Семья

В рамках данного исследования будут рассмотрены два аспекта развития института семьи в России:

1) становление малой (нуклеарной) семьи; 2) практики влияния государственной  социальной политики на институт семьи и внутрисемейные отношения в XX в.

К началу XX в. в России малая семья стала распространенной, а главное легитимной формой семейной жизни. Однако изменение характера внутрисемейных отношений, основанных на патриархатно-авторитарной семейной системе, эмансипация женщин и детей происходили очень медленно. Патриархатно-авторитарная семейная система предполагала, во-первых, господство и контроль мужчин над женщинами, старших над младшими, т.е. строгую половозрастную иерархию с контролем главы семьи над всеми домочадцами, и, во-вторых, приоритет семьи как целого над индивидуальными запросами и интересами ее членов. Поэтому патриархатная семья не являлась и не могла быть детоцентристской. Внутрисемейные отношения во многом сохраняли традиционные черты среди дворянства и интеллигенции. Даже среди образованных людей индивидуализм, соблюдение частного пространства личности не были распространенной повседневной практикой. С учетом же того, что Россия вплоть до середины XX века оставалась крестьянской страной, а "в изживании архаических форм семейной организации город обгонял деревню примерно на 50 лет, т.е. на два поколения, ...возможно и на три" [4, с. 236], очевидны медленные темпы демократизации и эмансипации семейных отношений в России на рубеже XIX-XX вв.

В Советской России семья, с одной стороны, наследовала прежний авторитарно-патриархатный стиль внутрисемейных отношений, а с другой, стремительно модернизировалась под воздействием трансформационных импульсов нового государства.

Выделяется несколько  принципиально разных по своей направленности и влиянию на внутрисемейные отношения и структуру семьи периодов в истории социальной политики советского государства.

Первый период (1917 г. - середина 20-х гг.) часто называют временем сексуальной революции в России и радикального переустройства института семьи  [11, с. 112]. Он отмечен либеральным законодательством и послаблением ряда запрещенных ранее индивидуальных, в том числе сексуальных, прав и свобод.

В этот период произошла эмансипация  женщин,  облегченная процедуры развода и легализация абортов. В 1917 г. с принятием декрета "О расторжении брака" процедура развода стала более доступной.

Среди эмансипаторских мер  советской социальной политики в  отношении женщин и детей стоит указать пропаганду и частичную реализацию освобождения женщин от "быта" (снятие и разделение с государством ответственности женщин за рекреационные функции семьи и социализацию детей). В 20-х гг. появились теоретические работы Александры Коллонтай, в которых ставился вопрос о необходимости введения специальной государственной политики в отношении семьи и женщин [15]. А. Коллонтай, впитав феминистские идеи начала XX века о глубоко неравных, патриархатных отношениях в семье и обществе, предлагала отказаться от традиционных форм семьи и семейной жизни.

Но развитие норм, ранее защищавших женщин, их экономические интересы, привело к неожиданным результатам. В случае развода ущемлялись интересы неработающих женщин, т.к. они, не имели права на заработанное мужем в браке и на семейное имущество, не имея собственного дохода и имущества,  т.к согласно кодексу 1918 г. брак не создавал общего имущества супругов. Так как подавляющее большинство женщин в 20-х гг. не работали и не имели собственных доходов, это приводило к экономической зависимости женщин от мужей

Ситуация изменилась только в 1926 г., когда был принят новый  Кодекс о браке, семье и опеке (КЗоБСО), заменивший раздельность супружеского имущества его общностью. Супруги, не имевшие самостоятельного дохода, получали права на часть имущества семьи.

Таким образом, первый период в истории советской социальной политики характеризовался многоукладностью и разнообразием форм семейной жизни. Апробировались и легализовывались как разные формы семейных союзов (гражданский брак, гомосексуальные союзы, тройственные союзы, семьи-коммуны, и т.д.), так и государственные практики социальной поддержки матерей и несовершеннолетних детей [17, с. 214-216].

Конец политики сексуальных  свобод и социального экспериментаторства  в сфере семьи, как указывает И.Н. Тартаковская, был ознаменован появлением статьи директора института Маркса-Энгельса Дмитрия Рязанова «Маркс и Энгельс против "вульгарного коммунизма" и половой вседозволенности (1927 г.)» [17, с. 214-216]. В этой и в ряде других официальных публицистических статей осуждались сексуальная свобода, разврат, невоздержанность; поднимались вопросы защиты прав матерей с несовершеннолетними детьми.

