Этимология языка Дж. Чоссера

Оригинальный текст  на среднеанглийском

Русский перевод

Современный английский

Русский перевод

43.A knyght ther was, and that a worthy man,

44: That fro the tyme that he first bigan

45: To riden out, he loved chivalrie,

46: Trouthe and honour, fredom and curteisie.

47: Ful worthy was he in his lordes werre,

48: And therto hadde he riden, no man ferre,

49: As wel in cristendom as in hethenesse,

50: And evere honoured for his worthynesse.

51: At alisaundre he was whan it was wonne.

52: Ful ofte tyme he hadde the bord bigonne

53: Aboven alle nacions in pruce;

54: In lettow hadde he reysed and in ruce,

55: No cristen man so ofte of his degree.

56: In gernade at the seege eek hadde he be

57: Of algezir, and riden in belmarye.

58: At lyeys was he and at satalye,

59: Whan they were wonne; and in the grete see

At many a noble armee hadde he be.

61: At mortal batailles hadde he been fiftene,

62: And foughten for oure feith at tramyssene

63: In lystes thries, and ay slayn his foo.

64: This ilke worthy knyght hadde been also

65: Somtyme with the lord of palatye

66: Agayn another hethen in turkye.

67: And everemoore he hadde a sovereyn prys;

68: And though that he were worthy, he was wys,

69: And of his port as meeke as is a mayde.

He nevere yet no vileynye ne sayde

71: In al his lyf unto no maner wight.

72: He was a verray, parfit gentil knyght.

73: But, for to tellen yow of his array,

74: His hors were goode, but he was nat gay.

75: Of fustian he wered a gypon

76: Al bismotered with his habergeon,

For he was late ycome from his viage,

78: And wente for to doon his pilgrymage.

Та был рыцарь, достойный человек,

Который с тех пор, как впервые начал

Выезжать, полюбил рыцарство,

Правду и честь, свободу  и куртуазность.

Достойным он был в  войнах своего сюзерена,

И так он ездил (никто  дальше не ездил)

По христианскому и  языческому миру,

И всюду его чествовали за достоинство.

В Александрии он был, когда ее завоевали.

Очень часто он восседал за столом

Над всеми другими  в Пруссии;

На Латвию ходил он и на Россию,

Никто из ему подобных христиан так часто (не ходил).

В Гранаде он был при  осаде

Алжезира, и ходил на Бельмарию.

Под Лайасом он был  и под Саталией,

Когда их взяли; и в  Великом море

Во многих благородных  войсках он бывал.

В пятнадцати смертельных битвах он побывал,

И сражался за нашу веру в Тремиссене

В трех поединках, и в  каждом убил противника.

Тот же достойный рыцарь также был

Иногда с правителем Палатии

Против других язычником  в Турции.

И везде он получал  наивысшую награду;

И хоть он был столь великолепен, он был умен,

А в обращении также  мягок, как девица.

Он никогда не говорил  бранью

За всю жизнь с  кем бы то ни было.

Он был истинно совершенным, ласковым рыцарем.

Но, чтобы рассказать вам о его наряде,

Его конь был хорош, но не слишком резв.

Из простой ткани был его камзол,

Весь потертый о его  кольчугу,

Ведь он недавно вернулся из путешествия,

И отправился совершать  паломничество.

A knight there was, and he a worthy man,

Who, from the moment that he first began

To ride about the world, loved chivalry,

Truth, honour, freedom and all courtesy.

Full worthy was he in his liege-lord's war,

And therein had he ridden (none more far)

As well in Christendom as heathenesse,

And honoured everywhere for worthiness.

At Alexandria, he, when it was won;

Full oft the table's roster he'd begun

Above all nations' knights in Prussia.

In Latvia raided he, and Russia,

No christened man so oft of his degree.

In far Granada at the siege was he

Of Algeciras, and in Belmarie.

At Ayas was he and at Satalye

When they were won; and on the Middle Sea

At many a noble meeting chanced to be.

Of mortal battles he had fought fifteen,

And he'd fought for our faith at Tramissene

Three times in lists, and each time slain his foe.

