Русско-китайские отношения в первой половине ХVII в

Стороны договорились подписать Соглашение по КВЖД - до решения  вопроса о выкупе дороги китайской  стороной (ст. IX, п.6), которое состояло из 11 статей и регламентировало административную сторону деятельности дороги: функции  Правления и Управления КВЖД, назначение служащих и т. д.

Согласно статье I Соглашения по КВЖД председателем  Правления мог быть только китайский  подданный, а управляющим (на самом  деле концентрирующим всю власть на дороге) - гражданин СССР. Назначение служащих должно было производиться  на основе равного представительства  граждан СССР и Китая. Статья IX Соглашения по КВЖД объявляла действующим устав  Общества КВЖД от 4 декабря 1896 г., но не более, чем на 6 месяцев - пока Правление не пересмотрит данный устав в соответствии с настоящим Соглашением [12].

На переговорах  и в документах не могли быть обойдены такие острые вопросы, как правовое положение многочисленных бывших российских граждан в Маньчжурии. Особенно волновала  советское правительство проблема отступивших в ОРВП белогвардейских военных формирований. Статья VI Соглашения гласила, что "правительства обеих Договаривающихся сторон взаимно ручаются не допускать в пределах своих территорий... существования или деятельности каких-либо организаций или групп, задачей которых является борьба при посредстве насильственных действий против правительств какой-либо из Договаривающихся сторон" [13]. Эта статья была направлена исключительно против белоэмигрантов, поскольку трудно представить себе существование в 1924 г. в Советском Союзе какой-либо китайской организации, ведшей борьбу против пекинского или советского правительства. Таким образом советская сторона рассчитывала иметь правовые основания для требований к китайской стороне о прекращении деятельности белоэмигрантских политических и военных организаций в Маньчжурии.

В развитие этого  положения в ноте Веллингтона  Ку Л.М. Карахану от 31мая 1924 г. пекинское правительство брало на себя инициативу "в видах интересов мирных отношений между Китайской Республикой и Союзом ССР, прекратить службу тех бывших подданных Российской империи, ныне состоящих в китайской армии и полиции, которые персонально и по своим действиям составляют угрозу безопасности СССР" [14]. Более того, министр иностранных дел Китая попросил у Карахана список таких лиц. Забегая вперед, необходимо подчеркнуть, что эти заявления китайской стороны так и остались на бумаге.

Советское правительство  понимало, что КВЖД не сможет функционировать  должным образом, если безусловно будет выполняться статья V о временном управлении КВЖД - о равном представительстве граждан СССР и Китайской Республики на дороге, так как это будет означать изгнание большинства профессиональных кадров дороги, бывших российских граждан. Поэтому Карахан и Веллингтон Ку подписали еще одну декларацию, в которой заявлялось о том, что "настоящие служащие русской национальности" не должны увольняться в отставку только для соблюдения данного принципа [15]. Однако на деле русские служащие были поставлены перед выбором: чтобы сохранить место на дороге, они должны были принять либо советское, либо китайское гражданство.

Таковы важнейшие  положения и общие принципы советско-китайских  отношений, определенные документами 31 мая 1924 г. В советской литературе было принято называть эти соглашения первым равноправным договором в  истории Китая [16]. И это, бесспорно, так. Более того, договор был безусловно выгоден Китайской Республике. Недаром за него поспешили высказаться буквально все видные деятели страны независимо от политической ориентации. В некоторых китайских периодических изданиях день 31 мая назывался "днем национального возрождения Китая" в противоположность "дню национального позора" (7 мая 1915 г. - дню принятия "21 требования" Японии[17]). Восстановление нормальных дипломатических отношений позволяло регулировать основные политические и экономические вопросы, превращало КВЖД в выгодную хозяйственную структуру, способствовало значительному оживлению экономики Северной Маньчжурии. В развитие соглашений 31 мая советское правительство выступило с инициативой установить дипломатические отношения на уровне посольств [18], что способствовало повышению международного авторитета Китая. Полномочный представитель СССР Л.М. Карахан по протоколу становился в таком случае главой дипломатического корпуса в Пекине - дуайеном. Предложение было встречено в дипкорпусе в Пекине с явным неудовольствием, поскольку Советский Союз в случае согласия Пекина становился первым государством, признавшим Китай в качестве державы высокого ранга. Западные страны возражали и против старшинства советского посла в дипкорпусе. После ожесточенных столкновений по этому вопросу заинтересованных сторон китайское правительство известило Карахана 14 июля 1924 г. о согласии принять в Пекине на взаимной основе посла СССР [19].