Ужесточение моральных норм и ограничение сексуальных свобод сказались и на отношении к абортам. В 1926 г. были полностью запрещены аборты женщинам, забеременевшим впервые или перенесшим эту операцию менее полугода назад. Так в середине 20-х - начале 30-х гг. начался второй период в истории советской социальной политики, продолжившийся вплоть до середины 50-х гг. Исследователи характеризуют его как период введения репрессивного законодательства в отношении семьи, сексуальности и ответственности женщин и мужчин за сексуальные отношения и родительство [11, с. 113]. По мнению ряда отечественных и зарубежных исследователей введение репрессивных мер в семейную политику было связано с необходимостью увеличения рождаемости. Однако помимо этого собственно "демографического" объяснения существует и другое - "стратегическое".

Именно в 30-е гг. получила широкое распространение малая (нуклеарная) семья. Ее появление - это своего рода "побочный" продукт сталинской индустриализации, связанный с характерной для индустриальных обществ тенденцией к индивидуализации частной жизни и масштабным миграциям. Постепенно менялся и характер внутрисемейных отношений - происходил отход от модели авторитарно-патриархатных отношений к более демократичным и равноправным, как между супругами, так и между родителями и детьми.

Семейная политика Советского государства эволюционировала в сторону ужесточения законодательства по пути "принудительной стабилизации семьи". Указ Президиума Верховного Совета СССР 1944 г. «Об увеличении государственной помощи беременным женщинам, многодетным и одиноким матерям, усилении охраны материнства и детства, об установлении почетного звания "Мать-героиня" и учреждении Ордена "Материнская слава" и медали "Материнство"» [22] вновь менял статус и конфигурацию и семьи, и внутрисемейных отношений.

Третий период в истории советской социальной политики в отношении семьи начался после 1953 г. и продлился до распада СССР в 1991 г. Он характеризовался постепенным "смягчением" практик государственного нормирования семейных и внутрисемейных отношений. Указами Президиума Верховного Совета СССР в 1954 г. была снята уголовная ответственность за подпольный аборт, а в 1955 г. разрешен аборт по медицинским и социальным показаниям. Тогда же, в 1955 г. отпуск по уходу за ребенком был увеличен и составил 56 дней до и 56 дней после родов, введен оплаченный больничный лист по уходу за заболевшим ребенком и т.д.

В таком виде законодательство о семье просуществовало вплоть до 1968 г., когда были приняты Основы законодательства о браке и семье Союза ССР и республик. В 1969 г. с опорой на эти Основы в РСФСР был принят республиканский Кодекс о браке и семье22. Новое законодательство значительно упростило процедуру развода (через ЗАГС, в спорных случаях -через суд), узаконило аборт по личному выбору женщины, признало право установления отцовства в добровольном и в судебном порядке, подтвердило режим общей собственности для супругов, регулировало алиментные отношения.

В 80-х гг. были реализованы  вполне "социал-демократические" меры в области социальной политики в отношении женщин-матерей: введены единовременные пособия на каждого ребенка, частично оплачиваемый отпуск по уходу за ребенком до одного года, ряд производственных льгот работающим матерям.

Поводя итоги, укажем, что, начиная с середины 30-х гг., в  нашей стране сложился особый подход к семье, который просуществовал вплоть до начала 90-х гг. Для этого подхода были характерны следующие черты: 1) семья понималась как важнейший институт советского общества, поэтому находилась под контролем государства и партии; 2) материнство рассматривалось как важная социальная и государственная функция женщин и поддерживалось государством морально и материально; 3) государство брало на себя львиную долю ответственности за воспитание, образование, охрану здоровья детей; 4) матери несли ответственность за семью и семейный быт; 5) матери несли ответственность за детей (за их здоровье, учебу, успешную социализацию).

Семья в России на протяжении всего XX в., как и во всех модернизированных  обществах, становилась детоцентристской и малодетной, что соответствует общемировой тенденции изменения репродуктивного и внутрисемейного поведения в индустриальных и постиндустриальных обществах [3, с. 22-23, 65-72, 124—132, 174—178, 246-251].

С одной стороны, эти модернизационные влияния на семью и внутрисемейные отношения ведут к неустойчивости браков, снижению уровня брачности и рождаемости. Как указывает Т. Журженко, "...современная семья постиндустриального общества - это предприятие с неопределенным исходом, предполагающее имманентный конфликт интересов и гибкое перераспределение тендерных ролей; институт, все еще обеспечивающий функцию биологического воспроизводства и социализации детей, и в то же время все более зависимый от степени удовлетворения эмоциональных и психологических потребностей ее членов" [4, с. 145].

