Крещение Руси - момент исторического выбора

 

Содержание

Введение
1	"Культурная морфология" О.Шпенглера	4
2	Загадка рождения искусства	9
3	Реформация: становление  нового образа мира	12
4	Крещение Руси - момент исторического выбора	19
	4.1 Структура Русской  Православной Церкви и её взаимоотношения со светской властью	19
	4.2 Изменения в культуре, связанные с принятием христианства	20
Заключение		23
Список использованных источников		24

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Введение

Культурология - наука о культуре, о смыслах. От истории культурологию отличает то, что история пытается установить время того или иного факта, для историка важен сам факт, а для культуролога важно, что значила культура в то или иное время.

Наиболее распространенным определением культурологи является ее понимание как науки о наиболее общих закономерностях развития культуры. Культурология, как и гуманитарное знание в целом, в силу ряда причин не полностью удовлетворяет тем критериям научности, которые сформировались в рамках естественных наук. Поэтому, когда хотят подчеркнуть социально-научный характер культурологического исследования, опирающегося на соответствующие методы, говорят о социальной культурологии. Следование научной методологии в данном случае является обязательным и затрагивает как объект, так и предмет и метод концептуального изложения.

Необходимый эмпирический и теоретический базис, который служит своего рода критерием обоснованности культурологических гипотез, определяет границы их применения. Гуманитарная проблематика и соответствующий ей стиль мышления обусловлены как неповторимостью каждой личности, ее внутреннего мира, эмоциональных состояний, чувств, одаренности, так и ее принадлежностью к социокультурной среде.

В зависимости  от того, стремимся ли мы исследовать социальные формы жизни человека в культуре, или, напротив, хотим понять индивидуальное, личностное преломление социокультурных феноменов, выбирается и аспект культурологии - либо социальный либо гуманитарный.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

1 "Культурная морфология" О.Шпенглера

В современной зарубежной и отечественной общественной науке существует заложенная П.Сорокиным еще в 1950 гг традиция сравнительного анализа макросоциологических и культурологических теорий Н.Данилевского, А.Тойнби, В.Шубарта, А.Кробера, Ф.Нортропа и др. Причем имена первых двух социальных мыслителей в его анализе постоянно шли бок о бок. В ряду перечисленных имен их сближает не только относительная хронологическая близость, но и многочисленные концептуальные совпадения в толковании хода и структуры мировой истории.

Впрочем, были и вполне естественные отличия. Рассмотрим, как О.Шпенглер в 20-е гг нашего века трактовал историческую "судьбу России", помня, что это был один из центральных сюжетов знаменитой книги Н.Данилевского "Россия и Европа” (1869 г).

В отличие от Н.Данилевского - серьезного натуралиста и трезвого экономиста, стремившегося построить культурологию на естественно научной основе, О.Шпенглер (1880-1936) мыслил скорее художественно, чем научно. Его книги были написаны стилистически привлекательно, но часто абсолютно бездоказательно. Он разрабатывал, не считаясь с общепринятыми понятиями социальной философии, символические концепты-образы оппозиционного характера: стиль-душа культуры, причинность-судьба, механизм-организм, природа-культура, жизнь-история, весьма произвольно применяя их в объяснении общественных феноменов. Хотя О.Шпенглер нигде открыто не ссылается на книгу Н.Данилевского, известно, что он ее читал на русском языке и во французском переводе. Во всяком случае, у него обнаруживаются не только общие темы, изложенные еще Н.Данилевским - отрицание мирового единства человечества и обоснование локальной дискретности культур, их контакты и гибель. Он даже мимоходом, несколько метафорично использовал слова "Россия и Европа". Это не было простым совпадением. Но как же он их понимал - Россию и Европу?

Душа европейской культуры (О.Шпенглер называет ее "Фаустовской") отождествляет себя с безграничным пространством, ее принцип - устремленность вдаль, активное погружение в бесконечность. И образ Бога для нее есть космическая персонификация бесконечности. Вот почему он вечен, бесконечен, всесилен. Отсюда, по О.Шпенглеру, жестокость, фанатизм и нетерпимость европейцев в делах веры.

Символ бесконечности, по Шпенглеру, находит себе подтверждение  во всех сферах деятельности европейцев. Природа для них "не храм, а мастерская". Промышленная экспансия и бесконечно увеличиваемая по объему переделка природы, экономический рост провозглашены важнейшей жизненной целью. Бесконечность постоянно принуждала европейцев к целенаправленным скитаниям.

Как и Н.Данилевский, О.Шпенглер опирался на аналогию культуры и организма. Старческий период организма в применении к культуре он называл "цивилизацией". Это кризисный, предсмертный период, что нашло отражение и в названии книги - "Закат Европы", он награждает ее следующими чертами: уродливой и гигантской урбанизацией, необузданным милитаризмом, тотальной бюрократией, распространением эрзац-искусства, невиданным культом денег, разрушительными войнами. Ряд схожих характеристик кризиса культуры обнаруживается и у Данилевского. Многие из этих характеристик действительно имели место в истории Европы ХХ столетия. Но, как правильно отмечает Э.Соколов, не все в его прогнозах совпало с исторической реальностью абсолютно: философия, поэзия, искусство не погибли, не были вытеснены техникой и бухгалтерским делом, на смену стихийной урбанизации идет движение за оздоровление городов. Европейская цивилизация энергично перестраивается.

