Франция в 30-е годы

Вырвавшись из корпоративных  и локальных рамок, стачечное  движение стало грозным не только для буржуазного общества, но и  для своего собственного парламентского и синдикального представительства, которое сейчас больше всего озабочено  тем, чтоб не видеть действительности. Согласно исторической легенде, на вопрос Людовика XVI: «что это — бунт?», один из придворных ответил: «нет, ваше величество, это революция». Сейчас на вопрос буржуазии: «это бунт?» ее придворные отвечают: «нет, это только корпоративные стачки». Успокаивая капиталистов, Блюм и Жуо успокаивают себя самих. Но слова не помогут. Правда, к тому моменту, когда эти строки появятся в печати, первая волна может затихнуть. Внешним образом жизнь как бы войдет в старые берега. Но это не меняет дела. То, что произошло, это — не корпоративные стачки. Это вообще не стачки. Это — стачка. Это открытое сплочение угнетенных против угнетателей. Это классическое начало революции.

Весь прошлый опыт рабочего класса, история его эксплуатации, бедствий, борьбы, поражений, оживает  под толчком событий и поднимается  в сознании каждого, даже самого отсталого  пролетария, толкая его в общие  ряды. Весь класс пришел в движение. Эту гигантскую массу нельзя остановить словами. Борьба должна завершиться  либо величайшей из побед, либо самым  страшным из разгромов.

* * *

«Тан» назвал стачку «генеральными маневрами революции». Это неизмеримо серьезнее того, что говорят Блюм и Жуо. Но и определение «Тан» все же неправильно, ибо в известном смысле преувеличено. Маневры предполагают наличие командования, штаба, плана. Этого в стачке нет. Центры рабочих организаций, в том числе и компартии, застигнуты врасплох. Они больше всего боятся, что стачка испортит все их чертежи. Радио передает замечательную фразу Марселя Кашена: «мы все — и одни и другие — находимся перед фактом стачки». Другими словами: стачка — наше общее несчастье. Такими словами грозный сенатор убеждает капиталистов сделать уступки, чтобы не обострять положения. Парламентарии и синдикальные секретари, которые приспособляются к стачке со стороны, чтоб как можно скорее потушить ее, стоят по существу вне стачки, болтаются в воздухе, и сами не знают, упадут ли они на землю ногами или головой. Революционного штаба у пробужденной массы еще нет.

Подлинный штаб есть у классового врага. Этот штаб совсем не совпадает  с правительством Блюма, хотя и очень  искусно пользуется им. Капиталистическая  реакция играет сейчас большую и  рискованную игру, но играет умело. В данный момент она прибегает  к системе поддавков: «Уступим сегодня  всем тем неприятным требованиям, которые  встретили объединенное одобрение  Блюма, Жуо и Даладье. От признания  в принципе до осуществления на деле еще большой путь. Есть парламент, есть сенат, есть канцелярии — все  это машины обструкции. Массы проявят  нетерпение и попытаются нажать крепче. Даладье разойдется с Блюмом. Торез  попытается отскочить влево. Блюм и  Жуо разойдутся с массами. Тогда  мы наверстаем все нынешние уступки  и даже с лихвой». Так рассуждает действительный штаб контр-революции: знаменитые «200 семейств» и их наемные  стратеги. Они действуют по плану. И было бы легкомыслием сказать, что  их план беспочвенен. Нет, при помощи Блюма, Жуо и Кашена контр-революция может добиться цели.

Тот факт, что массовое движение достигает, в порядке импровизации, столь грандиозных размеров и  столь большого политического эффекта, лучше всего характеризует глубокий, органический, подлинно революционный  характер стачечной волны. В этом залог длительности движения, его  упорства, неизбежности ряда нарастающих  волн. Без этого победа была бы невозможна. Но всего этого недостаточно для  победы. Против штаба и плана «200 семейств» нужен штаб и план пролетарской революции. Ни того, ни другого еще  нет. Но они могут быть созданы. Налицо все предпосылки и все элементы новой кристаллизации масс.

