Глобальные проблемы человечества

Эволюция мирового энергетического  баланса

Правда, по-строгому счету, экономику  США все же нельзя считать энергосберегающей: ведь только на бензин для гигантского  автомобильного парка страны уходит 1/3 всей нефти. К тому же цены на бензин в США в два-три раза ниже, чем  в Западной Европе или Японии, а  это не стимулировало создание экономичных  моделей автомашин.

Серьезные выводы сделала  для себя Западная Европа — с 1973 по 1988 год ввоз нефти здесь сократился на 170 млн т — гигантский скачок в сторону экономии и самообеспечения. Этому помогло открытие больших  нефтегазовых месторождений в Северном море, которое за эти годы покрылось  сетью буровых платформ. Самыми богатыми оказались британский и норвежский секторы моря, эти страны стали  экспортерами нефти, своеобразными  “шейхами Европы”. Франция, обделенная нефтью, усиленно развивает атомную  энергетику (сейчас на ее АЭС производится 70% всей вырабатываемой электроэнергии в стране). В ЕС существует сейчас 600 специальных проектов, цель которых  — экономия энергии.

Но настоящее чудо произошло  в Японии, по сути второе “экономическое чудо”. Страна, больше всех зависящая  от импорта топлива (на 83% против 50% в  Западной Европе и 10% США), снизила энергоемкость  своего хозяйства на 50% и стала  мировым лидером энергосберегающей  экономики. Она бросила миллиарды  долларов на разработку и осуществление  программ “Солнечный свет” (развитие возобновляемых источников энергии) и  “Лунный свет” (повышение эффективности  энергетики). И результаты налицо: если богатые топливом США тратят на его  оплату 10% всего ВНП, то “бедная” Япония — только 4%.

Страна восходящего солнца усилила поставки топлива из “надежных” районов — угля из Австралии, газа — из Индонезии, создала “цепочку”  снабжения сжиженным газом с  Ближнего Востока, а главное —  развернула мощную атомную энергетику. Программа ускоренного строительства  АЭС до 2030 года предусматривает сооружение 120 ядерных реакторов (вспомним, что  вся территория Японии — 372 тыс. км², что равно нашей Амурской области, где живет в 100 раз меньше людей). При этом стандарты безопасности АЭС настолько велики, что японцы не боятся строить их в нескольких километрах от крупных городов или национальных парков.

Энергетический кризис заставил думать и изобретать, дал мощный толчок прогрессу во многих сферах: именно в 70—80-х годах появились  супертанкеры для перевозки до 500 тыс. т нефти, именно в эти годы были проложены подводные нефте- и газопроводы, вплоть до межконтинентальных (Алжир — Италия), возникли “цепи” международных поставок сжиженного газа на особых судах с дорогостоящими установками по его сжижению (уменьшение объема в 700 раз) в портах экспорта и  превращению в нормальный газ  в портах импорта. Возникло и массовое производство буровых и эксплуатационных платформ для разработки морских  месторождений нефти и газа. Но главным была экономия, всемерная  экономия энергии...

Дорогая нефть стала практически  недоступной для большинства  развивающихся стран, лишь самые  мощные из них смогли противопоставить что-то кризису (Бразилия, например, создала  производство спирта из сахарного тростника, его смесь с бензином стала  горючим для машин). Американские исследователи справедливо замечают, что нефтяной кризис отозвался “дровяным  кризисом” для развивающихся  стран” резким взлетом цен на древесное  топливо.

Советский Союз тогда не испытывал кризиса, запасы нефти  катались более чем достаточными, добыча её в 70-х - в начале 80-х годов  росла, мы вышли на первое Место в  мире по добыче нефти. Рос и ее экспорт. Стоит ли радоваться этому сейчас? И да, и нет. Да, потому, что без нефти нам бы жилось сегодня совсем плохо. Нет, потому что при столь значительном экспорте и сравнительно малой глубине переработки мы в общем-то неоправданно растрачиваем наше национальное богатство. Скачок цен на нефть принес стране массу твердой валюты — 176 млрд долларов только в 1976—1984 годах. Но эта гигантская сумма “растеклась” совсем незаметно — в годы застоя она не была использована ни для массовых закупок новейших технологий, ни для подъема жизненного уровня народа.

Наш экспорт в страны Запада в основном состоит из нефти и  газа. Но и увеличение добычи, и формирование экспорта этих ресурсов достаются все  более дорогой ценой. Все дальше на Север, от Тюмени на Ямал уходят буровые  вышки, все сложнее и дороже обходится  добыча и транспортировка нефти. Вахтовые поездки нефтяников — это  сотни и тысячи километров на самолетах, прокладка дорог и трубопроводов  идет в условиях вечной мерзлоты. Подрываются  основы существования малых народностей  Севера — в частности, газо- и нефтепроводы пересекают традиционные пути кочевок оленьих стад.

