Опричнина

Чаще всего его  рассматривают как предателя, такое  мнение сложилось в середине 19 столетия, чему в немалой степени способствовало появление поэмы А. К. Толстого «Василий Шибанов», где Андрей Курбский выступает  как антигерой. 

Другого мнения придерживается С. П. Шведов, который в работе «История царствования Ивана Грозного» пишет: «Курбский – это великий человек, государственный деятель и полководец, который уехал за пределы России не по своей воле, но и на чужбине  способствовал ее возвеличиванию».

Таким образом, в  историографии имеется ряд противоположных  мнений относительно места Андрея Курбского  в русской истории. Необходимо отметить, что отношение к Курбскому  прежде всего зависит от позиции  того или иного историка к государственной  деятельности Ивана Грозного.

Когда государственная  деятельность Ивана Грозного оценивается  положительно, то Андрей Курбский выступает  как изменник, если же деятельность Ивана Грозного оценивается отрицательно, то деятельность Андрея Курбского оценивается  положительно, как выдающегося государственного деятеля, подлинного демократа. 

При этом в историографии  сложилось представление о том, что введение опричнины было следствием деятельности Андрея Курбского, о чем, в частности, писал С.М. Соловьева, в «Истории России с древнейших времен»: «Курбский в глазах Иоанна не был  простым отъезжиком, оставившим отечество  из страха только личной опалы: Курбский был представителем целой стороны; он упрекал Иоанна не за одного себя, но за многих. Иоанн знал, как велика была сторона Сильвестра и Адашева, как многочислен был сонм людей, издавна считавших своим правом советовать и при первом неудовольствии отъезжать. Он затронул теперь эту важнейшую  сторону, этот сонм, и вот он высказал свои стремления в лице одного из главных представителей своих. Мысль: «Врагов много, я не в безопасности, нужно принять меры для спасения себя и своего семейства», – эта мысль стала теперь господствующей в голове Иоанна и он стал готовиться к борьбе. Напуганный отъездом Курбского и протестом, который тот подал от имени всех своих собратий, Иоанн заподозрил всех бояр своих и схватился за средство, которое освобождало его от них, освобождало от необходимости постоянного, ежедневного сообщения с ними. Если нельзя прогнать от себя все старинное вельможество, остается одно средство – самому уйти от него; Иоанн так и сделал. Дума, бояре распоряжались всем, только при вестях ратных и в делах чрезвычайной важности докладывали государю. Старые вельможи оставались при своих придворных должностях; но Иоанн не хотел видеть их подле себя и потому потребовал для себя особых бояр, окольничих и т.д.; но он не мог бы совершенно освободиться от старого вельможества, если б оставался жить в старом дворце, и вот Иоанн требует нового дворца; он не мог не встречаться со старыми вельможами при торжественных выходах и т.п., если б оставался в Москве, и вот Иоанн покидает Москву, удаляется на житье в Александровскую слободу.

Как произведение вражды, опричнина, разумеется, не могла иметь  благого, умиряющего влияния. Опричнина  была учреждена потому, что царь заподозрил вельмож в неприязни  к себе и хотел иметь при  себе людей, вполне преданных ему; чтобы  быть угодным царю, опричник должен был враждовать к старым вельможам  и для поддержания своего значения, своих выгод должен был поддерживать, поджигать эту вражду к старым вельможам в самом царе. Но этого  мало: можно ли было поручиться, что  в таком количестве людей если не все, то очень многие не захотят  воспользоваться выгодами своего положения, именно безнаказанностью? После этого  неудивительно встретить нам  от современников сильные жалобы на опричнину». 

С пониманием подходит к бегству Андрея Курбского и  Н. М. Карамзин, который пишет: «ужас, наведенный жестокостями царя на всех россиян, произвел бегство многих из них в чужие земли. Бегство  не всегда измена; гражданские законы не могут быть сильнее естественного: спасаться от мучителя; но горе гражданину, который за тирана мстит отечеству! Юный, бодрый воевода, в нежном цвете  лет ознаменованный славными ранами, муж битвы и совета, участник всех блестящих завоеваний Иоанновых, герой под Тулою, под Казанью, в степях башкирских и на полях Ливонии, некогда любимец, друг царя, возложил на себя печать стыда и долг на историка вписать гражданина столь знаменитого в число государственных преступников. То был князь Андрей Курбский» .

