Конструирование "Не - проблем": стратегии депроблематизации ситуаций

  Другой  класс контрриторических стратегий  — «несочувствующая» контрри-торика. Первую стратегию такого рода Ибарра и Китсьюз называют антити-пизацией (antipatterning). В данном случае заявляется о том, что утверждение-требование «на самом деле» не является описанием полномасштабной социаль-ной проблемы, а относится к тому, что можно назвать «отдельными инцидентами». Вторая стратегия данного типа — опровергающие истории (telling anecdote) — предполагает дискредитацию утверждения-требования посредством приведе-ния примеров, которые показывают, что обобщения, предлагаемые теми, кто конструирует проблему, вызывают подозрение. Например, в ответ на утвержде-ние о том, что «эти улицы небезопасны для ночного пешехода», может быть сказано: «Я хожу по этим улицам в ночное время уже много лет, и со мной ничего не случилось». Или утверждение, что курение — это проблема, поскольку вы-

95

Журнал  социологии и социальной антропологии. 2006. Том IX. № 1 (34)

зывает  рак, может быть встречено следующим  образом: «Мой дед выкури-вал по две  пачки сигарет в день и дожил  до 80 лет» (Ibarra, Kitsuse 2003:37). Согласно Ибарре и Китсьюзу, особенно подвержены нападкам с использова-нием данной стратегии  утверждения-требования, сформулированные на язы-ке научных обобщений. При  использовании третьей стратегии  — контрри-торики неискренности — лицо, противодействующее конструированию со-циальной проблемы, заявляет, что предлагаемая характеристика условия подоз-рительна, поскольку у того, кто выдвигает утверждения-требования, имеется своя «скрытая повестка дня». Конструирование социальных проблем пред-ставляется всего лишь средством продвижения в карьере, обретения власти, статуса или денег. Четвертая «несочувствующая» стратегия — контрри-торика истерии — предполагает указание на то, что моральные суждения людей, конструирующих проблему, не основываются на «здравой» оценке си-туации, а находятся под влиянием «иррациональных» или «эмоциональных» факторов. «Контрриторика истерии описывает людей, конструирующих соци-альную проблему, как членов определенной социальной категории, а затем отклоняет их утверждения-требования как "типичные" выражения "либера-лов с истекающими кровью сердцами"*, "ограниченных религиозных фунда-менталистов", "свихнувшихся инвайронменталистов" и т. д.» (Ibarra, Kitsuse 2003: 38). Ибарра и Китсьюз отмечают также: «Независимо оттого, является контрриторика сочувствующей или нет, все эти стратегии представляют со-бой способы формулирования ответа на утверждения-требования, и общим для всех является формат "да, но... "» (Ibarra, Kitsuse 2003: 38).

  Типология Ибарры и Китсьюза позволяет идентифицировать использова-ние тех или иных депроблематизирующих стратегий. Так, Президент РФ В. Путин  инициировал использование контрриторической  стратегии неискрен-ности в отношении  общественных организаций, конструирующих различные социальные проблемы, заявив в своем Послании Федеральному собранию РФ 26 мая 2004 г.: «Для части этих организаций  приоритетной задачей стало полу-чение  финансирования от влиятельных зарубежных фондов, для других — об-служивание сомнительных групповых и коммерческих интересов, при этом острейшие проблемы страны и ее граждан остаются незамеченными. Должен сказать, что когда речь идет о нарушениях фундаментальных и  основопола-гающих прав человека, об ущемлении  реальных интересов людей, голос  подоб-ных организаций подчас даже не слышен. И это неудивительно: они  просто не могут „укусить руку", с которой кормятся» (Путин 2004). Вслед  за Путиным данная стратегия в  течение последних двух лет неоднократно использовалась в отношении правозащитных  организаций чиновниками, представителями  сило-вых структур и подконтрольными  властям журналистами. Например, 11 декаб-ря 2005 г. в программе «Воскресное  время» Первого канала был показан  тен-денциозный сюжет о правозащитниках, приехавших в г. Благовещенск Респуб-лики Башкортостан оказывать юридическую  помощь людям, которые постра-дали в  результате насилия со стороны местной  милиции в декабре 2004 г. (в течение  нескольких дней были избиты несколько  сотен человек), и проблема-тизировавших данную ситуацию нарушения прав человека. В сюжете заявля-лось, что руководство  правозащитного движения «За права  человека» «боль-ше заботится не о жертвах произвола благовещенских милиционеров, а об отработке некоего заказа» (Верницкий 2005).