This self-same worthy knight had been also

At one time with the lord of Palatye

Against another heathen in Turkey:

And always won he sovereign fame for prize.

Though so illustrious, he was very wise

And bore himself as meekly as a maid.

He never yet had any vileness said,

In all his life, to whatsoever wight.

He was a truly perfect, gentle knight.

But now, to tell you all of his array,

His steeds were good, but yet he was not gay.

Of simple fustian wore he a jupon

Sadly discoloured by his habergeon;

For he had lately come from his voyage

And now was going on this pilgrimage.

Тот Рыцарь был достойный  человек.

С тех пор как в  первый он ушел набег,

Не посрамил он рыцарского рода;

Любил он честь, учтивость  и свободу;

Усердный был и ревностный вассал,

И редко кто в стольких краях бывал.

Крещеные и даже басурмане

Признали доблести его во брани.

Он с королем Александрию брал,

На орденских пирах  он восседал

Вверху стола, был гостем в замках прусских,

Ходил он на Литву, ходил  на русских,

А мало кто - тому свидетель  Бог -

Из рыцарей тем похвалиться мог.

Им в Андалузии взят Алжезир

И от неверных огражден Алжир.

Был под Лайасом он и Саталией

И помогал сражаться  с Бельмарией.

Не раз терпел невзгоды он и горе

При трудных высадках в Великом море.

Он был в пятнадцати больших боях;

В сердца язычников вселяя страх,

Он в Тремиссене трижды выходил

С неверным биться, - трижды победил.

Он помогал сирийским  христианам

Давать отпор насильникам-османам,

И заслужил повсюду почесть  он.

Хотя был знатен, все  ж он был умен,

А в обхожденье мягок, как девица;

И во всю жизнь (тут  есть чему дивиться)

Он бранью уст своих  не осквернял -

Как истый рыцарь, скромность соблюдал.

А что сказать мне  об его наряде?

Был конь хорош, но сам  он не параден;

Потерт кольчугой был  его камзол,

Пробит, залатан, в пятнах весь подол.

Он, возвратясь из дальнего похода,

Тотчас к мощам пошел со всем народом.

Оригинальный текст  на среднеанглийском

Русский перевод

Современный английский

Русский перевод

79: With hym ther was his sone, a yong squier,

80: A lovyere and a lusty bacheler,

81: With lokkes crulle as they were leyd in presse.

82: Of twenty yeer of age he was, I gesse.

83: Of his stature he was of evene lengthe,

84: And wonderly delyvere, and of greet strengthe.

85: And he hadde been somtyme in chyvachie

86: In flaundres, in artoys, and pycardie,

87: And born hym weel, as of so litel space,

88: In hope to stonden in his lady grace.

89: Embrouded was he, as it were a meede

90: Al ful of fresshe floures, whyte and reede.

91: Syngynge he was, or floytynge, al the day;

92: He was as fressh as is the month of may.

93: Short was his gowne, with sleves longe and wyde.

94: Wel koude he sitte on hors and faire ryde.

95: He koude songes make and wel endite,

96: Juste and eek daunce, and weel purtreye and write.

97: So hoote he lovede that by nyghtertale.

98: He sleep namoore than dooth a nyghtyngale.

99: Curteis he was, lowely, and servysable,

100: And carf biforn his fader at the table.

101: A yeman hadde he and servantz namo

102: At that tyme, for hym liste ride so,

103: And he was clad in cote and hood of grene.

104: A sheef of pecok arwes, bright and kene,

105: Under his belt he bar ful thriftily,

106: (wel koude he dresse his takel yemanly:

107: His arwes drouped noght with fetheres lowe)

108: And in his hand he baar a myghty bowe.

109: A not heed hadde he, with a broun visage.

110: Of wodecraft wel koude he al the usage.

111: Upon his arm he baar a gay bracer,

112: And by his syde a swerd and a bokeler,

113: And on that oother syde a gay daggere

114: Harneised wel and sharp as point of spere;

115: A cristopher on his brest of silver sheene.

116: An horn he bar, the bawdryk was of grene;

117: A forster was he, soothly, as I gesse.