На сегодня сложно оценить деятельность Курбского  объективно, однако история не терпит только черных и белых томов, поэтому, безусловно, и в деятельности Ивана  Грозного и в деятельности Андрея Курбского в процессе осуществления  реформ, в период опричнины, были положительные  и отрицательные моменты, которые  необходимо учитывать, при анализе  исторического портрета этих государственных  деятелей.

С.Ф. Платонов об опричнине.

Прежде всего стоит  отметить что Платонов считал, что  смысл опричнины раскрыт исследованиями начала ХХ века, а современники Ивана  Грозного ее не понимали. Царь не считал нужным объяснять народу те меры, которые  принимал. Поэтому в летописях  можно найти строки о том, что  Грозный «возненавидел грады  земли своея» и в гневе разделил их и «яко двоеверны сотворил», и  заповедал своей части «оную  часть людей насиловати и смерти предавати».        Платонов полагал, что причины опричнины лежат в осознании Иваном Грозным опасности княжеской оппозиции. Не решаясь сразу распустить раду, царь терпел ее около себя, но внутренне от нее отдалился. Затем удалил из Москвы Сильвестра и А. Адашева. Попытки друзей вернуть их были отклонены. На недовольство бояр царь отвечал опалами, казнями, репрессиями.           С.Ф. Платонов писал: « Недовольный окружавшею его знатью, он (Иван Грозный) применил к ней ту меру, какую Москва применяла к своим врагам, именно - «вывод»… То, что так хорошо удавалось с врагом внешним, Грозный задумал испытать с врагом внутренним, т.е. с теми людьми, которые ему представлялись враждебными и опасными». Он решил переселить с удельных наследственных земель княжат в отдаленные от прежней оседлости места; вотчины делил на участки и жаловал их детям боярским, которые находились у него на службе.        По его словам, в январе 1565 года Иван IV грозил оставить свое царство из-за боярской измены. Остался он во власти при условии, что ему не будут мешать «опала своя класти, а иных казнити, и животы их и статки имати, а учинити ему на своем государстве себе опричнину: двор ему себе и на весь свой обиход учинити особной». Таким образом, борьба с изменою была целью, а опричнина же являлась средством. Новый «особный двор» состоял из бояр и их детей, которым Грозный дал поместья в уездах городов, которые «поймал в опричнину». Это были опричники, предназначенные сменить опальных княжат на их удельных землях.      Историк писал: «Царь последовательно включал в опричнину, одну за другой, внутренние области государства, производил в них пересмотр землевладения и учет землевладельцев, удалял на окраины или попросту истреблял людей, ему неугодных, и взамен их поселял людей надежных…Эта операция пересмотра и вывода землевладельцев получила характер массовой мобилизации служилого землевладения с явною тенденцией к тому, чтобы заменить крупное вотчинное (наследственное) землевладение мелким поместным (условным) землепользованием».       Прежде всего, царь казнил или переселял на окраины государства крупных землевладельцев, княжат и бояр. Крупные вотчины делил на мелкие доли, которые отдавал в поместье опричникам. При этом Грозный старых владельцев посылал на окраины, где они могли бы быть полезны в целях обороны государства. «Вся операция пересмотра и перемены землевладельцев в глазах населения носила характер бедствия и политического террора»- писал С.Ф. Платонов - «С необыкновенной жестокостью он без всякого следствия и суда казнил и мучил неугодных ему людей, ссылал их семьи, разорял их хозяйства. Его опричники не стеснялись «за посмех» убивать беззащитных людей, грабить и насиловать их».          Но он видел главное не в этом, а в том, что было сделано: были разорены крупные землевладельцы, получила преобладание, по Платонову, большая масса сравнительно мелких землевладельцев, служилых людей, а отсюда — прогрессивность политики опричнины. Эта концепция и утвердилась.       С. Ф. Платонов создал концепцию, которая дожила до наших дней и попала во все учебники — даже при советской власти.

