Диалоговый тип речевых стратегий в телепрограмме «Познер»

«М.ГОРБАЧЕВ: Сейчас я не вижу. Но все государства пока – и самые ответственные, серьезные, и большие, и малые – занимаются обороной. Значит, в этом контексте надо определять свою роль. У нас есть что защищать. Очень много запускают всяких мифов, чтобы подстегнуть нас. Как это так, в общем-то, небольшая по численности страна по народу, но держит 40% ископаемых и так далее?  Отдавайте! Так что тут надо иметь в виду. Нельзя быть простаками.

В.ПОЗНЕР: Нельзя. А как вы оцениваете то, что уже произошло и происходит в арабском мире? Это угроза, не угроза? Вообще, что это? Как с вашей точки зрения?».

Данная реплика показывает нам и тактики манипулирования собеседником: психологическую уловку - многовопросие - и прием «Да или нет?» («Это угроза, не угроза?»), цель которых - привести собеседника в замешательство.

Ведущий показывает гостю, что он «свой», указывая на то, что у них общие взгляды, что является признаком кооперации:

«В.ПОЗНЕР: Вот, Михаил Сергеевич, вы еще атеист?

М.ГОРБАЧЕВ: Да.

В.ПОЗНЕР: Это у нас с вами общее. Хотя, это не популярно сейчас».

В ходе всего интервью В.Познер явно симпатизирует своему собеседнику. Он обращается к нему по имени, отчеству, использует технику активного слушанья, задает вопросы не категорично, а с вводными словами в качестве предположения, избегает антиконфликтной тематики. Для речи журналиста в этом диалоге характерно обилие высказываний, в которых содержится его точка зрения на события, мнения. То есть, разговор строится на равных позициях, где оба участника – субъекты общения.

 

2.9. Интервью с  Михаилом Пиотровским, директором  государственного Эрмитажа (эфир  от 13 марта 2011г.) [прил.7]

Основные темы беседы – искусство, его состояние на сегодняшний день, религия.

Михаил Пиотровский является коллегой Ирины Антоновой, разговор с которой состоялся в студии несколько передач назад, но разговор с ним Познер строит совершенно в другом русле. Если Ирина Антонова интересовала журналиста больше как «свидетель истории, большой истории», то Михаил Пиотровский интересен журналисту как специалист своего дела. Отсюда и вопросы к нему:

«В.ПОЗНЕР: Это я знаю. С некоторой ностальгией, тем не менее, вы вспоминаете советские времена: "Информационный голод, царивший в стране, был в каком-то смысле на руку культуре. Он провоцировал сопротивление. Не зря считается, что в музее нужно обязательно подниматься по лестнице, как в гору – должно быть усилие". Сейчас Эрмитаж посещает в год сколько? 2,5 миллиона примерно?

М.ПИОТРОВСКИЙ: 2,5 миллиона.

В.ПОЗНЕР: Это что за люди? Это усилие? Или это просто обязательная экскурсия?

М.ПИОТРОВСКИЙ: Несколько категорий…»

или

«В.ПОЗНЕР: Вы говорили, что музей находится между храмом и Диснейлендом, и что нынешняя мода – уход ближе к Диснейленду. Что вы имели в виду?

М.ПИОТРОВСКИЙ: Музей становится... Действительно, это опять не я придумал, между храмом и Диснейлендом. Музей становится все более развлекательным. В течение XX века была идея, что музей должен развлекать, развлекать, развлекать. А чтобы больше развлекать, делаются аттракционы. Даже сейчас часто   25 технических аттракционов называют "музей", а там нет, допустим, ни одной подлинной вещи. Вот это особенность.

В.ПОЗНЕР: Хорошо. В крупных музеях мира есть такое – то, что делает развлечение.

М.ПИОТРОВСКИЙ: Да, конечно. Сама система того, что музей должен развлекать, театрализованность определенных выставок, которые выходят за пределы театрализации» и тд.

В ходе беседы Познер не только задает вопросы, но и активно показывает свою позицию. В ходе такой полемики реализуется речевые стратегии выяснение истинного положения вещей и сообщение информации. Например:

«В.ПОЗНЕР: Если говорить о том, что появилось относительно недавно и что, конечно, меняет жизнь нас всех – это интернет. И, в частности, Google объявил о запуске арт-проекта, благодаря которому люди смогут познакомиться и рассмотреть в деталях более тысячи произведений искусства в интернете. И в том числе из собрания Эрмитажа. И вы считаете,  что "такие проекты крайне важны для мирового сообщества". Я хочу вас спросить, нет ли у вас опасений, во-первых, что это может повлиять на количество людей, посещающих музей? Зачем стоять в очереди, покупать билет, когда я могу посмотреть в интернете? И во-вторых, не кажется ли вам, что впечатления от самой картины, когда вы перед ней стоите и она висит на стене, и впечатление от того, что вы увидите на экране компьютера – это совершенно разные вещи. И что я, который увидел это на экране компьютера, подумал: "Вот я теперь понимаю", что на самом деле совсем не понимает, потому что это совершенно разные вещи. И поэтому этот арт-проект... Я не знаю, как особенно можно им восторгаться.