* * *

Размах стачки вызван, говорят, «надеждами» на правительство Народного  фронта. Это только четверть правды, и даже меньше того. Если б дело ограничивалось одними надеждами, рабочие не шли бы на риск борьбы. В стачке выражается, прежде всего, недоверие или неполное доверие рабочих, если не к доброй воле правительства, то к его способности сломить препятствия и справиться со своими задачами. Пролетарии хотят «помочь» правительству, но по-своему, по пролетарски. Полного сознания своей силы у них, конечно, еще нет. Но было бы грубой карикатурой рисовать дело так, будто масса руководится только благочестивыми «надеждами» на Блюма. Ей не легко собраться с мыслями под гнетом старых вождей, которые стараются, как можно скорее загнать ее в старую колею рабства и рутины. Все же французский пролетариат не начинает историю с начала. Стачка везде и всюду выдвинула на местах наиболее мыслящих и отважных рабочих. Им принадлежит инициатива. Они действуют, пока осторожно, нащупывая почву. Передовые отряды стремятся не зарываться вперед, чтоб не изолировать себя. Дружный отклик отсталых придает им духу. Классовая перекличка превратилась в пробную само-мобилизацию. Сам пролетариат больше всего нуждался в этом проявлении собственной силы. Достигнутые практические успехи, как ни шатки они сами по себе, должны чрезвычайно поднять самоуверенность масс, особенно наиболее отсталых и угнетенных слоев.

Главное завоевание первой волны в том, что выдвинулись  вожди в цехах и на заводах. Создались элементы местных и  районных штабов. Масса знает их. Они знают друг друга. Подлинные  революционеры будут искать связи  с ними. Так первая само-мобилизация  массы наметила и отчасти выделила первые элементы революционного руководства. Стачка встряхнула, оживила, обновила весь гигантский организм класса. Старая организационная шелуха еще далеко не сошла, наоборот, держится достаточно упорно. Но под ней уже наметилась новая кожа.

О ритме событий, который  будет несомненно ускоряться, мы сейчас не говорим. Здесь возможны пока только предположения и догадки. Вторая волна, ее срок, ее размах и напряженность  позволят, несомненно, сделать гораздо  более конкретный прогноз, чем это  доступно сейчас. Но одно ясно заранее: вторая волна будет иметь далеко не такой мирный, почти добродушный, весенний характер, как первая. Она  будет более зрелой, упорной и  суровой, ибо ее вызовет разочарование  масс в практических результатах политики Народного фронта и ее собственного первого выступления. В правительстве произойдет расслоение, как и в парламентском большинстве. Контр-революция сразу станет увереннее и наглее. Новых легких успехов массам ждать не придется. перед лицом опасности — потерять то, что казалось завоеванным; перед растерянностью и разбродом официального руководства массы почувствуют жгучую потребность в программе, в организации, в плане, в штабе. К этому надо готовиться и готовить передовых рабочих. В атмосфере революции перевоспитание массы, отбор кадров и их закал совершаются быстро.

Революционный штаб не может  возникнуть путем верхушечных комбинаций. Боевая организация не совпадала  бы с партией, даже если бы во Франции  существовала массовая революционная  партия, ибо движение неизмеримо шире партии. Организация не может совпадать  и с синдикатами, ибо синдикаты  охватывают лишь незначительную часть  класса и возглавляются архи-реакционной  бюрократией. Новая организация  должна отвечать природе самого движения, отражать борющуюся массу, выражать ее крепнущую волю. Дело идет о непосредственном представительстве революционного класса. Здесь нет надобности выдумывать новые формы: есть исторические прецеденты. Цехи и заводы выберут своих депутатов, которые соберутся для совместной выработки планов борьбы и для  руководства ею. Имя такой организации  также выдумывать не приходится: это  —советы рабочих депутатов.

Главная масса революционных  рабочих идет сейчас за коммунистической партией. Они в прошлом не раз  кричали: «Советы повсюду!». Большинство  их принимало, несомненно, этот лозунг честно и всерьез. Было время, когда  мы считали этот лозунг несвоевременным. Но сейчас положение в корне изменилось. Могущественное столкновение классов  идет навстречу грозной развязке. Кто колеблется, кто упускает время, тот изменник. Надо выбирать между  величайшей из исторических побед и  самым страшным из поражений. Надо готовить победу. «Советы повсюду»? Согласны. Но пора от слов переходить к делу!

Л. Т.

9-ое июня 1936 г.

Решающий этап.