Д. Н. Альшиц

Ленинградский историк Д. Н. Альшиц считает, что в основе внутриполитической борьбы, разразившейся в эпоху  Грозного, лежит значительный социальный конфликт. В своей популярной, написанной в живой полемической манере монографии «Начало самодержавия в России: Государство  Ивана Грозного»⁴ он и ставит своей задачей разобраться в социальной сущности, истинных масштабах и исторической значимости этого конфликта. Опираясь на введенные им в научный оборот исторические источники – Список опричников Ивана Грозного, Официальную разрядную книгу московских государей, неизвестные ранее литературные источники XVI в., автор показывает, что опричнина была не случайным и кратковременным эпизодом, а необходимым этапом становления самодержавия, начальной формой аппарата его власти. Именно времена Ивана Грозного автор считает началом самодержавия на Руси.     Вот пример аргументации автора. Нельзя считать правление Ивана IV Васильевича с помощью опричнины примером монархии, ограниченной сословно-представительными учреждениями, на том основании, что в 1566 г. царем был созван Земский Собор и продолжала существовать Боярская дума. Земский Собор 1566 г. покорно и единодушно проголосовал за продолжение Ливонской войны - т.е. за решение, которого хотел царь. Но как только некоторые участники Собора посмели в форме верноподданнейшей челобитной высказать протест против опричной системы управления, на них обрушились лютые наказания. Большинство членов Боярской думы за годы опричнины были казнены или насильственно пострижены в монахи. Вплоть до смерти Грозного полными хозяевами в Думе были опричники. Факты говорят о том, считает профессор Д. Н. Альшиц, что уже тогда было установлено самодержавие, т.е., говоря словами В. И. Ленина, «форма правления, при которой верховная власть принадлежит всецело и нераздельно (неограниченно) царю»⁵.          Интересную мысль высказывает Д. Н. Альшиц в заключение рекомендованной выше монографии: во всей дальнейшей истории самодержавия трудно обнаружить периоды, когда не проявляли бы себя те или иные «опричные методы управления. Иначе и не могло быть. Социальное происхождение самодержавия неразрывно связано с опричниной. А происхождение, как известно, можно отрицать, но нельзя отменить».   

 Однако на позиции Д. Н. Альшица, книга которого «Начало самодержавия в России» получила большой резонанс в исторических кругах, стоит остановиться более подробно. Суть авторской концепции, как мы отмечали выше, сводится к тому, что опричнина положила начало русскому самодержавию. Мысль эта высказывалась и другими историками, но в работе Д. Н. Альшица она получила более завершенный вид и всестороннюю аргументацию. Развернувшаяся вокруг этой работы известного ученого дискуссия заслуживает, думается, внимания не только узких специалистов, ибо в ходе ее быловысказано немало интересных  суждений об опричнине.    

Итак, рассмотрим вначале  основные положения Д. Н. Альшица. Анализируя предпосылки самодержавия, он исходит  из того, что эта форма управления соответствовала уровню производительных сил России, а почва для перехода к единовластию была подготовлена как  реформами А. Ф. Адашева, укрепившими  централизованную монархию, так и  историко-публицистическими выступлениями, обосновывавшими идею самодержавия. Д. Н. Альшиц отвергает концепцию  опричнины, выдвинутую В. Б. Кобриным, считающим  мифом борьбу боярства и дворянства в XVI в. Нет оснований, считает Д. Н. Альшиц, объявлять мифом как саму борьбу между боярством и дворянством  во времена Ивана Грозного, так  и существенные причины этой борьбы, однако борьба между аристократией  и дворянством шла не за или  против централизации, а за то, какой  быть этой централизации, за то, кто  и как будет управлять централизованным государством, интересы какой социальной группы класса феодалов оно будет преимущественно выражать.   

 Спорит Д. Н. Альшиц  и с другим известным специалистом  по эпохе Р. Г. Скрынниковым, согласно концепции которого  опричнина явилась результатом  столкновения между могущественной  феодальной аристократией и поднимающейся  самодержавной монархией. По мнению  Д. Н. Альшица, ограничить власть  самодержца стремились не только  знать, но и дворянство, и верхи  посада, и церковь. В объединении  этих сил таилась большая и  вполне реальная опасность для  единовластия Грозного, противостоять  которой самодержавие не могло  без инструмента принуждения,  возникшего в виде опричнины.  Таким образом, по мнению историка, появление опричнины не зависело  от произвола отдельной личности, поскольку опричнина явилась  «конкретно-исторической формой  объективного исторического процесса».  Классовая суть самодержавия  Грозного, по мнению Д. Н. Альшица,  заключалась в обеспечении интересов  феодалов-крепостников, и прежде  всего интересов дворянства. Опричнина  же консолидировала класс феодалов  путем подчинения интересов всех  его прослоек «интересам самого  большого и могущественного его  слоя - служилых людей, помещиков».    

