эта энергия может существовать в форме потоков вынужденных переселенцев и беженцев, роста числа бездомных, безработных и выступать в форме локальных войн, криминальных разборок, терроризма и т.п.

Французский ученый Ж.-П. Моати отмечает, что с 1950 по 1970 год  последовательно прошли две промышленные революции. Одна из них базировалась на развитии нефтяной индустрии и органической химии, вторая – информатики и атомной энергетики. Одновременно за этот период увеличилась частота технологических аварий. Катастрофы в Чернобыле, Бхопале, заключает, Ж.-П. Моати, ускорили процесс осознания как специалистами, так и простыми обывателями того факта, что современное общество вступило в «цивилизацию техногенного риска»¹⁴. Если до недавнего времени экологический риск ассоциировался с последствиями естественных катастроф, то в последнее время он идентифицируется с технологическим риском. Сегодня технологический риск и экологический риск – два взаимосвязанных аспекта одной проблемы – выживания и стабильного существования человека.

Так в зонах экологического риска  в условиях экономического реформирования современной России часто возникают трудноразрешимые ситуации, содержащие потенциальные условия для возникновения конфликтов¹⁵. По данным опросов общественного мнения, проведенных Институтом социально-политических исследований Российской Академии наук, население благоприятных в экологическом отношении районов в большей степени волнуют такие проблемы как инфляция, рост преступности, угроза безработицы, обострение межнациональных конфликтов, кризис морали и культуры. А проблемы экологии людьми вынесены на одно из последних мест (аналогичные данные были получены в результате социологического исследования, проведенного кафедрой политологии и социологии Ставропольского государственного университета летом 2002 года). Тогда как население крупных индустриальных центров (Омск, Иркутск, Нижний Тагил) обеспокоено экологической обстановкой в своих городах и часть людей готова прибегнуть к крайним мерам борьбы с властями для защиты своих жизненных интересов¹⁶.

В последующие 50 лет численность  населения планеты вероятно превысит 9 миллиардов человек, а глобальное экономическое производство увеличится в пять раз. В результате резко увеличится дефицит возобновляемых ресурсов. Сократятся общая площадь высококачественных сельскохозяйственных земель, лесное пространство и количество видов, которые они поддерживают. Ожидается повсеместное истощение и загрязнение водоносных горизонтов, рек и других водных ресурсов, упадок многих рыбных промыслов и возможно существенное изменение климата. Другими словами, увеличится экологический дефицит.

Экологический дефицит  ведет к конфликтам, которые мы можем обозначить как экополитические конфликты. Рассмотрим сущность экологического конфликта, его соотношение с традиционным ресурсным конфликтом. Одни авторы рассматривают их как тождественные понятия¹⁷. Другие исследователи разводят данные понятия, выделяя их отличительные особенности¹⁸. Также существуют работы, в которых выявление сущности понятий «экологический конфликт» и «ресурсный конфликт» являются предметом отдельных исследований¹⁹.

На наш взгляд, предметом спора в экологических и ресурсных конфликтах выступают природные ресурсы. Но существует и два важнейших отличия. Первое заключается в типе ресурсов, за которые идет спор. Они могут быть условно разделены на две группы: невозобновляемые (например, нефть или железная руда) и возобновляемые (например, пресная вода, лес, плодородная почва или озоновый слой Земли). Последняя группа включает возобновляемые «товары» (например, рыбные запасы или древесина) и возобновляемые «услуги» (например, региональные гидрологические циклы или мягкий климат). Именно два вида возобновляемых ресурсов находятся в центре любого экологического конфликта. Невозобновляемые ресурсы понятием «экологический конфликт» не охватываются.

При этом надо учитывать, что возобновляемые ресурсы могут быть не только предметом экологического конфликта, но и предметом традиционного ресурсного конфликта. Например, сельскохозяйственная земля, которая относится к возобновляемым ресурсам, может быть предметом простых территориальных конфликтов или гражданской войны, цели которой заключаются в перераспределении земли. Конфликты по поводу сельскохозяйственной земли будут экологическими только в том случае, когда земля стала объектом спора в результате эрозии, изменения климата, изменения течения реки или любого другого типа экологической деградации. Отсюда вытекает второе главное отличие экологического конфликта от конфликта ресурсного, понять которое возможно через определение терминов «экологическая деградация» и «экологическое изменение».

Экологический дефицит обусловливается экологическим изменением, а точнее экологической деградацией. Экологическое изменение – это не любое воздействие человека на окружающую его среду. Экологическое изменение означает дестабилизирующее вмешательство человека в экосистемное равновесие.  Оно вынуждает экосистему начать поиск нового равновесия на измененном уровне. Если такое равновесие достигается, то мы можем говорить о «позитивном» экологическом изменении. Если же новое равновесие не достигается, то мы говорим о «негативном» экологическом изменении или экологической деградации, которая может проявляться или в форме истощения ресурса или в форме его загрязнения.

Таким образом, экологический  конфликт – это конфликт, вызванный  экологическим дефицитом, который  означает обусловленное человеческой деятельностью нарушение способности того или иного ресурса к восстановлению. Экологический дефицит, в свою очередь, является результатом переиспользования возобновляемого ресурса (истощение/количественное ухудшение) или перегрузки его способности к «самоочищению» (загрязнение/качественное ухудшение). Конфликты, вызванные физическим, геополитическим или социоэкономическим дефицитом являются не экологическими конфликтами, а традиционными конфликтами ресурсного распределения²⁰.

Экологическое изменение – это только один из трех главных источников дефицита возобновляемого ресурса. Вторым источником является рост населения. Он уменьшает количество ресурса на каждого человека, заставляет его делить среди все большего числа людей. Третий источник экологического дефицита – это неравное распределение ресурса. Ресурс концентрируется в руках одних, заставляя других существовать в условиях ресурсного дефицита. Иначе, количественное  или качественное ухудшение сокращает ресурсный «пирог», рост населения делит этот «пирог» на меньшие доли для каждого индивида, а неравное распределение ресурса обеспечивает некоторые группы непропорционально большей долей «пирога».