Братья Орловы

Донесение о событиях в Москве у  Екатерины вызвало сильное беспокойство: тревожные события происходили в «первопрестольной» — во второй столице России! Поэтому отнюдь не случайно для наведения там порядка она направила самого Григория Орлова.

К чести Григория следует сказать, что он опасное предложение Екатерины принял как должное, без возражений. В конце сентября с большой свитой и воинскими частями он был уже в Москве. Деятельность Орлова началась с того, что свой дворец на Вознесенской улице он отдал под госпиталь. После погребения останков Амвросия его убийцы были повешены там, где произошло преступление. На Красной площади из числа задержанных по жребию были повешены еще двое — дворовый А. Леонтьев и крестьянин Ф. Деянов. Шестидесяти активным участникам возмущения после битья кнутом были вырваны ноздри репрессированные были отправлены на каторгу. Малолетних секли розгами. Двенадцать человек, «огласивших чудо», тоже пошли на вечную каторгу.

Г. Орлов без колебаний расправлялся и с теми, кто продолжал промышлять грабежом в заразных домах. Такие дома с оставшимися в них трупами и добром предавались огню: по всей Москве в те дни пылали пожары.

Орлов действовал не только методами принуждения и устрашения. Он сам  не прятался от чумы — повсюду ходил открыто, с веселым и приветливым лицом. Врачам и лекарям он установил тройное жалованье, но при этом предупредил, что сурово накажет каждого, кто будет бездельничать или злоупотреблять своим положением. Как всегда, он не боялся смелых решений. Чтобы очистить город от трупов, он выпустил из тюрьмы воров и других уголовников, обещая им свободу после того, как они наведут на улицах и площадях должный порядок. Когда врачи пожаловались, что в карантинах и госпиталях вымерла вся прислуга, Орлов объявил по Москве, что люди крепостного состояния получат вольную, если согласятся добровольно работать в этих заразных учреждениях. И крепостные избавлялись от постыдного рабства, рискуя при этом собственной жизнью.

Постепенно чума начала отступать. Наступившие морозы доканали ее окончательно.

Приезд в столицу любимца императрицы в такое время, когда она была покинута всеми начальствующими лицами, без сомнения, тронул многих москвичей.

В Царском Селе, по дороге в Гатчину, до сих пор существует памятник, свидетельствующий о подвиге Орлова. Это триумфальные ворота из разноцветного мрамора, построенные по проекту Ринальди в память приезда Орлова из зачумленной Москвы. На воротах со стороны Царскосельского парка написано ,, Когда в 1771 году на Москве был мор на людей и народное неустройство, генерал-фельдцейхмейстер Григорий Орлов, получил повеление, туда поехал, установил порядок и послушание, сирым и неимущим доставил пропитание и исцеление и свирепство язвы пресек добрыми своими учреждениями». Со стороны Гатчины на воротах красуется строка из стихотворения В. И. Майкова: «Орловым от беды избавлена Москва».

На Монетном дворе была отлита памятная медаль с изображением Орлова и Курция, бросающегося в пропасть, с надписью: «И Россия таковых сынов имеет».

Среди наград, которыми Екатерина  осыпала любимца, было и начало строительства для него Мраморного дворца на берегу Невы, на фронтоне которого императрица повелела начертать: «Здание Благодарности».

По возвращении из Москвы Орлов  заметил большую перемену во взгляде императрицы на турецкие дела: она желала мира во что бы то ни стало. Пруссия и Англия, встревоженные победами русских войск на востоке, угрожали России войной, если она не согласится отказаться от Очакова. Однако первым полномочным послом был назначен граф Григорий Григорьевич Орлов, вторым — Алексей Михайлович Обресков.

Пунктом мирных переговоров между воюющими державами стал маленький городок Фокшаны на границе Молдавии и Валахии. 25 числа посольство выехало из Царского села. Окончился май месяц, шла вторая половина июня, но турецкие послы всё еще не выезжали из Константинополя, и Орлов продолжал сидеть в Ясах. 28 июня он переехал в Фокшаны, и только 24 июля туда прибыли турецкие полномочные вместе с представителями Австрии и Пруссии. Перед началом переговоров Орлов объявил, что Россия не имеет надобности в посредничестве Австрии и Пруссии и желала бы решать дела с Портой без постороннего вмешательства. Переговоры начались между Орловым и Обресковым, с одной стороны, и Османом-эфенди и Язенджи-заде — с другой

Признание независимости  крымских татар русские послы считали главным основанием для переговоров о мире и заявляли, что без решения этой статьи «не состоится никакой трактат». «Независимость татар, по нашему закону, вещь непозволительная. Мы имеем приказание кончить этот вопрос деньгами»,— возражал Осман-эфенди, Орлов, отвергая с презрением всякую сделку, продолжал настаивать на своем. После двух утомительных и нудных конференций он потерял всякую надежду на положительное решение и доложил об этом в Петербург. Но ответа не было. В конце концов Орлов, выведенный из терпения упорством турецких послов, прервал с ними дальнейшие переговоры и уехал в Яссы, тотчас же доложив об этом в коллегию Иностранных дел, что выезжает в Главную квартиру армии (в Яссы) и там будет ждать дальнейших приказаний.