 Вопреки традиционной  точке зрения, Д. Н. Альшиц считает,  что опричнина не привела к  разделению государства, а создала  лишь «верхний этаж» власти, благодаря  чему прежние исторически сложившиеся  ee институты (Боярская дума и  др.) были все разом подчинены  власти самодержца. Все нетрадиционные  подходы ученый обстоятельно  обосновывает большим документальным  материалом. При этом особое внимание  он уделяет летописям и публицистике XVI в., к анализу которых он впервые  обратился еще 40 лет назад,  получив положительную оценку  своей работы от крупнейшего  советского специалиста по опричнине  С. Б. Веселовского. В своей  новой книге, вновь обратившись  к этому кругу источников (Лицевой  свод, приписки к нему Грозного), Д. Н. Альшиц убедительно доказал:  время правки Лицевого свода  именно 60-е, а не 80-е гг., что  проливает дополнительный свет  на истоки надвигавшейся опричнины.  Многих читателей, обстоятельно  изучающих этот период отечественной  истории, привлечет и гипотеза  Д. Н. Альшица, связанная с  атрибуцией сочинений И. Пересветова.  Ученый представляет в своей  новой работе доказательства, что  часть сочинений Пересветова  была написана Иваном IV, а остальная  - Адашевым.    

 Если же говорить  об основных составляющих концепции  Д. Н. Альшица, то прежде всего  нужно отметить его тезис: опричнина  не была отменена в 1572 г., а  просуществовала до конца жизни  Грозного, оказывая глубокое влияние  на общество. А ведь действительно,  что говорят доступные нам  источники? Единственным современником,  прямо указавшим на отмену  опричнины в 1572 г., был Г. Штаден⁶. Но, по мнению Д. Н. Альшица, Штаден никогда не служил в опричнине, и его повествования напоминают небылицы Мюнхгаузена. Однако этот тезис оспаривает другой ленинградский историк – Р. Г. Скрынников. В рецензии на книгу Д. Н. Альшица⁷ он, в частности, обосновывает причастность Штадена к опричнине и, следовательно, возможность довериться его наблюдениям. Но Р. Г. Скрынников идет дальше и приглашает в качестве свидетелей других современников. Среди них внимание читателей привлечет свидетельство польского воеводы Ф. Кмиты, писавшего королю Августу с русской границы, что уже 3 ноября 1572 г. в Москве русский царь примирился с «землею» (то есть с земцами; читатель помнит, что во времена опричнины Русь была поделена на опричнину и земщину) и отменил («зламал») опричнину. Это подтверждает и английский посол Д.Флетчер⁸, побывавший в 1580 г. в Москве. Он уверенно пишет, что опричнина просуществовала семь лет, после чего была отменена. Р. Г. Скрынников приводит и другие факты, подтверждающие эту позицию и опровергающие концепцию Д. Н. Альшица. Так, рядом косвенных данных подтверждают факт отмены опричнины и русские источники (разрядные книги, летописи и т.д.). Однако отдельные расхождения Д. Н. Альшица и Р. Г. Скрынникова (приведенные нами в качестве примера естественных дискуссий в историографии государства Российского), как и нетрадиционные подходы Д. Н. Альшица к анализу ряда проблем истории времен Ивана Грозного, не меняют общей оценки опричнины в советской историографии последних десятилетий как «царского произвола, приобретшего здесь характер абсолюта»⁹. Сколько бы ни писалось о прогрессивном с позиции единого централизованного государства стремлении Ивана IV Васильевича ограничить политическое влияние удельных князей, лишив их последних родовых вотчин, средства для этой цели были выбраны явно не в интересах Отечества. Ибо «земельный террор» (термин Д. Н. Альшица) бил равно по князьям ростовским, ярославским и стародубским, старинной русской аристократии, и по обычным земледельцам российским, разоряемым и притесняемым в ходе борьбы (неравной!) земщины с опричниной. Книгу же Д. Н. Альшица мы рассмотрели в очерке так подробно потому, что она, при некоторой критической уязвимости, являет пример соединения «стройной научной аргументации с живым и ярким изложением событий прошлого...» .¹⁰