Так, заметную лепту в  сокращение поголовья диких оленей внесло сооружение газопровода  Мессояха-Норильск, нарушившего традиционные пути миграции оленей, которые вынуждены были вытаптывать и выедать пастбища домашних оленей. Катастрофическое сокращение поголовья оленей приводит к разрушению не только жизненного уклада, но и психологии, ценностных ориентаций аборигенов. Ибо олень — это и промысел, мясо и транспорт, одежда и обувь, язык и культура. (Немногие знают о том, что массовое безбрачие на Севере сегодня в значительной мере связано именно с отсутствием оленей.) В последние годы вместо дальнейшего подъема добычи нефти впервые наметился спад — видимость изобилия оказалась иллюзией, а топливно-энергетическое хозяйство страны оставалось все эти годы затратным и малоэффективным.

В последние годы развала  хозяйства положение нефтяной отрасли  стало катастрофичным: добыча нефти  в 1991—1993 годах продолжала падать, и  мы были отброшены на 15 лет назад (на уровень 1975—1976 годов). Трудности  добычи были умножены хозяйственными трудностями страны, обострением  всей обстановки перестроечного периода. Сейчас нам грозит превращение из страны-экспортера нефти в страну-импортера. Украина уже ориентируется на импорт нефти на Ирана, прибалтийские государства испытывают серьезные трудности с энергоснабжением. Все это заставляет задуматься над вопросом — а нет ли угрозы истощения запасов нефти, вопросом, который мы раньше обходили с позиций “геологического оптимизма” (обычная формула: мировые запасы все время росли, несмотря на бум добычи). По американским оценкам, истощение общих геологических запасов наступит достаточно быстро, и в 2059 году — к 200-летнему юбилею первой в мире нефтяной скважины — на нашей планете уже мало, что останется от этого энергоносителя.

И США, и Западная Европа уже делают выводы из такой перспективы, снизив потребление нефти. Американские прогнозы в отношении своих запасов стали довольно пессимистичными — в 1985 году важнейший показатель “запасы — добыча” достиг своего низшего уровня, оценки запасов на морском шельфе были снижены вдвое, бурение новых скважин на Аляске оказалось самым дорогим за всю историю нефте-разведки. Руководитель крупнейшей американской нефтяной компании заявил, что если цены на нефть упадут ниже 20 долларов за баррель', то “мы закончим то, что делаем на Аляске, и на этом остановимся”.

Подходит к концу и  нефтяной бум в Северном море. Перспектива  нефтеснабжения Западной Европы выглядит не такой уж надежной — считается, что в 90-х годах ресурсы нефти и газа начнут иссякать. А оставшиеся остовы сотен буровых платформ уже осложняют судоходство в этом переуплотненном бассейне с интенсивным движением судов.

Делают свои выводы и страны ОПЕК — их доля в мировой добыче нефти заметно упала. Больше всего  сократили производство страны Ближнего Востока: в Саудовской Аравии в 80-е  годы произошло сокращение добычи в 4 раза (!), в Иране и Ираке добыча резко упала в годы бессмысленной и жестокой ирано-иракской войны, когда судоходство в Персидском заливе шло почти в обстановке боевых действий. Фактически была свернута нефтедобывающая промышленность в Кувейте — жертве иракской агрессии.

Почему “шейхи” снижали  добычу? Во-первых, они пытались придержать падение цен, которое началось в 80-х годах из-за снижения спроса на нефть (а это снижение больно ударило  по всем странам ОПЕК). Вводились  квоты добычи (не больше определенного уровня), регулярно собирались совещания стран — членов ОПЕК, за которыми пристально следил весь мир. Согласование — кому сколько добывать — шло отнюдь не бесконфликтно, доходило и до резких конфликтов. Агрессия Ирака против маленького Кувейта (1990 г.) — самый яркий пример этой остроты.

Во-вторых, имелась и стратегическая линия — попридержать добычу, с  тем чтобы богатейший нефтегазовый район мира оказался монополистом в  будущем XXI веке, диктатором цен в  обедневшем нефтью мире.

А как поступала в то же “золотое” для нефтедобывающих  стран время наша страна? Мы наращивали и добычу, и экспорт нефти. Ценнейшее  нефтяное сырье продавалось по крайне низким ценам внутри страны, никак  не стимулируя его экономию. Это  было именно сжигание ассигнаций —  нефть шла по 70 рублей за тонну, тогда  как на мировом рынке она продавалась  в 10 раз дороже. По “мягким” ценам, уступающим мировым, советская нефть  шла и в страны Восточной Европы.

С большим запозданием  все это начало меняться. Лишь в 1990 году были снижены поставки жидкого  топлива в страны Восточной Европы, с 1991 года изменены внутренние оптовые  цены на нефть, а поставки на Восток Европы осуществляются только за твердую  валюту. Наше экономическое положение  не позволяет больше благотворительности, оно требует нормальных расчетов в условиях рыночной экономики.

И все же главным направлением является переход от энергозатратной к энергосберегающей экономике внутри страны.