С ним был сын, молодой  сквайр,

Влюбчивый и похотливый юнец,

С кудрявыми локонами, будто завитыми щипцами.

Он был лет двадцати, я думаю.

Высотой он был среднего роста,

Необыкновенно живой  и сильный.

Он побывал с конницей

Во Фландрии, в Артуа, в Пикардии,

И хорошо показал себя за то короткое время

В надежде завоевать  милость своей дамы.

(Одежда его) вся расшита была, как луг,

Полна свежих цветов, белых  и красных.

Пел он или играл на флейте целый день;

Он был свеж, как  месяц май.

Коротким был его  камзол, с длинными и широкими рукавами. Славно держался он в седле и хорошо ездил верхом. Хорошо сочинял песни и стихи,

Бился на турнирах, и танцевал, хорошо рисовал и

писал.

Так горячо он любил, что  пока длилась ночь,

Он спал не меньше, чем  спал соловей.

Куртуазным он был, милым и услужливым,

Резал (жаркое) отцу за столом.

Йоман был у него и  никаких других слуг

В то время, так как  решил ехать так,

Он был одет в кафтан с зеленым капюшоном.

Пучок стрел, ярких и острых,

Под поясом он бережливо носил,

(Хорошо он мог хранить  свои принадлежности по-йомански: его стрелы не опускали перьев)

И в руке он нес могучий лук.

Бритой голова у него была, загоревшим лицо.

Лесной охоты хорошо знал он законы.

На руке он носил пышный нарукавник,

На одном боку меч  и щит,

А на другом яркий кинжал,

В хороших ножнах и  острый, как острие копья;

Блестящий серебряный лик  св. Христофора (он носил) на груди; рог он носил с зеленой перевязью;

Лесником он точно был, я думаю

With him there was his son, a youthful squire,

A lover and a lusty bachelor,

With locks well curled, as if they'd laid in press.

Some twenty years of age he was, I guess.

In stature he was of an average length,

Wondrously active, aye, and great of strength.

He'd ridden sometime with the cavalry

In Flanders, in Artois, and Picardy,

And borne him well within that little space

In hope to win thereby his lady's grace.

Prinked out he was, as if he were a mead,

All full of fresh-cut flowers white and red.

Singing he was, or fluting, all the day;

He was as fresh as is the month of May.

Short was his gown, with sleeves both long and wide.

Well could be sit on horse, and fairly ride.

He could make songs and words thereto indite,

Joust, and dance too, as well as sketch and write.

So hot he loved that, while night told her tale,

He slept no more than does a nightingale.

Courteous he, and humble, willing and able,

And carved before his father at the table.

A yeoman had he, nor more servants, no,

At that time, for he chose to travel so;

And he was clad in coat and hood of green.

A sheaf of peacock arrows bright and keen

Under his belt he bore right carefully

(Well could he keep his tackle yeomanly:

His arrows had no draggled feathers low),

And in his hand he bore a mighty bow.

A cropped head had he and a sun-browned face.

Of woodcraft knew he all the useful ways.

Upon his arm he bore a bracer gay,

And at one side a sword and buckler, yea,

And at the other side a dagger bright,

Well sheathed and sharp as spear point in the light;

On breast a Christopher of silver sheen.

He bore a horn in baldric all of green;

A forester he truly was, I guess.

С собой повсюду сына брал отец.

Сквайр был веселый, влюбчивый юнец

Лет двадцати, кудрявый и  румяный.

Хоть молод был, он видел смерть и раны:

Высок и строен, ловок, крепок, смел,

Он уж не раз ходил  в чужой предел;

Во Фландрии, Артуа  и Пикардии

Он, несмотря на годы молодые,

Оруженосцем был и  там сражался,

Чем милостей любимой  добивался.

Стараньями искусных дамских рук

Наряд его расшит был, словно луг,

И весь искрился дивными  цветами,

Эмблемами, заморскими зверями.

Весь день играл на флейте он и пел,

Изрядно песни складывать умел,

Умел читать он, рисовать, писать,

На копьях биться, ловко  танцевать.

Он ярок, свеж был, как  листок весенний.