Ритм событий во Франции  резко ускорился. Раньше приходилось  оценивать предреволюционный характер обстановки на основании теоретического анализа и отдельных политических симптомов. Теперь факты говорят сами за себя. Можно сказать без преувеличения, что во всей Франции есть только две партии, вожди которых не видят, не понимают или не хотят видеть всей глубины революционного кризиса: это «социалисты» и «коммунисты». К ним, конечно, надо прибавить «независимых» синдикальных вождей. Рабочие массы создают ныне революционную ситуацию при помощи прямого действия. Буржуазия смертельно боится развития событий и принимает за кулисами, под носом у нового правительства, все необходимые меры отпора, спасения, обмана, подавления и кровавого реванша. Только «социалистические» и «коммунистические» вожди продолжают болтать о Народном фронте, как будто бы классовая борьба не опрокинула уже их презренную карточную постройку.

Блюм заявляет: «страна  дала мандат Народному фронту, и  мы не можем выходить за рамки этого  мандата». Блюм обманывает свою собственную  партию и пытается обмануть пролетариат. Сталинцы (они все еще называют себя «коммунистами») помогают ему  в этом. На самом деле социалисты и коммунисты воспользовались трюками, силками и петлями избирательной  механики, чтоб изнасиловать трудящиеся массы в интересах союза с  буржуазным радикализмом. Политическая сущность кризиса выражается в том, что народ тошнит от радикалов и от их третьей республики. Этим пытаются воспользоваться фашисты. Что же сделали социалисты и коммунисты? Они поручились за радикалов перед народом, изобразили радикалов невинно оклеветанными, уверяли рабочих и крестьян, что все спасение — в министерстве Даладье. По этому камертону настроена была вся избирательная кампания. Как ответили массы? Они дали огромное приращение голосов и мандатов коммунистам, как крайним левым. Повороты и зигзаги наемников советской дипломатии массами не поняты, ибо не проверены на собственном опыте. Массы учатся только в действии: для теоретических занятий у них не хватает времени. Когда полтора миллиона избирателей отдают свои голоса коммунистам, то большинство из них говорит этим: «мы хотим, чтоб вы сделали во Франции то, что русские большевики сделали у себя в октябре 1917 года». Такова действительная воля наиболее активной части населения, той, которая способна бороться и обеспечить будущность Франции. Это первый урок выборов.

Социалисты удержали примерно старое число голосов, несмотря на откол  значительной группы нео. В этом вопросе  массы тоже дали своим «вождям» великолепный урок. Нео хотели картеля во что  бы то ни стало, т.-е. сотрудничества с  республиканской буржуазией во имя  спасения и процветания «республики». Именно по этой линии они откололись от социалистов и выступили в  качестве конкурента на выборах. Избиратели отвернулись от них. Нео сокрушены. Два года тому назад мы предсказывали, что дальнейшее политическое развитие убьет прежде всего все мелкие группы, которые тянутся к радикалам. Итак, в конфликте между социалистами и нео массы осудили и отбросили  ту группу, которая более систематически и решительно, более громко и открыто  проповедовала союз с буржуазией. Таков второй урок выборов.

Социалистическая партия не есть рабочая партия не только по политике своей, но и по социальному  составу. Это партия нового среднего сословия (чиновники, служащие и пр.), отчасти мелкой буржуазии и рабочей  аристократии. Серьезный анализ избирательной  статистики показал бы с несомненностью, что социалисты уступили коммунистам  значительную часть рабочих и  беднейших крестьян и получили от радикалов взамен значительные группы средних классов. Это значит, что движение мелкой буржуазии идет от радикалов влево — к социалистам и коммунистам, тогда как группы средней и крупной буржуазии уходят от радикалов вправо. Группировка совершается по классовым осям, а не по искусственной линии «Народного фронта». Быстрая поляризация политических отношений характеризует революционный характер кризиса. Таков третий, основной урок.