Самое тревожное в этом — сохраняющаяся у нас тенденция  развития. Если в западном мире шок  кризиса заставил принять жесткие  меры экономии, оперативно приспособить хозяйство к новым условиям, то у нас в годы застоя все шло  наоборот, как бы не замечая угрозы. С 1965 по 1986 год расход электроэнергии на тонну выплавленной стали поднялся в СССР с 689 до 727 квт/ч, на производство тонны бумаги с 697 до 867, на добычу тонны угля — с 29,6 до 33,6, более чем удвоилась энергоемкость нефтедобычи — с 26,3 до 59 квт/ч на тонну нефти.

На единицу валового внутреннего  продукта (ВВП) в середине 80-х годов  наша страна потребляла нефти —на 36%, угля —на 56%, газа—на 42% больше, чем США.

В годы перестройки показатели энергосбережения не улучшились. Более  того, суверенизация республик и  развал Союза существенно ухудшили всю схему энергоснабжения. Теперь при меньшем объеме первичных  энергоресурсов нам придется снижать  энергоемкость всего хозяйства, выходить на режим жесткой экономии. Резкое повышение цен на нефть явится при этом серьезным стимулом к энергосбережению, большей экологичности всего хозяйства СНГ.

В глобальных масштабах энергетическая и сырьевая проблемы – проблемы-близнецы. Появились они в 70-е годы. Проблемы ресурсообеспеченности и раньше приобретали определенную остроту, но обычно это относилось к отдельным  районам и странам. Лишь за три  послевоенных десятилетия из недр Земли  было извлечено больше минерального топлива и сырья, чем за всю  предшествующую историю человечества. Объем мировой добычи полезных ископаемых стал удваиваться каждые 10-15 лет. Это  способствовало возникновению энергетического  и сырьевого кризисов.

 
Объем минерального сырья, извлекаемого из недр Земли

Согласно подсчету ученых из недр Земли за один год  было извлечено столько минерального сырья, что заняло бы железнодорожный состав протяженностью 7000 тыс. км, который мог бы 17 раз опоясать земной шар по экватору!

Ухудшаются горно-геологические  условия, разведка и добыча полезных ископаемых становится дороже. Энергетическая и сырьевая проблемы становятся поэтому  общечеловеческими, глобальными. В  нашу эпоху , как никогда прежде, необходимо рациональное использование  и воспроизводство минерально-сырьевых ресурсов.

Общее количество энергии  и сырья, содержащееся в земных недрах и возникающие на Земле и в  околоземном пространстве, настолько  велико, что теоретически, нельзя говорить об их исчезновении, только надо разумно  и экономно  это сырье добывать и пользоваться им.

4. Демографическая  проблема 

Численный рост человечества и проблемы, с ним связанные,—  тема старая, как мир. Как бы там  ни было, сегодня она снова вызывает пристальное внимание специалистов: демографов, социологов, экономистов, географов. Снова высказывается  опасение по поводу неконтролируемого  роста населения в развивающихся  странах.

Так чем же грозят быстрые  темпы роста населения Земли  и как остановить “людскую лавину”?

“В конечном счете все  будущее планеты Земли зависит  от этого. Растет население, значит —  увеличиваются и потребности  во всем: в продовольствии и промышленных товарах, а значит, и в новых  землях, во все больших количествах  топлива, металла, растет вместе с этим и нагрузка на экологическую систему  планеты; и если так будет дальше, нам не избежать катастрофы...” —  такова была логика одной из первых моделей глобального развития, созданной  в начале 70-х годов группой  американских ученых под руководством Д. Медоуза.

Мы в это время бодро  проповедовали “социальный оптимизм”  — все уладится само собой, все  утрясется, особенно в социалистическом мире. Другие точки зрения клеймились у нас как проявление “профессионального пессимизма” (как же так, остановить рост экономики?) или неомальтузианства (как же так, пытаться приостановить  рост населения?). Своя логика была и  в том, что книга Д. Медоуза  не была переведена в СССР: она пришлась бы явно “не ко двору”.

В 1970 году ежегодный прирост  населения Земли составлял 1,8%, и  отсчет будущего велся по этому исходному  показателю, но в 80-х годах он упал до 1,7%. Казалось бы, “мелочи”, но эти  “мелочи” в абсолютных цифрах выражались уже в десятках и даже сотнях миллионов  людей. Снижение общего прироста населения  планеты отвечает прогнозам оптимистов, как будто бы подтверждает теорию демографического перехода, разработанную  еще в 1945 году крупным западным демографом Фрэнком Ноутстойном.

Согласно этой теории есть три стадии развития, на каждой из них  связаны воедино рост населения, экономическое развитие и социальный прогресс. При этом Ф. Ноутстойн опирался на европейский опыт прошлого, полагая, что путь других регионов примерно таков же, различно лишь время перехода в следующую стадию. В соответствии с его рассуждениями существуют три стадии демографического перехода. Для первой из них характерны высокие  показатели рождаемости и смертности (она уже пройдена практически  всем человечеством). Вторая стадия характеризуется  развитием экономики, прогрессом здравоохранения; при этом рождаемость остается высокой, а смертность резко снижается; в  результате численность населения  быстро увеличивается (на этой стадии сейчас находится большая часть  стран “третьего мира”).