Этимология языка Дж. Чоссера

Удивительнее всего, что Чосер  с самого начала решился писать по-английски. Если бы дело шло о 1386 г., когда Чосер всем существом своим чувствовал уже свою сращенность с английским народом, это было бы не удивительно. Но то, что это решение было принято, когда он был юным пажом, показывает, как остро было у него ощущение реальной жизненной правды и как рано обрел он безошибочный глазомер подлинного народного поэта.

В то время Чосер должен был выбрать  среди английских наречий то, которое имело всего больше прав стать единым национальным языком. В этой области царил разброд, и без канонизации какого-либо наречия в роли национального языка литература не могла бы развиваться свободно. В соревновании областных диалектов средневековой Англии уже определилось значение диалекта Лондона как крупнейшего центра страны. Чосер был уроженцем Лондона. Он воспользовался в своих сочинениях диалектом Лондона, как Данте флорентийским диалектом. Чосер не создал английский литературный язык, он только нашёл в живой народной диалектальной ткани тот лингвистический элемент, который был наиболее пригоден для создания литературного языка и сделал лондонский диалект единым языком английской литературы.

В течение 150 лет после завоевания Англии норманнами это влияние французского языка на английский исходило в основном со стороны нормандского и пикардского диалектов французского языка, однако с раздвижением границ Анжуйской империи (1154–1189) Генриха II Плантагенета до Пиренеев активное влияние на английский язык стали оказывать и другие диалекты, особенно центральнофранцузский, или парижский диалект. И в сегодняшнем английском слова исконно нормандского происхождения (catch 'поймать', warden 'сторож', warrant 'залог, гарантия', wage 'заработок, возмездие', reward 'вознаграждение') сосуществуют бок о бок со словами из центральнофранцузского диалекта (chase 'преследовать', guardian 'сторож', guarantee 'гарантия', gage 'залог', regard 'забота, уважение'). Знаменательная победа пришлась на 1362, когда был впервые официально открыт парламент с заседаниями на английском языке. Чосеру не было тогда еще и тридцати лет. Хоть он прекрасно владел французским, но решил писать свои поэмы по-английски; правда, добрая половина использованных им слов была романского происхождения. Так что в этом отношении Чосер тоже предвосхитил будущее. Нынешний английский лексикон примерно наполовину германского (английского и скандинавского), а наполовину романского (французского и латинского) происхождения. Названия дворянских титулов (prince 'князь', peer 'пэр', duke 'герцог', marquis 'маркиз', viscount 'виконт' и baron 'барон') имеют французское происхождение, а названия верховных правителей (king 'король' и queen 'королева') – английского, равно как и слова lord 'лорд', lady 'леди' и earl 'граф' (хотя жена графа называется на французский лад – countess 'графиня'). Слова shire 'графство', town 'небольшой город', hamlet 'деревушка', hall 'холл', house 'дом'и home 'домашний очаг' – английского происхождения, тогда как county 'графство', city 'крупный город', village 'деревня', palace 'дворец', mansion 'имение', residence 'резиденция' и domicile 'постоянное местожительство' – французского. Слово law 'закон, право' – скандинавского происхождения, right 'право' – английского, а justice 'правосудие, справедливость' – французского. Там, где в языке рядом с английским словом сосуществует его французский синоним, первый имеет, как правило, более конкретное, вещественное и приземленное значение: достаточно сравнить такие синонимы, как freedom и liberty 'свобода', friendship 'дружба' и amity 'дружественные отношения', happiness 'счастье' и felicity 'блаженство'.

Чосер был поэтом, мысли, достойные  художественного огранения, складывались у него в стих и в строфу. Ему нужно было найти метры, наиболее отвечавшие его задачам. Но поскольку он хотел писать только по-английски, начинались трудности, которые он должен был преодолеть. Старый англо-саксонский аллитеративный стих, который незадолго до того был возрожден Ленглендом и в который неплохо укладывалось дидактическое содержание "Видения о Петре Пахаре", не годился для поэтических целей Чосера (недаром он смеялся над аллитерацией в "прологе священника" rom, ram, ruf). В нем тесно было широкому эпическому рассказу и неторопливому реалистическому повествованию. Следовательно, и метр, и строфу нужно было искать. Французские образцы были под рукой и в изобилии. Чосер перепробовал все : и стих куртуазного эпоса, и стих "Романа о Розе", и фаблио, и балладу и лирические строфы.

