Из истории сталинских репрессий на примере Качирского района Павлодарской области

     Оспанов Шайхислям – один из тех немногих людей, которые будучи осужденными на длительный срок заключения, сумели вернуться живыми, преодолев тяжкие невзгоды сибирских лагерей. Он прошел адские условия Печорлага, куда был сослан за преступления, которые он не совершал и вернулся живым, чтобы рассказать всю правду о сталинских беззакониях и зверствах творимых от имени Вождя и советского правительства.

     Оспанов Шайхислям родился в 1916 году в казахском ауле нынешнего Лебяжинского района Павлодарской области. Шайхислям два года учился в педагогическом техникуме имени Воровского в г. Павлодаре, был секретарем комсомольской организации. По своей натуре очень деятельный, он буквально кипел энергией,  ни одно общественное начинание не проходило без его участия. После окончания данного учебного заведения Шайхислям Оспанович поступает в педагогический техникум имени Абая в г. Павлодаре, где также принимает активное участие в общественной жизни техникума, избирается председателем профсоюзного комитета. Дирекция института, учитывая его организаторские способности и успехи в учебе, назначает Шайхисляма преподавателем истории на младших подготовительных курсах. С этого момента начинается его педагогическая деятельность.

     После окончания в 1935 году по просьбе Максимо-Горьковского (ныне Качирского) района школьный отдел Восточно-Казахстанского обкома партии Оспанов Шайхислям был направлен в этот район директором вновь организованной школы колхозной молодежи (ШКМ). В то время это школа была первой казахской семилетней школой в районе, и поэтому дети собирались со всего района. Шайхислям Оспанович проработал в Октябрьтанской ШКМ до ноября 1937 года.

    В 1937 году накануне выборов в Верховный Совет СССР Оспанов Шайхислям был избран председателем участковой комиссии по Октябрьтанскому избирательному участку. 9 ноября 1937 года он участвовал в районном совещании по подготовке к проведению выборов, а через три дня, 11 ноября 1937 года ночью из района приехали работники НКВД, которые арестовали Шайхисляма Оспановича и его отца – Оразалина Оспана и еще 5 человек из колхоза. Их привезли в районный центр, где встречать их вышел сам начальник районного НКВД. Шайхисляма посадили отдельно от отца. С тех пор он никогда не видел своего отца и ничего не знал о его судьбе. И только в годы массовой реабилитации Шайхислям смог узнать, что его отец  Оразалин Оспан был расстрелян 4 декабря 1937 года по приговору тройки УНКВД по Восточно-Казахстанской области. Оразалин Оспан был реабилитирован впоследствии постановлением Павлодарского областного суда от 29 мая 1957 года, как и многие другие несправедливо осужденные в годы сталинских репрессий. Так спустя 30 лет было восстановлено доброе имя человека не совершавшего никакого преступления, которое было инкриминировано ему следственными органами.  

    Дело Шайхисляма Оспановича вел районный следователь. Ему было предъявлено обвинение в том, что он является членом алашордынской организации, агентом Японии, вредителем колхоза. Признание выбивали силой, применяя самые жестокие способы допроса. После месяца мучений Шайхисляма принудили подписать протокол допроса. Затем его привезли в Павлодар вместе с другими заключенными. После долгих мучительных дней и ночей, недель и месяцев его и других, таких же как он «врагов народа» погрузили в вагоны-теплушки и отправили в Севураллаг. На место назначения прибыли в январе 1938 года. Только здесь им объявили, что они осуждены решением тройки НКВД по ст. 58, п. 10, п. 11 сроком на 10 лет.

    Оспанов Шайхислям в лагере относился к политическим заключенным в отличие от преступников, отбывавших наказание за уголовные преступления. Их пригнали в лес, где они сами поставили палатки, затем выстроили бараки. В долгие сибирские зимы в бараках было очень холодно, кормили плохо. Работали заключенные на заготовке и вывозке лесоматериала. Шайхисляму повезло: в бригаде, в которую он попал были в основном павлодарцы и они всячески помогали и поддерживали друг-друга,

     С началом Великой Отечественной войны их бригаду отправили на север в Печорлаг на постройку железной дорог – «Печора-Абезь-Воркута».

