Франция в 30-е годы

Новый жандарм капитала, Салангро, еще не успев взять власть, заявил (совершенно так же, как это  сделали бы Эррио, Лаваль, Тардье и  Деларок), что он будет защищать «порядок против анархии». Порядком этот субъект  называет капиталистическую анархию. Анархией он именует борьбу за социалистический порядок. Оккупация, пока еще мирная, фабрик и заводов рабочими имеет  громадное симптоматическое значение. Трудящиеся говорят: мы хотим быть хозяевами  в тех зданиях, где мы до сих  пор были только рабами.

Смертельно перепуганный Леон Блюм, желая запугать рабочих, говорит: «я — не Керенский; да и  на смену Керенскому во Франции пришел бы не Ленин, а кто-нибудь другой». Можно  подумать, будто русский Керенский  понимал политику Ленина или предвидел  его пришествие. На самом деле точь-в-точь, как и Блюм, Керенский уверял рабочих, что в случае его падения, к  власти придет не большевизм, а «кто-то другой». Как раз там, где Блюм хочет отмежеваться от Керенского, он рабски подражает ему. Нельзя, однако, не признать, что поскольку дело зависит от Блюма, он действительно расчищает путь фашизму, а не пролетариату.

Преступнее и позорнее всего в этой обстановке — поведение  коммунистов: они обещали безотказно поддерживать правительство Блюма, не входя в него. «Мы слишком  страшные революционеры, — говорят  Кашены и Торезы, — наши радикальные  коллеги могут умереть со страху; лучше мы останемся в передней». Закулисный министериализм в десять раз вреднее, чем открытый и явный. На самом деле коммунисты хотят сохранить  внешнюю независимость, чтоб тем  лучше подчинять рабочие массы  Народному фронту, т.-е. дисциплине капитала. Но и тут помехой оказывается  классовая борьба. Простая и честная  массовая стачка безжалостно разрушает  мистику и мистификацию Народного  фронта. Он получил уже смертельный  удар, и отныне может лишь околевать.

На парламентском пути нет выхода. Блюм не выдумает пороха, ибо пороха он боится. Дальнейшие махинации  Народного фронта могут только затянуть агонию парламентаризма и дать Делароку срок для подготовки к новому, более  серьезному удару, если… если революционеры  не опередят его.

После 6 февраля 1934 года некоторые  нетерпеливые товарищи считали, что  развязка наступит «завтра», и что  поэтому нужно немедленно совершить  какое-либо чудо. Такая «политика» не могла ничего дать, кроме авантюр  и зигзагов, которые чрезвычайно  задержали развитие революционной  партии. Утерянного времени наверстать нельзя. Но надо не терять больше времени  впредь, ибо времени остается не много. Мы и сегодня не будем назначать  сроков. Но после великой стачечной  волны события могут развернуться только в сторону революции или  фашизма. Та организация, которая не найдет опоры в нынешнем стачечном  движении, которая не сумеет прочно связаться с борющимися рабочими, недостойна имени революционной  организации. Уж лучше ее членам искать себе места в богадельнях или  франк-масонских ложах (по протекции  Марсо Пивера)!

Во Франции есть немало господ обоего пола, экс-коммунистов, экс-социалистов, экс-синдикалистов, которые живут  группами и кликами, обмениваются в  четырех стенах впечатлениями о  событиях, и считают, что время  не созрело для их просвещенного  участия. «Еще слишком рано». А когда  придет Деларок, они скажут: «теперь  уже слишком поздно». Такого рода бесплодных резонеров немало, в частности, среди левого крыла синдиката  просвещенцев. Было бы величайшим преступлением  тратить на эту публику хотя бы одну лишнюю минуту. Пусть мертвые  хоронят своих мертвецов!

Судьба Франции решается теперь не в парламенте, не в редакциях  соглашательских газет, реформистских  и сталинских, не в кружках скептиков, нытиков и фразеров. Судьба Франции  решается на заводах, которые сумели действием указать путь выхода из капиталистической анархии —  к социалистическому порядку. Место  революционеров — на заводах!

Последний конгресс Коминтерна в своей эклектической стряпне  поставил рядом коалицию с радикалами и создание массовых Комитетов действия, т.-е. эмбриональных советов. Димитров, как и его вдохновители, серьезно воображают, что можно сочетать классовое сотрудничество с классовой борьбой, блок с буржуазией и борьбу за власть пролетариата, дружбу с Даладье и строительство советов. Французские сталинцы переименовали Комитеты действия в Комитеты Народного фронта, воображая, что они таким образом примиряют революционную борьбу с охраной буржуазной демократии. Нынешние стачки в корне разбивают эту жалкую иллюзию. Радикалы боятся комитетов. Социалисты боятся испуга радикалов. Коммунисты боятся страха тех и других. Лозунг Комитетов доступен только действительно революционной организации, беззаветно преданной массам, их делу, их борьбе. Французские рабочие снова показали, что они достойны своей исторической репутации. Надо довериться им. Советы всегда рождались из стачек. Массовая стачка есть естественная стихия пролетарской революции. Комитеты действия не могут сейчас быть ничем иным, как комитетами тех стачечников, которые захватывают предприятия. От цеха к цеху, от завода к заводу, от квартала к кварталу, от города к городу Комитеты действия должны установить между собою тесную связь, собираться на конференции по городам, по группам производств, по районам, чтоб закончить съездом всех Комитетов действия Франции. Это и будет тот новый порядок, который должен сменить нынешнюю анархию.