Значение соглашений было велико и для СССР. Прежде всего, как отмечал сам Карахан, "ныне Советский Союз становится твердой ногой на Дальнем Востоке, занимая одну из важнейших позиций, которые империалистические державы пытались отнять у него" [20]. Весьма важным было экономическое и военно-стратегическое значение КВЖД, подписание же соглашений ликвидировало возможность ее захвата западными государствами и Японией под видом очередной "интернационализации". Соглашение 31 мая 1924 г. - большой успех советской дипломатии. Меньше, чем полтора года назад кончилась гражданская война. Всего 17 месяцев прошло со дня создания Советского Союза, перед которым стояли сложнейшие внешнеполитические проблемы, внутриполитические и экономические задачи. Сильнейшее противодействие западных держав и Японии, нежелание самих пекинских властей идти на решение проблемы КВЖД - все это ставило возможность достижения советско-китайского соглашения под угрозу. Тем не менее, советская дипломатия, еще даже не накопившая большого международного опыта, смогла заключить с Китайской Республикой договор, отвечающий интересам страны.

Опубликование соглашений и деклараций 31 мая 1924 г. в печати вызвало большой международный  резонанс. Зарубежные представители  в Пекине и Русско-Азиатский банк заявили протесты МИД Китая по поводу соглашения по КВЖД без предварительного обсуждения с ними вопроса о дороге [21]. Более того, управляющий банком Рендр с представителем французского правительства собирался в Москву для урегулирования ситуации, так как в случае полного соблюдения соглашений 1924 г. Русско-Азиатский банк вынужден был бы ликвидироваться [22]. Французский генеральный консул в Ханькоу заявил, что, несмотря на заключение соглашений, никаких изменений в судьбе бывших русских концессий в Ханькоу без согласия французского правительства быть не может [23].

Самым бесцеремонным  образом действовало американское правительство, пугая Пекин "серьезными последствиями" заключенных с СССР соглашений. Недаром Л.М. Карахан в интервью корреспонденту РОСТа сообщил, что "главным условием успеха было сохранение переговоров китайской стороной в "строжайшей тайне", а проходившие параллельно советско-японские переговоры усыпили зоркое внимание дипломатов" [24].

Неоднократные протесты заявляло и правительство Японии, считавшее советско-китайское соглашение о КВЖД прямым нарушением решений  Вашингтонской конференции. Японский кабинет направил через своего посланника в Китае ряд нот советскому правительству, в которых указывал "на совершенно самоочевидную сторону вопроса" - "права и интересы Японии и ее подданных в отношении КВЖД не будут ни в коей мере затронуты соглашением" [25]. Однако советское правительство строго придерживалось принципа: "ни одна иностранная держава или ее гражданин не имеют никаких прав или интересов в отношении Китайско-Восточной железной дороги" [26].

Эти шумные протесты и угрозы не произвели впечатления  ни на советское, ни на китайское правительства. Китайское министерство иностранных дел заявило, что КВЖД "принадлежит исключительно России и Китаю" и никто не имеет никакого права вмешиваться в русско-китайские отношения по вопросу о КВЖД [27].

Подписание советско-китайских  документов не могло не оказать влияния  на международную ситуацию на Дальнем  Востоке. Наиболее активно отреагировала  на заключение соглашения по КВЖД Япония.

Советско-китайские  документы 1924 г. непосредственно касались будущего многочисленной русской колонии  в Маньчжурии, в большинстве своем  существовавшей за счет дороги и подсобных  предприятий. Изучение эмигрантской прессы ОРВП за весну-лето 1924 г. показывает, что  русское население, за исключением  активных врагов советской власти, спокойно отнеслось к заключенным  в Пекине соглашениям. Так, торгово-промышленные круги проявили или полное безразличие, никаких изменений в хозяйственной  и торговой жизни полосы отчуждения не ожидая, или воодушевление - надеясь  на бурный подъем торговли в связи  с прибытием большого числа новых  советских служащих с семьями. Правые круги харбинского общества видели в признании "Советов", по аналогии с признанием СССР Англией, лишь принятие советским правительством на себя царских долгов и восстановление права собственности [29]. Кстати, в Пекине после 31 мая началась усиленная спекуляция царскими и керенскими бумажными деньгами [30], хотя, естественно, надежды белоэмигрантов на признание этих денег советским правительством были совершенно беспочвенны. Больше всего соглашение 1924 г. о КВЖД встревожило железнодорожных служащих, особенно необходимость выбора гражданства. Но и они не особо переживали. Очень образно передала их настроения Л. Кравченко: "Можно же вернуться, если что - Дорога работает, связывает, словно последний кровеносный сосуд, с Россией, несет живой ток крови и пульсирует. Можно еще что-то думать и выбирать..." [31]

Враждебно встретили  Соглашение эмигранты из "непримиримых". В Шанхае 30 вооруженных офицеров из отряда генерала Ф. Глебова захватили  здание бывшего русского консульства, заявив, что никогда не допустят передачу здания советскому правительству [32]. Архиепископ Иннокентий обратился  с воззванием к китайскому правительству  и всем иностранным представительствам по поводу перехода зданий и имущества  православной духовной миссии советскому правительству. Он утверждал, что российское государство никогда не имело  никакого отношения к имуществу  духовной миссии в Пекине и других местах Китая, и поэтому советское  правительство также не имеет  права претендовать на него [33]. Но протесты архиепископа никто не принял во внимание.