    В Печоре Шайхислям  женился на русской девушке, которая  работала фельдшером в санчасти, Горячевой Александре Ивановне. В 1947 году у них родился первенец – сын Олег.

     После окончания срока заключения Шайхислям переехал с семьей на родину – в Казахстан. Новую жизнь он решил начать в родном Лебяжинском районе селе Черное. Александра Ивановна устроилась на работу фельдшером в медпункте. Сам Шайхислям решил продолжить, прерванную когда-то по воле судьбы, свою любимую работу – учить детей. [32,12]

     В 1957 году Шайхислям Оспанович получил справку о том, что постановлением президиума Павлодарского областного суда от 29 мая 1957 года решение бывшей тройки УНКВД Восточно-Казахстанской области от 22 декабря 1937 года отменено, что он реабилитирован. Но разве могла эта бумажка вернуть 10 лет его жизни, вернуть погубленную молодость?

    Это лишь малая часть истины о безвинно осужденных гражданах, обвиненных собственной страной «врагами народа». Кому был выгоден арест и расстрел людей стоявших у власти, которые своими делами и личным примером мужества строили социализм на вверенном им участке. В этом вопросе сейчас разобраться очень трудно. Хотя может люди донесшие на Бейсенова и его товарищей, судившие их и приводившие приговор в действие по сей день живы? У них ведь тоже были дети, сейчас подрастает уже третье поколение их потомства, не ведая о страшных преступлениях своих предков. Никто сейчас не возьмет на себя смелость сказать: «Да, я доносил на своего вчерашнего товарища и соратника, я расстреливал осужденных по приказу». Сейчас привычным делом стало спихивать все на систему, дескать, время было такое. Не ты, так тебя. Эти люди забыли о простой народной истине: «Не рой другому яму, сам в нее попадешь». Может статься, что они попали под следующую волну репрессий. Ведь сталинская машина репрессий не знала жалости и усталости.

    Но как быть нам, нынешнему поколению, которое только по истечении полувека смогли узнать правду о тех страшных годах и вернуть к памяти народа имена, насильственно подвергнутые забытью.

    Проходит время, стираются из памяти лица, уходят в прошлое настоящее, меняются события и люди, только слово вечно. Ведь, если верить М. Булгакову «Рукописи не горят». Мы надеемся, что вечная борьба добра со злом завершится победой доброго начала в человеке. А иначе зачем страдали эти люди и перенесли тяжкие испытания, если нынешнее поколение предаст их именa забвению. 

          3.2  Владимир Иванович Шарапов и Оскенбаев Базыкен

      Владимир Иванович Шарапов родился 3 марта 1894 года в селе Песчаное нынешнего Качирского района Павлодарской области, происходил из казаков, еще его дедушка Шарапов Михаил был направлен в Павлодарское Прииртышье для прохождения военной службы. Отец его Шарапов Иван Михайлович тоже был военным человеком, жил в с. Песчаное, где и умер в 1901 году.

      Владимир Иванович закончил кадетский корпус, был военным, как отец и дед. Он был женат на Ольге Николаевне Карбышевой, дочери военного. Ее прадед Иван Семенович , основатель рода Карбышевых скончался в 1864 году, похоронен в с. Песчаное.