Избиратель проявил, следовательно, свою волю — насколько вообще он имеет возможность проявлять  ее в смирительной рубашке парламентаризма  — не в пользу политики Народного  фронта, а против нее. Правда, во втором туре социалисты и коммунисты, снимая свои кандидатуры в пользу радикальных  буржуа, еще более исказили политическую волю трудящихся Франции. Несмотря на это, радикалы вышли из испытания  с помятыми боками, потеряв целую  треть мандатов. «Тан» говорит: «это потому, что они вступили в блок с революционерами». Даладье возражает: «без Народного фронта мы потеряли бы больше». Даладье безусловно прав. Если бы социалисты и коммунисты вели классовую политику, т.-е. боролись за союз рабочих и полупролетарских элементов города и деревни против всей буржуазии, в том числе и  ее гнилого радикального крыла, они  получили бы значительно больше голосов, а радикалы вернулись бы в палату ничтожной группой.

Все политические факты свидетельствуют, что ни в социальных отношениях Франции, ни в политических настроениях масс нет никакой опоры для Народного  фронта. Эта политика навязана сверху: радикальной буржуазией, социалистическими  дельцами и аферистами, советскими дипломатами и их «коммунистическими»  лакеями. Объединенными силами они  сделали все, что можно сделать  при помощи самой бесчестной из всех избирательных систем, чтобы политически  обмануть и обворовать народные массы  и исказить их подлинную волю. Тем  не менее массы сумели и в этих условиях показать, что они хотят  не коалиции с радикалами, а сплочения  трудящихся против всей буржуазии.

Если бы во всех тех избирательных  округах, где социалисты и коммунисты устранились в пользу радикалов, выставлены были во втором туре революционные  рабочие кандидатуры, они без  сомнения собрали бы очень значительное число голосов. К сожалению, не нашлось  организации, способной на такую  инициативу. Это показывает, что  революционные группы, центральные  и местные, отстают от динамики событий  и предпочитают воздерживаться и  уклоняться там, где надо действовать. Печально! Но общая ориентация масс все же совершенно ясна.

Социалисты и коммунисты готовили изо всех сил министерство Эррио; на худой конец — министерство Даладье. Что же сделали массы? Они навязали социалистам и коммунистам министерство Блюма. Разве это не есть прямой вотум против политики Народного фронта?

Или может быть нужны еще  доказательства? Манифестация в память коммунаров, видимо, превзошла в  этом году все народные манифестации, какие видел Париж. Между тем, радикалы не имели и не могли иметь  к этой манифестации никакого отношения. Трудящиеся массы Парижа с неподражаемым  политическим инстинктом показали, что  они в двойном числе готовы являться туда, где они не вынуждены терпеть отвратительного братания своих вождей с буржуазными эксплуататорами. Могущество манифестации 24 мая есть самое убедительное, само непреложное дезавуирование рабочим Парижем политики Народного фронта.

— Но ведь без Народного  фронта парламент, в котором социалисты и коммунисты не имели бы все равно  большинства, был бы нежизнеспособным, и радикалы — о ужас! — оказались  бы отброшены «в объятия реакции». Это рассуждение вполне достойно тех трусливых филистеров, которые  стоят во главе социалистической и коммунистической партий. Нежизнеспособность парламента есть неизбежное последствие революционного характера кризиса. При помощи серии политических подлогов эту нежизнеспособность удалось чуть-чуть замаскировать; но она все равно обнаружится завтра. Чтоб не толкнуть реакционных до мозга костей радикалов «в объятия реакции» надо объединиться с радикалами на защите капитала. В этом и только в этом состоит миссия Народного фронта. Но этому мешают рабочие.

Парламент нежизнеспособен, потому что нынешний кризис не открывает  никакого выхода на парламентском пути. И опять-таки, французские трудящиеся массы, с отличающим их тонким революционным  инстинктом, безошибочно схватили эту  главную черту ситуации. В Тулоне и Бресте они подали первые тревожные  сигналы. Протесты солдат против «рабио» (удлинения срока службы) означали самую опасную для буржуазного  порядка форму прямого действия масс. Наконец, в те дни, когда социалистический конгресс единодушно (вместе с пустым фразером Марсо Пивером) принимал мандат от «Народного фронта» и вручал этот мандат Леону Блюму; в те дни когда  Блюм глядел на себя в зеркало со всех сторон, делал предправительственные, жесты, издавал предправительственные  восклицания и комментировал  их в статьях, где речь всегда идет о Блюме и никогда о пролетариате, — как раз в эти дни великолепная, поистине весенняя волна стачек прокатилась  по Франции. Не находя руководства и  обходясь без него, рабочие смело  и уверенно занимали фабричные помещения  после приостановки работ.