В целом же, вопреки  утверждениям советской прессы о  панике и унынии в Харбине и  на линии, реакция большинства российского  населения ОРВП была спокойной. А  популярная харбинская газета "Заря" с излишним и не оправдавшимся оптимизмом вообще утверждала, что "все останется по-старому" [34].

В "перестроечной  литературе" много говорилось о  помощи со стороны СССР коммунистическим движениям и партиям в зарубежных странах за счет и в ущерб интересам  собственного народа. Изучение проблемы КВЖД в истории советско-китайских  отношений начала 1920-х гг. показывает, что это не совсем верно. Несмотря на начавшуюся серьезную помощь КПК (военными советниками и кадрами, вооружением, деньгами и т. п.) [14] все  же на первом месте оставались интересы государственные и национальные, давние российские геополитические  традиции, в том числе и нежелание выпускать из рук такой важный инструмент проведения политики на Дальнем Востоке как КВЖД.

Глава 3. Российская эмиграция в Китае

Первое появление  российских беженцев в Северной Маньчжурии относится к началу 1918 г. [16] Главная  масса русских эмигрантов оказалась  в Китае после крушения белого движения в Забайкалье и особенно в Приморье. На рубеже 1922-1923 гг. пределы  российского Дальнего Востока покинули последние бойцы белой идеи, большая  часть которых устремилась, естественно, в Харбин - крупный промышленный город с многотысячным русским  населением. В 20-30-е гг. XX в. Харбин был  признанным центром белой эмиграции  не только в Китае, но и на всем Дальнем  Востоке и Юго-Восточной Азии. "Харбин как крупный промышленный центр с многочисленным русским  населением для многих казался заманчивым пристанищем. В нем скорее, чем  в другом месте, многие надеялись  найти себе и работу, и сочувствие" [17] - отмечалось в Отчете о деятельности Харбинского комитета помощи русским беженцам за 1923-1938 гг.

Итак, 1918-начало 1923 гг. - время создания основы российского  дальневосточного зарубежья. Процесс  этот - в сравнении с аналогичным в Европе - имел ряд особенностей. Во-первых, беженцы из Советской России стремились не просто в Маньчжурию, а именно на КВЖД, надеясь найти в Харбине и на линии не только работу и кров, но и привычный русский уклад жизни среди российского же населения. Поэтому, обретя в Маньчжурии почти полное подобие жизни дореволюционной России, русские белые чувствовали себя в меньшей степени изгоями, нежели их европейские товарищи по несчастью.

Второй отличительной  чертой русского дальневосточного зарубежья  являлась "двуслойность" его происхождения - эмигрантская колония образовалась на основе дореволюционного населения полосы отчуждения и из прибывших сюда во время гражданской войны бывших подданных Российской империи.

Таким образом, основную массу российских жителей полосы отчуждения накануне 1917 г. составили  следующие категории: железнодорожники и их семьи; гражданское население, занятое торговлей, образованием, здравоохранением и т. п.; члены Заамурского округа, вернувшиеся с фронтов первой мировой войны; семьи казаков, кочевавшие на лето из Забайкалья и т. п. Это как раз те слои русского населения в Маньчжурии, которые меньше всего были обеспокоены революционными событиями в России. Их настроения очень точно охарактеризовала Л. Кравченко: "...то, что произошло в России в семнадцатом году, дошло сюда поначалу таким слабым отголоском, что не обеспокоило переменой жизни. Изменялось управление Дороги, Хорвата сменил Остроумов, но поезда ходили исправно, возили грузы и пассажиров, и жалованье служащим выдавалось так же... И если бы сказал тогда кто-нибудь, что нужно бросать все и немедленно - пока граница открыта, потому что Дорога с двадцать четвертого года стала советско-китайской и продолжала также возить и работать, - немедленно забирать семью и перебираться "на ту сторону", иначе он весь род твой обречет на вечную эмиграцию, он просто не понял бы. Зачем и куда? На Черниговщине ни одной родной души, ни кола, ни двора, а здесь - дом - в казенной квартире" [18].

Событиями революций 1917 г. и гражданской войны в  Маньчжурию оказались выброшенными представители всех категорий российского населения: городские обыватели и мелкие торговцы, чиновники и учителя, врачи и инженеры, крестьяне из приграничных районов и рабочие, политические деятели и члены различных "временных" правительств, университетские профессора, журналисты и литераторы. Второй слой российской колонии в Китае составили люди, изгнанные из России грозными событиями гражданской войны:

- Государственные,  политические и общественные  деятели (Д.Л. Хорват, Н.Л. Гондатти, Н.В. Устрялов и др.).