96

И.Г. Ясавеев. Конструирование  «не-проблем»: стратегии  депроблематизации  ситуаций

А в  программе А. Мамонтова «Специальный корреспондент. Шпионы», вышед-шей в  эфир телеканала «Россия» 22 января 2006 г. и посвященной «разоблаче-нию» сотрудников британского посольства в Москве, которые якобы получали разведывательную информацию с помощью  контейнера-камня, прямо заявля-лось: «Главное даже не в этом, а в том, что один из британских диплома-тов, вернее шпионов, оказался связан с некоторыми российскими непра-вительственными общественными организациями». Характерен общий вы-вод, сделанный в конце программы: «Неправительственные организации нужны как контроль общества за властью и чиновниками... [Но] контроль за властью должен осуществляться людьми неподкупными, которые ра-деют за интересы своей родины, а не чужой страны» (Мамонтов 2006).

  Другая  распространенная контрриторическая  стратегия, применяемая вла-стной  элитой, — стратегия антитипизации. Ее использовал, в частности, ми-нистр  обороны РФ С. Иванов, реагируя на утверждения-требования в отно-шении насилия в российской армии: «Я утверждаю, что в 80 процентах  час-тей и соединений Вооруженных  сил дедовщины нет, потому что  там нет вообще правонарушений» (Иванов 2005).

  Разновидностью  стратегии антитипизации является индивидуализация при-чин социальной проблемы. Представители Министерства обороны России не-редко объясняют  насилие в российской армии, осуществляемое одними военно-служащими в отношении  других, личными особенностями призываемых  людей (уголовное прошлое, низкий уровень  образования, психическая неуравновешен-ность), обосновывая тем самым необходимость  отмены существующих отсро-чек. Такого рода объяснения и вытекающие из них  суровые наказания виновных в  тех редких случаях, когда нанесение  увечий военнослужащему или его  смерть становятся общеизвестными, уводят внимание общественности от того факта, что так называемая «дедовщина»  — это системное явление, обладающее функ-циональной значимостью в российской армии (офицеры делегируют часть  своих полномочий военнослужащим более  раннего призыва, которые обеспечивают порядок и дисциплину и в силу этого обладают властью над солдатами  более поздних призывов). Например, в случае с Андреем Сычевым, который  в резуль-тате издевательств со стороны  других солдат в Челябинском танковом училище лишился обеих ног, официальные  представители Министерства обороны  в январе и феврале 2006 г. информировали  общественность о санкциях в отношении  на-чальника училища и непосредственных «виновников» происшедшего, не при-знавая типичности данной ситуации насилия  для российской армии в целом.

  В противовес попыткам сконструировать  проблему насилия в российской ар-мии  используется также стратегия опровергающих  историй, когда обществен-ности показывают «образцовые части», где, как утверждается, нет «дедовщи-ны». В частности, сообщения  о таком симптоматичном явлении, как регулярные побеги военнослужащих из воинских частей с оружием в  руках, которые часто сопряжены  с убийствами и самоубийствами, средства массовой коммуникации, подконтрольные властной элите, нередко сопровождают репортажами об «ус-пешном» реформировании российской армии, ее переводе на контрактную  осно-ву, учениях, испытаниях нового оружия. Например, 5 января 2003 г. в программе  «Время» на Первом канале был показан  сюжет об оставлении воинской части 

97

Журнал  социологии и социальной антропологии. 2006. Том IX. № 1 (34)