Сообщение из Петербурга от 3 сентября за подписью императрицы и всех членов Совета гласило- «ее величество одобряет решение Орлова и оставляет на его волю, если он еще в армии находится, продолжить вверенную ему негоциацию по ее возобновлении и употребить себя, между тем, по его званию в армии под предводительством генерал-фельдмаршала Румянцева»

В Петербурге в это время совершилась  важная перемена при дворе, поразившая всех своей неожиданностью, а именно ее величество нашла возможным обойтись без Орлова, изменить свои чувства к нему и «перенести свое расположение на другой предмет». Таким был конногвардейский поручик Васильчиков. Охлаждение к Орлову началось со времени отъезда его на конгресс.

 Самовольный выезд Орлова  из Ясс, вызванный, конечно, известиями о переменах при дворе, состоялся 21 августа: За несколько сот верст от столицы он был встречен курьером, вручившим ему письмо от Екатерины следующего содержания: «Вам нужно выдержать карантин, и я предлагаю вам избрать, для временного пребывания, ваш замок Гатчину» .

Опала была смягчена пожалованием Орлову ежегодной пенсии в 150 тыс. руб., единовременным пособием на обзаведение дома в 100 тыс. руб., десяти тыс. крестьян по выбору самого графа, великолепного серебряного сервиза и т. д.

Орлов продолжал жить поблизости от столицы. Екатерина никак не могла решиться приказать ему уехать куда-нибудь подальше. Очевидно, его влияние на императрицу было большим и она никак не могла освободиться от этого.

23 декабря 1772 г. Орлов приехал в Петербург и остановился у брата Ивана. В день праздника Рождества Христова он был во дворце, держался со всеми просто и непринужденно: трудно было уловить, что между ним и двором произошла размолвка. Граф Сольмс, свидетель одного из разговоров его с императрицей, отмечал, что нельзя было заметить между ними никакого смущения, они говорили о картинах, Григорий же казался более почтительным к своей высокой собеседнице, нежели бывал прежде. Относительно других придворных Орлов держался по-прежнему просто: разговаривал, шутил, разъезжал по городу с визитами.

После того как Григорий Орлов пришел в себя и успокоился в Гатчине, Екатерина вызвала его и, сославшись на тревожную обстановку на Балтийском море, послала в Ревель командовать Эстляндской дивизией. Никита Панин и его воспитанник Павел Петрович восторженно приветствовали почетную ссылку их главного противника. Партия Орловых теперь казалась им не столь опасной. Но на половине цесаревича слишком рано начали торжествовать. В марте 1773 г., когда угроза со стороны Швеции миновала, Екатерина снова пригласила князя Орлова в столицу и вернула ему все его прежние должности—она опасалась в то время заговора со стороны наследника престола. Теперь Панин и Павел негодовали, но это мало трогало императрицу.

 

Возвышение Потемкина не было результатом дворцовых интриг или каприза Екатерины. Оно имело более глубокое значение. Императрица со свойственной ей прозорливостью угадала в Потемкине того человека, который ей был нужен в те трудные минуты, когда власти ее угрожала опасность. Она знала неукротимый нрав Потемкина, его твердую волю, способность к государственным делам, близкое знакомство с народом и его неограниченную преданность к своей особе, а потому решилась некоторым образом вверить ему свою судьбу. «Только одно прошу не делать,— писала Екатерина в одной из своих записок Потемкину,— не вредить и не стараться вредить князю Орлову в моих мыслях, ибо я сие почту за неблагодарность с твоей стороны. Нет человека, которого с мне хвалил и, невидимому мне, более любил и во время, и ныне до самого приезда твоего, как тебя, а если он свои пороки имеет, то не тебе, не мене непригожа расценить. Он тебя любил, а мне они друзья, и я с ними не расстанусь. В нравоученье — умен будешь, примешь, не умно будет противоречить сему, для того, что сущая прав

 

Орловы, по свидетельству Сольмса, старались показать равнодушие к возвышению Потемкина, Они во всеуслышание  говорили,  что  уже утратили доверие и намерены удалиться от двора. Григорий Орлов в это время высказывал желание уехать за границу. Однако Екатерина продолжала оказывать всевозможные знаки внимания и уважения к Орлову после того как он отошел на второй план, иногда казалось, что в отношениях их друг не произошло никакой перемены.

На этом, собственно, и  закончилась карьера фаворита.

 

 

 

 

 

3. Последние годы жизни.