М.ПИОТРОВСКИЙ: Во-первых, конечно, это абсолютно разные вещи и в этом достоинство. А во-вторых, хвала Google, который так хорошо представил проект, замечательный проект, который отличается особыми выдающимися технологиями. Но, на самом деле, люди уже давно имеют доступ к музейным вещам в интернете и в очень хорошем разрешении. У нас есть эрмитажный сайт, был лучший в мире, и множество всего. Это уже 25 тысяч раз обсуждено»

и далее

«В.ПОЗНЕР: Но у вас нет опасений, что этот все более и более расширяющийся виртуальный мир постепенно отобьет интерес или желание увидеть мир реальный?».

В данном отрывке диалога мы видим, что Познер повторяет вопрос неоднократно, переформулировав его для удобства восприятия и употребив антитезу «мир виртуальный– мир реальный».

В ходе программы Познер не забывает поддерживать связь и со телезрителем:

«В.ПОЗНЕР: Хорошо. На этом мы завершаем вопросы от наших зрителей. Сейчас будет реклама, и потом мы продолжим разговор»,

«В.ПОЗНЕР: Я вспомнил вашего отца, и вы как-то, сравнивая время вашей работы на посту директора и его, сказали так: "У него не было многих моих забот, организационных, финансовых. Зато я избавлен от неприятностей с руководящей и направляющей". Это что были за неприятности? Для тех наших зрителей, которые не очень представляют себе, о чем вы говорите».

Используется ведущим и техника активного слушанья, которая проявляется через поддерживающие реплики («Хорошо», «Понятно», «Да», «Ясно», «Это правда»).

Идет «укрупнение» собеседника через намеки на его исключительную компетентность:

«В.ПОЗНЕР: А вообще, как вы считаете, такое долгое руководство – это полезно или не полезно? Порой мне кажется, что когда человек находится очень долго на одном месте, не то, чтобы глаз замыливается, но что-то, может быть, теряется. Я не уверен. Что вы скажете?».

Ведущий выражает свою точку зрения через речевой штамп «глаз замыливается», а стратегию «укрупнения» - через вводные слова-предположения  «порой мне кажется», «может быть», а также через конструкцию «Я не уверен».

В ходе диалога В.Познер прибегает и к использованию формул речевого этикета:

«В.ПОЗНЕР: А скажите, пожалуйста, как это происходило? Вот, скажем, вы готовите новую выставку, Эрмитаж. Должен прийти секретарь обкома по идеологии?».

Индивидуализирует собеседника посредством цитации его же высказываний:

«В.ПОЗНЕР: Еще вы сказали, что в девяностые, по сути, лишь поменялись декорации, радикальных перемен не произошло. Это сравнение с чем? Девяностые по сравнению с советским временем?»

или

«В.ПОЗНЕР: Вам принадлежит замечательная фраза: "Я убежден, государство должно обслуживать культуру, а не культура – государство"».

В последнем примере дается еще и положительный комментарий к фразе гостя.

В рамках этой же стратегии выделяет собеседника:

«В.ПОЗНЕР: Ясно. В этом году – я уже к вам как к историку … <…>Вы как историк что скажете?».

Ведущий прибегает и к коммуникативным уловкам: использует местоимение «мы», тем самым приглашая собеседника к совместным рассуждениям:

«В.ПОЗНЕР: Если музей или храм, как мы его называем теперь уже с вами, не должен зарабатывать, то, значит, государство должно его содержать?».

Проявляет превосходство:

«В.ПОЗНЕР: Я это прекрасно знаю. Я-то как раз его знаю прилично. Все-таки, крещеный католик, хотя уже и атеист. Так вот, в Коране есть?»

или

«В.ПОЗНЕР: Это правда. Скажите, вы бывали в Диснейленде?».

Подтверждая слова собеседника словами «Это правда», журналист не просто поддерживает разговор, а как бы констатирует, что собеседник не лжет.

Показательна в этом отношении и следующая фраза:

«В.ПОЗНЕР: У вас очень интересное высказывание по поводу церкви: "Я - не церковный человек и ни во что не верю. Но я знаю. И про Бога знаю, и про все остальное знаю. То, что у других верования, у меня – знания. Конечно, есть высшие существа и всякое такое". Интересно, что вы знаете. Расскажите мне, что вы знаете про Бога? Что он есть или что его нет? Как это вы знаете? Никто не знает...».