     После революции 1917 года Владимира Ивановича как бывшего военного царской армии выслали в г. Вологду, с ним поехала жена, детей у них в то время не было. Из ссылки вернулись в с. Песчаное, имели свой дом, вели небольшое хозяйство, являлись середняками.[33,2]

   В сентябре 1929 года Владимира Ивановича арестовали и заключили в Павлодарскую тюрьму, о причине ареста родным не сказали. К этому времени в его семье было трое детей: сыновья Вячеслав и Николай, дочь Нина. Ольге Николаевне оказалось не под силу одной вести хозяйство. Она бросила дом, наняла подводу и со всем своим маленьким добром и самым главным богатством-детьми поехала в г. Павлодар к своей дальней родственнице Пучеглазовой Елене Ивановне, где стала дожидаться возвращения своего мужа. [34,6]

     Владимир Иванович был выпущен из тюрьмы через три месяца под обязательство сотрудничать с органами – доносить на песчанских казаков, недовольных советской властью. Такой сотрудник был очень нужен органам НКВД, так как в той атмосфере страха и доносительства каждое неосторожно сказанное слово могло сыграть злую шутку с человеком. 

     Не желая предавать своих родных и доносить на односельчан Владимир Иванович остался на службе в Павлодаре, где принес большую пользу в деле обучения молодых призывников навыкам кавалериста.  

     Владимир Иванович как бывший офицер старой армии хорошо разбирался в лошадях и его часто привлекали для отбора лошадей для кавалерии РККА, по заданиям облвоенкомата он ездил в командировки по области и Казахстану. В период призывной кампании он направлялся облвоенкоматом в военный лагерь в с. Баянаул, где все лето проводил всеобуч по подготовке призывников для службы в РККА. Так как Владимир Иванович будучи кадровым военным не имел гражданской специальности, долгое время работал в Павлодарском Осоавиахиме, затем заведующим хозяйством в Павлодарском молтехникуме, одно время – заведующим залом в ресторане «Иртыш», а на день ареста он был заведующим складом Павлодарского рыбзавода. 

      Следователи из органов НКВД неусыпно следили за ним и его деятельностью и ввиду того, что сигналов от «нового сотрудника» не поступало, вызвали для объяснений. Владимир Иванович объяснил, что пока он сидел в тюрьме, жена с детьми переехала в Павлодар, поэтому находясь в городе, он не мог собирать сведений о настроениях песчанских казаков. Тогда ему было предложено написать историю сибирского казачества – ведь он потомственный казак, офицер. Но история казачества так и не вышла из-под его пера. Вот как вспоминает об аресте отца старший Вячеслав Владимирович: «20 июня 1937 г. Глубокой ночью постучали в ворота, жили в это время мы (отец, мать, трое детей школьного возраста) по улице К. Маркса, 29. Отец снимал дом по договору. В дом вошли два человека, одетые в форму милиционеров того времени, предъявили отцу ордер на обыск. Ночь была душной, дети спали на полу, нас согнали с постеленного, перетрясли всю подстилку и загнали в угол».

      Один милиционер, усевшись за стол, вел разговор с отцом и что-то записывал, другой рылся и швырял на пол все, что попадало ему в руки, даже школьные сумки и детские игрушки не ушли от его внимания, тряс книги, топтал учебники. К утру в доме образовалась свалка: белье, книги, одежда – всё валялось в куче. Мама сильно плакала, а отец все время ее успокаивал и говорил: «Оля, не переживай, разберутся, я ни в чем не виновен».  На рассвете отца увел, я вышел проводить отца, но меня прогнали домой». [35,578]     В то роковое утро никто из них не мог знать, что они разлучаются навеки.  Ольга Николаевна долго обивала пороги НКВД, тюрьмы, ее тревожила неизвестность о муже, но добиться правды она не смогла. Никто не говорил ей, где ее муж. Передач никаких не принимали, даже белье. Свиданий не давали. Впоследствии ей сказали, что Владимир Иванович в день ареста был этапирован в Семипалатинск.