 

О последних восьми годах жизни Орлова сохранилось немного положительных сведений. В это время он пережил роман, трагическая развязка которого нанесла ему окончательный удар и преждевременно свела его в могилу. Орлов страстно влюбился в своз родную сестру, фрейлину двора Екатерину Нив Зиновьеву, женщину замечательной красоты, нежного сердца и высоких нравственных правил. Она пришла к Орлову в труднейшие минуты его жизни 1776 г. они обвенчались вопреки закону и обычаю строго воспрещающим браки на двоюродных сёстрах.

Совет императрицы резко осудил их поступок, заступничество графа К. Г. Разумовского, сказавшего «лежачего не бьют», не помогло. Совет решил «развести Орлова с женою и заключить обоих в монастыри». Но Екатерина не только не утвердила этого решения, прямо объявив, что ее рука отказывается подписать подобную бумагу против человека, которому она «столь много обязана», но и назначила молодую княжну -Орлову в статс-дамы и прислала ей орден Св. Екатерины.

Орлову было тогда 43 года, его супруге —19, но, несмотря на эту значительную разницу в летах, они были счастливы.

В 1777 г. Орлов с женой уезжает в Швейцарию. Следующие два года они жили в Петербурге, образ их жизни отличался простотой и умеренностью. В 1780 г. молодая чета вновь собралась ехать за границу. Причиной отъезда была болезнь княжны Орловой, страдающей чахоткой, и переезд в теплые края представлялся единственным средством для восстановления ее здоровья.

Но тёплый климат не исцелил недуга Е. Н. Орловой. Она скончалась в Лозанне 16 июня 1781г.

Смерть супруги сильно подействовала  на Орлова: рассудок его повредился, он не отдавал себе отчёта в желаниях и намерениях. После возвращения Григория в Петербург братья не  выпускали его из виду именно по причине обострения его душевной болезни, которую они замечали у него и раньше.

Орлов умер в том городе который видел его героические подвиги в страшные дни моровой язвы. 10 апреля 1783г он почувствовал себя очень плохо, а в ночь на 13 апреля Орлова не стало.

В собственноручной записке к братьям  Орловым от 19 апреля 1783 г. Екатерина писала: «Всекрайно сожалею о нещастной потере друга моего, плачу о нем обще с вами. Более писать не могу, понеже горка весьма чувствую всю цену благодарности к нему и к вам».

В Отраде тело князя Григория Григорьевича Орлова покоилось до 1832 г., пока графиня Анна Алексеевна Орлова-Чесменская не перевезла его в Новгородский Юрьев монастырь, где оно было погребено рядом с братьями Алексеем и Федором.

В истории России имя Григория Орлова большей частью упоминается только как одного из фаворитов Екатерины или в лучшем случае как одного из братьев Орловых. Между тем это был человек со сложным внутренним миром.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Алексей Григорьевич Орлов

 

Алексей Григорьевич Орлов (1737—1808) — граф генерал-аншеф. В Сборнике биографий кавалергардег написано: «Было бы чрезвычайно любопытно и даже поучительно проследить, как рос и мужал этот крупный, русский человек, прегрешивший в устранении Петра III, прославивший себя Чесмою, опозоривши! себя Таракановой.

Из  всех Орловых он был «в истинном смысле народным человеком, в силу того, что у него с народом были общие вкусы, общие радости и общие стремления и верования» из всех Орловых в нем одном иностранные дипломаты признавали все качества государственного мужа: большое спокойствие в обсуждении дела, ясность взгляда, упорство в преследовании своих целей; «только полная уверенность в успехе может пробудить его предпринять что-либо рискованное»

Он  отличался богатырским сложением, громадной силой и смелостью, граничащей с дерзостью. Во время дворцового переворота 1762 г. Орлов сыграл одну из решающих ролей, а в дальнейшем показал себя человеком, абсолютно ни перед чем не останавливающимся— его не смущали ни моральные, ни физические, ни политические препятствия.

После восшествия на престол, когда  свергнутый Петр III уже неделю сидел под арестом в Рогале, Екатерина II мучительно раздумывала, что же  ей дальше делать с этим опаснейшим для нее заключенным. Точнее, она прекрасно знала наилучший для себя выход из этого положения, но не решалась сказать об этом вслух. Алексею Орлову и не надо было говорить, он понимал императрицу без слов. Понимал... и через некоторое время сообщил Екатерине секретной запиской, что в пьяной драке они (группа офицеров во главе с Алексеем) не заметили, как задушили вдруг заскандалившего Петра III.

Благодаря своим незаурядным способностям  он постоянно присутствует в поле зрения императрицы. В 1767г после смерти фельдмаршала графа А.Б. Бутурлина, бывшего подполковника Преображенского полка, орлов был назначен на его место.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

1. Политическая и военная деятельность Алексея Орлова.