Французские метры постепенно сложились  в оболочку, которая, то в своем  натуральном виде, то переделанная им, послушно принимала его английские песни. Но Чосер не сразу решился взяться за то, что считал своим настоящим призванием: эпическое повествование. Он начал с лирических стихов и некрупных поэм, в которые входили и элементы промежуточного жанра, видения. И даже здесь, когда ему приходилось приспособляться к готовым метрам, он никогда не позволял чужеземным образцам влиять на содержание своих стихов.

Принято делить жизнь  и творчество Чосера на три периода: французский, итальянский, английский. Эта терминология легко может ввести в заблуждение: она противополагает, "французский" и "итальянский" "периоды" - "английскому". Но ведь Чосер писал только по-английски во все периоды, а отнюдь не исключительно в "английский". Чосер в своём творчестве учился сперва у французов, потом у итальянцев. Он брал у них форму и сюжет. Но форму он перековывал, а сюжету сообщал свой, национально-английский и народно-английский отпечаток, т. е. давал ему новый смысл. В прологе "Легенды о славных женщинах" Чосер рассказывает о своем раннем творчестве и сообщает, что он написал много "гимнов для празднеств бога любви, которые зовутся балладами, рондо и вирлэ". Эти его стихотворения до нас не дошли. Вероятно, они и были первыми опытами Чосера. Известные нам баллады написаны значительно позже, когда для, поэта были уже наглухо закрыты пути французских влияний; когда он обрел полную творческую самостоятельность. Рондо и вирлэ, как типично французские формы, отпали теперь совсем, а баллада стала искать связей с соответствующими английскими, притом народными, видами.

К сожалению, более пристально проследить процесс его ученичества  у французов уже невозможно. Ясно только одно: Чосер с особенным  вниманием остановился на балладе. Это было тогда стихотворение в 28 строк с нефиксированным количеством слогов в строке, разделенное на три строфы по восемь строк с заключительным envoi в четыре строки. Рифмы в строфе шли в порядке ababbcbc и должны были повторяться во всех трех строфах, но так, чтобы ни одно слово не стояло тут дважды. Envoi содержал только две рифмы: abab. Результатом работы Чосера над балладным строем было то, что он установил для себя семистрочную пятистопную строфу вместо восьмистрочной, с рифмами, которые шли ababbec, с необязательным envoi. Эта строфа сама по себе, вне балладной формы, стала его любимым стиховым орудием и отлично подошла для повествовательных целей. Ее стали называть rime royale, возможно потому, что она связана с французским chant royal, или потому, что этой строфой писал король Яков I Шотландский.

Итальянская октава, с  которой Чосер познакомился по "Тезеиде" и "Филострато" Боккаччо, не заставила его изменить своей семистрочной строфе. Она лишь сделала ее более гибкой и свободной. Любопытно, что "рассказ рыцаря", повторяющий сюжет "Тезеиды", написан бесстрофным пятистопным ямбом со смежной рифмой, так называемым "героическим двустишием", а "Троил", повторяющий сюжет "Филострато", - семистрочной строфой. И, пожалуй, еще любопытнее такие две детали. Когда Чосер пользуется октавой, рифмы в ней чередуются не как в итальянской октаве: abababcc, а как в балладе: ababbcbc; она лишь освобождена от прочих стиховых строгостей балладного строя. А когда Чосеру понадобилось вставить в "Троила" сонет Петрарки "S'amor non e..." он перевел его с буквальной точностью, но сонет растворился в общей стиховой ткани поэмы: его четырнадцать строк превратились в три семистрочных строфы rime royale. Борьба со стихом, упорная и долгая, таким образом, кончилась благополучно. Чосер нашел для своих английских стихов адекватные формы: героическое двустишие и семистрочную строфу. Но при этом он искал и материал, который он хотел охватить своими стихами. Перевод "Романа о Розе", вероятно, принадлежит ему в большей мере, чем можно судить по сохранившимся кускам. Он перевел не только написанное Гильомом де Лоррисом, но и части, принадлежащие Жану де Мэн. Немало он также переводил и из Гильома Машо. Но и из переводимых поэтов он ничего не перенимал слепо. Если он не мог пользоваться современными английскими поэтическими образцами, то французские он обогащал теми элементами, которые казались ему ценными в английской, больше всего народной, поэзии, особенно в балладах.