    По данным сохранившимся в архиве Павлодарского КНБ можно узнать, что обвинение Владимиру Ивановичу было предъявлено по ст. 58 УК РСФСР, пунктами 2, 7, 11, 14, а именно «Срыв хозяйственных планов путем задержки директив; в порче семян, техники, неправильном севообороте; во вредительстве на предприятиях; в несвоевременной уборке остатков хлеба; в расстройстве транспорта; в антисоветской пропаганде в очередях, на собраниях  и вечеринках; в объединении советских кадров по родовым (семейным), национальным, религиозным и сословно-классовым признакам; в обработке этих кадров (постепенно) методом замаскированного фашизма, т.н. переходная от меньшевизма к махровому фашизму, чтобы сразу не напугать, не оттолкнуть». [36,57]

  Далее в отчете следователя говорится, что все осужденные были признаны виновными в том, что являлись членами контрреволюционной повстанческой организации и вели работу по вовлечению в нее новых членов с целью поднятия вооруженного восстания против советской власти. Признание из заключенных выбивались с применением нечеловеческих методов: им не давали спать, пить, заставляли стоять лицом к горячей печке-контрамарке, отчего многие теряли сознание прямо на допросе. Несмотря на все усилия следователя в единственном протоколе допроса датированном от 25 июля 1937 года есть запись Владимира Ивановича, что виновным в предъявленном обвинении себя он не признает и больше показать ничего не может.

    Приговор был вынесен 13 августа 1937 года, где было указано, что Владимира Ивановича Шарапова следует «расстрелять как бывшего белого офицера колчаковской армии, являвшемся членом контрреволюционной повстанческой организации, ставившей своей целью свержение Советской власти путем вооруженного восстания» [37,58].                           

     Владимир Иванович был расстрелян в два часа ночи 15 августа 1937 года в Семипалатинской тюрьме.

      Всего этого не знали Ольга Николаевна и маленькие Вячеслав, Николай и Нина, которым 53 года ничего не знали о судьбе мужа и отца. В 1960 году им было выдано свидетельство о смерти Владимира Ивановича где было написано, что он умер 15 января 1945 года от инфаркта миокарда. Это фальшивое свидетельство Галине Вячеславовне, внучке Владимира Ивановича было предложено сдать в орган ЗАГСа в обмен на действительное где была указана точная дата и причина смерти, а именно что Владимир Иванович был расстрелян 15 августа 1937 года. 2 февраля 1960 года родным Владимира Ивановича была выдана справка Павлодарского областного суда о его реабилитации 5 апреля 1957 года. В справке было указано, что она выдана самому Шарапову Владимиру Ивановичу.

      Но еще до этого семье Владимира Ивановича пришлось пережить немало трудностей и  мытарств. Ольга Николаевна, педагог по образованию, до ареста мужа не работала, занималась воспитанием троих детей. Теперь же, оставшись буквально с одним рублем, металась в поисках работы: жену «врага народа» никто не хотел принимать на работу. Ей удалось устроиться уборщицей в детский дом имени Крупской, затем ее перевели на должность кастелянши, где она и проработал до ухода на пенсию. У Владимира Ивановича, умельца на все руки, было много инструмента, теперь его пришлось менять на хлеб, чтобы как-то прокормиться.     

     «Жили очень бедно. Я как старший, вспоминал Вячеслав Владимирович, - занимался по субботам и воскресеньям перевозкой людей на лодке и все заработанные деньги отдавал маме на хлеб. В летние каникулы помогал плотоводам выгружать лес на берег. Таскал бревна на лошади, где за день платили пять рублей. Бедность окончательно взяла за горло глубокой осенью, когда с началом холодов стало нечем кормить корову и нечего надевать, идя в школу. Мама была вынуждена продать корову. На вырученные деньги одела школьников, а с наступлением холодов устроилась уборщицей в детский дом. Должность педагога ей не предложили, хотя она и имела педагогическое образование.

    С июня 1937 года мы остались без отца и на протяжении 53 лет не знали истинной причины смерти отца, где похоронен и что было с ним, мы не знаем и по сегодняшний день. Открытого суда над отцом не было, результаты постановления тройки УНКВД по Восточно-Казахстанской области от 13 августа 1937 г. нам были неизвестны».