Был в талию камзол, и по колени

Висели рукава. Скакал он смело

И гарцевал, красуясь, то и дело.

Всю ночь, томясь, он не смыкал очей

И меньше спал, чем в  мае соловей.

Он был приятным, вежливым соседом:

Отцу жаркое резал  за обедом.

Не взял с собою  рыцарь лишних слуг,

Как и в походах, ехал он сам-друг.

С ним Йомен был, - в  кафтане с капюшоном;

За кушаком, как и  наряд, зеленым

Торчала связка длинных, острых стрел,

Чьи перья йомен сохранять умел, -

И слушалась стрела проворных  рук.

С ним был его большой могучий лук,

Отполированный, как будто  новый.

Был йомен кряжистый, бритоголовый,

Студеным ветром, солнцем  опален,

Лесной охоты ведал  он закон.

Наручень пышный стягивал запястье,

А на дорогу из военной  снасти

Был меч и щит и  на боку кинжал;

На шее еле серебром мерцал,

Зеленой перевязью скрыт  от взора,

Истертый лик святого  Христофора.

Висел на перевязи турий рог -

Был лесником, должно быть, тот, стрелок.

Оригинальный текст  на среднеанглийском

Русский перевод

Современный английский

Русский перевод

270: A marchant was ther with a forked berd,

271: In mottelee, and hye on horse he sat;

272: Upon his heed a flaundryssh bever hat,

273: His bootes clasped faire and fetisly.

274: His resons he spak ful solempnely,

275: Sownynge alwey th' encrees of his wynnyng.

276: He wolde the see were kept for any thyng

277: Bitwixe middelburgh and orewelle.

278: Wel koude he in eschaunge sheeldes selle.

279: This worthy man ful wel his wit bisette:

280: Ther wiste no wight that he was in dette,

281: So estatly was he of his governaunce

282: With his bargaynes and with his chevyssaunce.

283: For sothe he was a worthy man with alle,

284: But, sooth to seyn, I noot how men hym calle.

Был там купец с  раздвоенной бородой,

В пестром платье, и  высоко на коне он сидел;

На голове у него была фландрская бобровая шапка,

Его сапоги были застегнуты элегантно,

Торжественно он говорил о своих делах,

Подчеркивая всегда свои победы.

Он считал, что надо охранять море

Между Миддлбургом и  Оруэллом.

Хорошо умел нажиться на размене.

Этот достойный человек  так хорошо хитрил,

Что никто не знал, что  он задолжал,

Такими искусными были его расчеты

В сделках и в переговорах.

Вообще, он был достойным человеком,

Но, по правде говоря, не знаю, как его зовут.

There was a merchant with forked beard, and girt

In motley gown, and high on horse he sat,

Upon his head a Flemish beaver hat;

His boots were fastened rather elegantly.

His spoke his notions out right pompously,

Stressing the times when he had won, not lost.

He would the sea were held at any cost

Across from Middleburgh to Orwell town.

At money-changing he could make a crown.

This worthy man kept all his wits well set;

There was no one could say he was in debt,

So well he governed all his trade affairs

With bargains and with borrowings and with shares.

Indeed, he was a worthy man withal,

But, sooth to say, his name I can't recall.

Купец с ним ехал, подбоченясь фертом,

Напялив много пестрого добра.

Носил он шапку фландрского бобра

И сапоги с наборным ремешком

Да бороду. Он толковал о том,

Как получать, как сберегать  доходы.

Он требовал, чтоб охранялись воды

В пути из Миддлбурга в  Оруэлл.

Он курс экю высчитывать умел

И знатно на размене наживался

И богател, а то и разорялся,

Но ото всех долги  свои скрывал.

Охотно деньги в рост купец давал,

Но так искусно вел  свои расчеты,

Что пользовался ото  всех почетом.

Не знаю, право, как  его зовут.

Оригинальный текст  на среднеанглийском

Русский перевод

Современный английский

Русский перевод

285: A clerk ther was of oxenford also,

286: That unto logyk hadde longe ygo.