Произведения Чосера трудно датировать точно. Ранние работы уже предвещают будущее мастерство, но они также и традиционны, и  в большой степени экспериментальны; стиль и содержание заимствованы у изысканных французских писателей, бывших тогда в моде при английском дворе. Поэмы любовных грез, аллегорических картин-сновидений (видений) в 14 в. были излюбленным французским жанром. Обычный сюжет: весна, поэт жалуется на бессонницу, потом засыпает с книгой, во сне слагает собственную повесть о любви с аллегорическими картинами – и просыпается.

Поэма Книга герцогини (The Book of the Duchess, 1369) написана в память герцогини Бланш Ланкастерской, первой жены Джона Гонта; это произведение считают первой большой поэмой Чосера. Автор тщательно подражает французским образцам, но его особый дар уже проявляет себя, несмотря на следование традиционной манере: четкость и свежесть декоративного фона, реализм охотничьей сцены вкупе с отвлеченностью картины-сна, переход от стилизованных любовных грез к прочувствованной элегии. "Книга о герцогине" стоит особняком. Она интересна прежде всего тем, что единственная из более крупных вещей целиком написана до путешествия в Италию и до знакомства с триадой великих флорентийских поэтов. Это - первая вещь Чосера, представляющая интерес не только по форме, но и по содержанию.

Другие более значительные вещи Чосера появились после путешествия  в Италию. И хотя поэты, с которыми Чосер познакомился в Италии, были неизмеримо более крупными художниками, чем Машо и Лоррис и Жан де Мэн, они не подчинили его своему влиянию. Чосер ни в какой мере на сделался итальянизированным поэтом и не утратил ни своей оригинальности, ни яркого национального колорита своего творчества. Данте, Петрарка и Боккаччо воспитывали его вкус, снабжали его сюжетами, шлифовали ему форму, но сущность оставалась у него своей.

Написанная спустя приблизительно 10 лет поэма Дом славы (House of Fame) – произведение переходное. В общем  плане это французские любовные «видения», поскольку в поэме описан сон и объявлено намерение узнать «любовные вести» из домов Славы и Молвы. Однако по стилю Дом славы – особенно 2-я книга – реалистичен, в поэме различимы голоса Данте, средневековых латинских поэтов и прозаиков, наконец – сочный стиль самого Чосера. Вторая "книга", а следовательно, и третья написаны не только после первого путешествия в Италию, но и после назначения Чосера таможенным контролером, т. е. после 1374 г. Что касается первой "книги", она, всего вероятнее, написана раньше: в ней и вкус, и стиль - французские, и она полна мотивами, роднящими ее с "Романом о Розе" и вещами Гильома Машо. Лишь конец (стихи 449-450), где упоминается, рядом с Вергилием и Клавдианом, Данте, должен был появиться одновременно со следующими частями.