Здесь В.Познер опять проявляет превосходство, ставя свою над позицией гостя. Причем делается это весьма категорично («То, что у других верования, у меня – знания»). Призывает собеседника к ответу с требованием («Расскажите мне, что вы знаете про Бога?»), иронизирует («Как это вы знаете? Никто не знает..»), ставит под сомнения компетенцию М. Пиотровского (далее по тексту: «В.ПОЗНЕР: Но согласитесь, Михаил Борисович, это же не знания. Это убеждения, это чувства. Но, все-таки, знания, когда ученый человек говорит "знания", я это понимаю совершенно определенно»).

Исходя из проделанного нами анализа данного интервью, можно сделать вывод о том, что схематично это интервью делится на две части. Первая – с кооперативными речевыми стратегиями, с соблюдением всех коммуникативных норм, а вторая – при демонстрируемом ведущим уважении к личности собеседника носит не вполне кооперативный характер. В ней журналист проявляет такие диалоговые типы речевых стратегий  как ирония, проявление стремления к превосходству над собеседником.

 

2.10. Интервью с  Николаем Цискаридзе, Народный артист России, лауреатом Государственных премий РФ, лауреатом международных конкурсов артистов балета. (эфир от 3 апреля 2011г.) [прил.8]

Начало программы не совсем стандартно: во-первых, представляя гостя, журналист обращается к зрителю, а во-вторых, предваряет рубрику vox populi своими вопросами:

«В.ПОЗНЕР: Добрый вечер. Я не хочу скрывать от наших зрителей, что мы с вами знакомы.  Нельзя сказать, что близко, но несколько раз встречались у общих друзей и где-то там обменивались разными словами. У меня есть вопрос сразу, а потом - вопросы от наших зрителей, узнавших, что вы будете…».

Это давнее знакомство и предопределяет весь ход беседы, которая идет в официальном, но тем не менее непринужденном формате.

Познер сразу начинает вторую часть программы со сравнения, предположения и вопроса:

«В.ПОЗНЕР: В балете несомненно есть много разных законов. В интервью их гораздо меньше, но один из них гласит, что первый вопрос должен зацепить зрителя (сравнение.) Я не знаю, зацепит или нет (предположение),но меня зацепила одна ваша фраза, когда вы сказали, что вы охотно идете на интервью, довольно легко, ведь потом придет время, когда никто об этом и не попросит.

Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Да, конечно.

В.ПОЗНЕР: И я подумал, что это немножко похоже на разговор о смерти: мы знаем, что она неизбежна. Вначале мы как-то к этому относимся спокойно, но по мере ее приближения разные люди по-разному на это реагируют.(сравнение) Как вы внутренне настроены по отношению к тому, что придет такой день, возможно, когда вас не будут просить об интервью? Возможно, и нет. Потому что если вы – крупный педагог, то тоже, ведь… Но, все-таки?»

Владимир Познер не только задает вопросы, но и сам принимает активное участие в диалоге: значительную часть времени  занимают и его высказывания, которые, конечно, по большому счету касаются темы разговора, личности гостя. Однако журналист в них говорит и о своем опыте, видении какой-либо ситуации. Например:

«В.ПОЗНЕР: Вообще, что Уланова? Я вас спрашиваю... Вот, послушайте. Я видел Уланову. Это было в 1953 году, давно. Я ее видел в "Ромео и Джульетте", я ее видел в "Жизели", я жил тогда в гостинице "Метрополь" напротив Большого театра. Я никогда не забуду то, что я увидел. Это поразительно было. С вашей точки зрения, что такое Уланова?

или

«В.ПОЗНЕР: Чуть-чуть отойдем. Насколько я могу судить, есть три дня в году, которые для дня рождения не подходят. Первый – это день дураков, первое апреля, это ваш покорный слуга. Всю жизнь, естественно, понимаете… Второй – это 29 февраля, когда только раз в четыре года. И затем 31 декабря, когда ты получаешь подарки только за один день. Ты же не получаешь за то и за то. Вы как раз и есть тот случай 31 декабря»,

или

«В.ПОЗНЕР: Насчет того, как вас взяли в Большой театр. Я не знаю, помните ли вы это или нет (вы не могли этого видеть), но когда был первый конкурс имени Чайковского и победил Ван Клайберн, то Рихтер, который был среди членов жюри, поставил Ван Клайберну 20 баллов, а всем остальным поставил 0. И Клайберн победил. И я иногда думаю: "А  если бы не было Рихтера, если бы Клайберн не победил? Все равно это был настолько яркий, талантливый человек, что он пробился бы". Теперь ваш случай. Госэкзамен. Вас в списках, чтобы попасть в Большой театр, нет. Смотрят списки, видит вас Григорович и говорит: "Грузину – пять и взять в театр". Говорят: "Как это?" Он говорит: "Очень просто". Он пишет вас под первым номером, несмотря на алфавитный список, и таким образом, в какой-то степени решает вашу судьбу».