железнодорожных войск в Ленинградской области (Мга) группой военнослу-жащих в  количестве 24 человек, обратившихся в  Комитет солдатских матерей Санкт-Петербурга и заявивших об издевательствах  и побоях со стороны офицеров. Программа  «Время»: «Данные о происшедшем в воинской час-ти 01375 пока неточные. Одни сообщают о тридцати сбежавших, другие о двадцати четырех. Солдаты, сумевшие добраться до петер-бургского комитета солдатских матерей, говорят, что издевательства офицеров терпели четверо суток. Все началось в новогоднюю ночь, ко-гда один из командиров ворвался в помещение третьей роты и начал стрелять из газового пистолета. Потом солдат выгоняли на плац и в тридцатиградусный мороз заставляли выполнять упражнения «упал — отжался». Затем допросы с пристрастием. Избивали так сильно, что двоих пришлось госпитализировать. Сейчас они в местной больнице. С журналистами общаться отказываются, боятся появлять-ся перед камерами, закрываясь одеялами и гимнастерками. Дежурный врач говорит, что уже привык принимать пострадавших из бли-жайших воинских частей с отбитыми почками и многочисленны-ми ушибами. Информация о случившемся пришла из комитета солдат-ских матерей. В него успели обратиться лишь несколько бежавших. Остальных перехватили — кого на станции Мга, кого — уже в Пите-ре. Солдатские матери уже заявили, что будут добиваться распре-деления этих военнослужащих по другим частям» (Массовый побег... 2003). Характер этого первого сообщения драматичен и свидетельствует о негативном, осуждающем отношении к офицерам (виновники происшествия) и сочувственном к солдатам (жертвы). Солдаты «сумели добраться» до ко-митета солдатских матерей, но не все — остальных «перехватили»; «изде-вательства офицеров терпели четверо суток»; один из командиров «ворвался... и начал стрелять»; солдат «выгоняли на плац и в тридцатиградусный мороз заставляли выполнять упражнение»; их «избивали так сильно, что двоих при-шлось госпитализировать»; наконец, дежурный врач говорит, что «уже привык принимать пострадавших из воинских частей с отбитыми почками и многочис-ленными ушибами». Однако следующим сюжетом данной программы («исто-рией», опровергающей предположение о систематическим характере насилия в российской армии) был сюжет о подготовке профессиональных военных для службы по контракту в Рязанском институте ВДВ. Можно предположить, что репортаж из Рязани был показан для того, чтобы нейтрализовать негативный, критический по отношению к российской армии характер предыдущего со-общения. «К службе в контрактной армии курсант Юрий Хромой го-товит себя с первого курса. Совсем скоро, говорит, в войсках будут профессионалы, с них и спрос будет больше. Будущий офицер отлично водит боевую машину десанта и, имея при себе лишь плащ-палатку, может заночевать в лесу в любой мороз. На полигоне проходят заня-тия по тактике. Курсанты отрабатывают захват укрепленного объек-та. Работают быстро и небольшими группами — двойками и тройками. Это и есть так называемая «адресная спецоперация» — основа современ-ного боя. Быстрая атака, уничтожение противника и возвращение домой. Полковник Васин, как и большинство преподавателей инсти-тута, служил в так называемых «горячих точках».

98

И.Г. Ясавеев. Конструирование  «не-проблем»: стратегии  депроблематизации  ситуаций

Говорит, что солдат-срочник, конечно, хороший  вояка, но лучше все  же работать с профессионалами. Военный должен полностью  отдавать все-го себя работе. Сергей Васин, старший преподаватель  кафедры такти-ки: «Для этого нужно  создать элементарные условия жизни, быта, дея-тельности военнослужащего, чтобы он не думал  о семье и других пробле-мах, а посвятил себя, всю свою жизнь  непосредственно  служению армии и  родине». Впрочем, о  квартирах и зарплатах  думают, в основном, воен-ные постарше — нужно о семье заботиться. Молодых десантников пока волнует только учеба, военная дипломатия и рукопашный бой. Будущие офицеры-контрактники могут уложить сразу несколько противников, но предпочитают без повода не показывать силу. Создание контрактной армии, конечно, сложное дело, считают в институте. Но десантники при-выкли быть там, где труднее» (В российской армии... 2003).

  Это сообщение совершенно не соответствует  принципам отбора ново-стей — в  данном случае нет события, т. е. информационного  повода. Тем не менее, сообщение включают, несмотря на всю интенсивность конкуренции  между новостями, в главную информационную программу Первого канала.

  Стратегию антитипизации нередко используют российские чиновники и в отношении  утверждений о коррумпированности органов власти. Так, отве-чая на вопрос о практике «отмазки от армии», который был задан в эфире  радиостанции «Эхо Москвы в Казани» 27 декабря 2005 г., военный комиссар Республики Татарстан Р. Мустаев опроверг утверждение  о том, что взяточ-ничество в военкоматах  — это «системное явление», сообщив, что имеют место «единичные случаи». А в ответ на вопрос социолога  об отношении к данным ИНДЕМа о  коррупции в военкоматах военный  комиссар заявил: «Для того чтобы все это понять, нужно увидеть. Поэтому данные всех этих фондов, они требуют практического подтверждения. Пусть он [соци-олог] фактом это все докажет, преподнесет нам. А так пока опять все на словах. Я, например, в той же степени социолог, как и он. Я четыре года тому назад стал кандидатом социологических наук». Очевидно, что в данном случае использовалась также стратегия перспективизации.

  Характерным обстоятельством является то, что  российские чиновники склонны использовать в отношении попыток проблематизировать насилие в армии и коррупцию  «несочувствующие» контрриторические  стратегии.