В те же годы, что и две последние  книги "Дома славы", был написан "Птичий парламент", а несколько  позднее - "Троил и Хризеида" (Troilus and Criseyde), обе вещи, в противоположность "Дому славы", законченные. В "Птичьем  парламенте" чувствуется более обильное влияние книжных фактов и книжных впечатлений, чем даже в "Доме славы", что может служить аргументом для признания его хронологически более поздним. Тут "Тезеида" Боккаччо переплетается с целым рядом дантовских мотивов: надпись на адских воротах, каталог грешных любовников из V песни "Ада", сад земного рая из "Чистилища". Тут же Цицерон и Боэций. И тут же, славно исчезающие, уже воспоминания из второй части "Романа о Розе". Все это тоже претворено во что-то совершенно новое, свое, чосеровское. Птичий парламент (Parliament of Fowls), написанный, по-видимому, в начале 1380-х годов, следует традиционной французской манере в большей степени, чем Дом славы. Однако описание сна (где птицы, собравшись в Валентинов день, ищут себе пару) последовательно реалистическое, присутствует даже политическая сатира, когда «благородные» птицы обсуждают своих избранниц, сообразуясь с правилами куртуазности, а птицы-«мужланы» откровенно и грубо насмехаются над господами.

"Дом славы" и "Птичий  парламент" очень характерны как вещи промежуточного стиля. В них Чосер впервые дает не скованное аллегорией и символикой изображение жизни, поэта все больше тянет к прямому изображению жизни. Пусть сюжет будет далекий, - он сумеет использовать его для реалистического повествования. Так возникла поэма "Троил и Хризеида"..

История любви Троила, приамова сына, к Хризеиде и измены Хризеиды была создана не в Элладе и не в Риме. Гомер едва упоминает о Троиле. Вергилий говорит о нем немногим больше. Мало внимания уделяется ему и в истории Троянской войны, приписываемой фригийцу Даресу, - главном источнике знакомства феодальной Европы с героями Гомера. Впервые вехи сюжета расставил французский трувер XII в. Бенуа де Сент Мор, поэму которого пересказал по-латыни Гвидо делле Колонне. Именно Бенуа соединил имена Троила и дочери троянского жреца Калхаса (у него она называется Бризеидой), перебежавшего к грекам. Боккаччо взял эту фабулу и сделал большую поэму "Филострато". Чосер, очевидно, с восторгом ухватился за сюжет, как только познакомился с "Филострато". У него реализм поэмы Боккаччо сгустился еще больше, все чисто романтические элементы из нее исчезли. Растянутая в полтора раза, она дала содержание пяти книгам, которые читаются - после Боккаччо - с еще более острым интересом. Характер и облик условных троянцев Чосера таков, что они делаются сколком с современных ему англичан культурного слоя. И Чосер нисколько не скрывает этого. Разговоры его героев обладают легкостью и непринужденностью разговоров, подслушанных в жизни.

Незаконченная Легенда о славных  женщинах (Legend of Good Women) – последняя  из поэм «любовных видений»; в некотором  роде она предвещает Кентерберийские  рассказы. Видения помещены в «Пролог» – во всех отношениях лучшую часть поэмы. Майский день, сад, поэт вознес очаровательную весеннюю молитву маргаритке. Он засыпает; ему грезится, что явились бог и богиня любви и налагают на него епитимью за то, что он писал о неверных в любви женщинах. Во искупление поэту велят писать о верных («славных») женах, он соглашается, и на этом кончается пролог. Основные девять рассказов Легенды чересчур однообразны по теме и ныне интересны главным образом тем, что предвосхищают структуру Кентерберийских рассказов. За время работы над "Легендой", подготовки и создания "Кентерберийских рассказов" Чосер писал много мелких стихов: баллад, посланий, жалоб, од. Среди них есть довольно значительные, например: "Золотой век", "Жалоба Венеры" - параллель более ранней "Жалобы Марсу" или "Против женского непостоянства". Есть стихи, имеющие автобиографический интерес: "Послание к Скогану", "Послание к Бактону", "Жалоба кошелю". Это были рабочие этюды к крупным вещам, прежде всего к "Кентерберийским рассказам". Неизвестно, когда Чосер задумал композицию Кентерберийских рассказов (Cantenbury Tales). Чосер, с его самобытным талантом, нашел единый сюжет – паломничество к гробнице св. Томаса Бекета в Кентербери. Здесь представлены все характеры позднего Средневековья (кроме короля и знати – они были бы неуместны в подобном странствии).