287: As leene was his hors as is a rake,

288: And he nas nat right fat, I undertake,

289: But looked holwe, and therto sobrely.

290: Ful thredbare was his overeste courtepy;

291: For he hadde geten hym yet no benefice,

292: Ne was so worldly for to have office.

293: For hym was levere have at his beddes heed

294: Twenty bookes, clad in blak or reed,

295: Of aristotle and his philosophie,

296: Than robes riche, or fithele, or gay sautrie.

297: But al be that he was a philosophre,

298: Yet hadde he but litel gold in cofre;

299: But al that he myghte of his freendes hente,

300: On bookes and on lernynge he it spente,

301: And bisily gan for the soules preye

302: Of hem that yaf hym wherwith to scoleye.

303: Of studie took he moost cure and moost heede,

304: Noght o word spak he moore than was neede,

305: And that was seyd in forme and reverence,

306: And short and quyk and ful of hy sentence;

307: Sownynge in moral vertu was his speche,

308: And gladly wolde he lerne and gladly teche.

Там также был студент  из Оксфорда,

Который обратился давно к наукам.

Таким же тощим его конь был, как щепка,

И он не был толстым, ручаюсь,

Но выглядел полым  и шел трезвым.

Износившимся была его  одежда;

Так как он не получил для себя еще прихода,

И не был столь светским, чтобы иметь службу.

Ведь для него было лучше иметь у изголовья

Двадцать книг, переплетенных в черное и красное,

Аристотеля и его  философии,

Чем богатые одежды, или  скрипку, или веселый псалтерион. Несмотря ни на что, он был философом.

Все же у него было мало золота в сундуке;

Но все, что он мог  занять у друзей,

На книги и учение он тратил,

И суетливо начинал молиться за души

Тех, кто давал ему  на что учиться.

Большую заботу и внимание он оказывал ученью,

Он не произносил ни слова  больше, чем надо,

А что говорил, было по форме и с почтением,

Кратко, быстро и полно  смысла.

Полна морали была его  речь,

И радостно он учился и  радостно учил.

A clerk from Oxford was with us also,

Who'd turned to getting knowledge, long ago.

As meagre was his horse as is a rake,

Nor he himself too fat, I'll undertake,

But he looked hollow and went soberly.

Right threadbare was his overcoat; for he

Had got him yet no churchly benefice,

Nor was so worldly as to gain office.

For he would rather have at his bed's head

Some twenty books, all bound in black and red,

Of Aristotle and his philosophy

Than rich robes, fiddle, or gay psaltery.

Yet, and for all he was philosopher,

He had but little gold within his coffer;

But all that he might borrow from a friend

On books and learning he would swiftly spend,

And then he'd pray right busily for the souls

Of those who gave him wherewithal for schools.

Of study took he utmost care and heed.

Not one word spoke he more than was his need;

And that was said in fullest reverence

And short and quick and full of high good sense.

Pregnant of moral virtue was his speech;

And gladly would he learn and gladly teach.

Прервав над логикой  усердный труд,

Студент Оксфордский  с нами рядом плелся.

Едва ль беднее нищий  бы нашелся:

Не конь под ним, а  щипаная галка,

И самого студента было жалко -

Такой он был обтрепанный, убогий,

Худой, измученный плохой дорогой.

Он ни прихода не сумел добыть,

Ни службы канцелярской. Выносить

Нужду и голод приучился  стойко.

Полено клал он в изголовье  койки.

Ему милее двадцать книг иметь,

Чем платье дорогое, лютню, снедь.

Он негу презирал сокровищ тленных,

Но Аристотель - кладезь мыслей ценных

Не мог прибавить  денег ни гроша,

И клерк их клянчил, грешная  душа,

У всех друзей и тратил на ученье

И ревностно молился  о спасенье

Тех, щедрости которых  был обязан.

К науке был он горячо привязан.

Но философия не помогала

И золота ни унца не давала.

Он слова лишнего  не говорил

И слог высокий мудрости любил -

Короткий, быстрый, искренний, правдивый;

Он сыт был жатвой с этой тучной нивы.

И, бедняком предпочитая жить,

Хотел учиться и других учить.