С другой стороны, существует и обратная тенденция, которую У. Бек назвал "ростом привлекательности супружеской общности" [3, с. 171], когда в условиях глобальной и локальной социальной нестабильности семья (не только гетеросексуальная) становится желанным местом стабильности и привязанности в море "безбрежного индивидуализма".

2. Русский и английский концепты, сравнительный анализ.

В настоящее время лингвокультурология  является самостоятельным и активно  развивающимся направлением лингвистики, которое занимается рассмотрением  проявления культуры народа, отразившейся и закрепившейся в языке.

При этом, культура понимается как система универсалий, в которой, как в некоем абстрактном, всеобщем содержании, сочетаются глубинные структуры  человеческого сознания, особенности  способов человеческой действительности, характерные черты принятой в  обществе шкалы ценностей.

Единицей лингвокультурологии  является концепт (от латинского conceptus – «понятие»).

По словам Ю.С.Степанова, «концепт – это как бы сгусток культуры в сознании человека… И, с другой стороны, концепт – это то, посредством  чего человек сам входит в культуру». Таким образом, концепты предстают  как культурные доминанты, своеобразные культурные константы.

Лингвокультурный концепт  понимается как условная ментальная единица, используемая в комплексном  изучении языка, сознания и культуры. Соотношение лингвокультурного  концепта с тремя названными сферами  сформулировано следующим образом: сознание – область пребывания концепта; культура детерминирует концепт; язык и/или речь – сферы, в которых концепт опредмечивается

Концепты отражают те ценности, которые играют в жизни народа существенную роль и получают отражение в языке. Наиболее яркие и значимые для народа ассоциации составляют ядро концепта, а менее значимые – периферию.

Концепт не имеет четких границ, и по мере удаления от ядра происходит затухание ассоциаций

Являясь стержневым элементом  в понятийном аппарате человеческого сознания, концепт представляет собой универсальное явление сложного характера. Не подлежит сомнению тот факт, что существуют концепты, настолько тесно связанные друг с другом, что сферы их понятий могут пересекаться, конкретизируя и дополняя друг друга. Такие сложные явления уместно называть гиперконцептами, в силу их тесных ассоциативных и дифференциальных связей между родственными компонентами. Подобные явления представляют особый интерес для исследователя, поскольку они открывают широкие перспективы раскрытия глубинной универсальности понятийного аппарата.

Одна из подобных групп родственных компонентов в качестве исследовательской области человеческого сознания может быть обозначена гиперконцептом Семья/Family – Дом/Home.

Концепты Семья/Family – Дом/Home относятся к числу самых долговечных и значимых в сознании и культуре человека. Близость этих концептов не подлежит сомнению, а сходство и синонимичность лексем, репрезентирующих эти концептосферы, зафиксированы в словарных статьях и наличествуют в устной речи и художественных текстах.

В настоящее время существует множество методик исследования концептов; к числу распространенных относятся следующие: компонентный анализ семантики ключевого слова, анализ синонимов и дериватов ключевого слова, психолингвистический эксперимент (выявление ассоциативного поля концепта), анализ художественных текстов, анализ употребления в устной речи. Те же методики правомерно применять к исследованию сложных соединений, следуя от анализа сферы единичных элементов – концептов – к анализу их комплексов – гиперконцептов.

Предлагаемое ниже описание гиперконцептат Семья/Family – Дом/Home не является исследованием, имеющим окончательный характер, а представляет собой результаты начального этапа исследования гиперконцепта. [3,с.34]

На первом этапе проводится структурирование концепта Семья/Family на материале словарных статей, что позволяет выделить лексико-семантические составляющие концептуального поля (семья, род (клан), племя, нация); на втором, на основе типов отношений внутри семьи, выделяются вертикальные отношения между поколениями и горизонтальные – между родственниками на определенной стадии развития семьи, а также на основе типологических свойств семьи – семья нуклеарная и сложная.

Русский и английский концепты Семья/Family имеют одинаковую структуру вертикального родства по схеме: семья/family –род/line – клан/clan – племя/tribe – нация/nation, где семья служит фундаментом иерархической системы, отражающей путь становления социальных отношений от отдельной ячейки общества до целого государства и, разумеется, до человечества в целом вне национальности и культуры и, скорее всего, вне времени. Незначительные различия в восприятии упомянутых социальных групп в русском и английском ментальных пространствах не нарушают идеи универсальности вертикального родства.