Как же Шпенглер описывает  русско-славянскую культуру? Если при  определении западной, фаустовской  культуры он категоричен, резок и четок, то когда он говорит о славянстве, становится неопределенен, осторожен. Впрочем, и он полагает, как Данилевский, что будущее вероятнее всего именно за этой культурой, ибо у нее есть шанс избежать кризиса аналогичного европейскому.

Рассматривать Россию западно-европейскими глазами, с точки зрения европейских социальных идеологий, "расценивая русский народ как любой иной народ "Европы", неверно. Необходимо, во-первых, расширить сферу сопоставления. Понять "всемирно-исторический факт русскости вообще" можно только при сопоставлении этой культуры с большими, старыми культурами Европы и одновременно Китая, Индии, ислама и на протяжении веков. Во-вторых, надо понять ее народ и его душу, реализуемую в политической и экономической деятельности, в повседневной жизни. И тогда обнаружится, что "русский нам душевно очень чужд, так же как индус и китаец, в глубину души которых не заглянуть".

Далее Шпенглер чуть ли не дословно цитирует Данилевского: "Россия и Европа" или "матушка" Россия против "отечества" западных народов, - вот два мира, которые друг другу далеки. Русский хорошо понимает эту необычность. Он никогда не преодолеет, если он чисто русский, своей антипатии или наивного восхищения по отношению к немцу, французу и англичанину. Татарин и турок ему и понятнее и ближе. Если мы хотим узнать точные, действительные географические границы Европы, то надо воспользоваться картами, выпущенными в 1500 г.

Но если дела обстояли так, как их описывал Шпенглер, значит, Россия стала частью Европы, а ее история - частью европейской истории и двойственный ее лик стал одномерным - европейским? Оказывается, по мнению Шпенглера, дела обстоят иначе. Была всегда более или менее сильная оппозиция петровской воле. Началась она еще со стрельцов, сына Алексея, самосожжений и бегства в леса старообрядцев и вызвала к жизни в 30-40-е годы XIX в узкий круг мыслителей - славянофилов. Казалось, что это все находится на обочине общественной жизни России.

В экономической жизни  России, также как и в политической, сосуществуют опять же два течения, из которых одно действовало как нападающее и пронизывающее, в то время как второе вело себя в полном смысле слова как страдающее. Это было старорусское крестьянство с его примитивным сельским хозяйством. К этому течению принадлежит и русский купец с его ярмарками, фрахтами, волжскими судами. Оно включало в себя также русское ремесло и самобытный горный промысел на Урале, которые развивались независимо от западных методов и опыта из древних дохристианских "кузнецов", так как здесь обработка железа была открыта еще во II тысячелетии до новой эры, о чем еще греки имели смутное представление.

Денежная экономика  противостояла товарной экономике. Они задевали, ненавидели или презирали  друг друга, пытаясь уничтожить одна другую. Уже петровскому государству нужна была денежная экономика, чтобы оплачивать его большую политику западного стиля, войска, государственный аппарат управления с его постоянной и явной коррупцией, по своей сути отличавшийся от тайной коррупции западноевропейских парламентариев. Теперь же государство поддерживает и усиливает экономическое мышление, ориентированное западно-капиталистически. Такое направление не было присуще русскости и не понималось ею.

Из этих глубоких и  разнообразных корней выросло мировоззрение  интеллектуального нигилизма, который принес плоды в виде большевизма, разрушил петровскую систему и на ее месте создал что-то свое, что было бы совершенно невозможно на Западе. Столько ненависти было в душах верующих славянофилов к Петербургу и его духу, ненависти крестьян к Миру, деревенскому коммунизму, который противоречил родовому крестьянскому инстинкту собственника, ненависти всех к капитализму, ко всей промышленной экономике, машинам, дорогам, к государству и армии, которые защищали этот циничный мир от взрыва русского инстинкта, религиозной ненависти к непонятным, а потому считающихся безбожными силам, что их хотелось бы не только преобразовать, но и вовсе уничтожить, придав тем самым своей жизни утраченное смысловое значение.

Шпенглер считает самой  роковой ошибкой Запада очередной "крестовый поход" западных держав против России. Данилевский явно бы поаплодировал этому высказыванию, ибо оно совпадало с его собственными пророчествами и желаниями.

Далее Шпенглер так оценивает ситуацию 20-х гг нашего века. Он считает, что потеря Балтийских провинций не сильно тревожит русских. Петербург, брошенный на произвол судьбы, превратился в городские руины петровских планов. Старая Москва вновь стала центром государства. Но планы захвата Турции и ее раздел на зоны влияния между Францией и Англией, основание малой Антанты Францией, которая поставила под угрозу выход России к югу со стороны Румынии, а также французские попытки с помощью восстановления Габсбургской империи господствовать по линии Дуная и на Черном море делают Англию и, прежде всего, Францию объектами русской ненависти.

Немецкая политика по отношению к этой быстро меняющейся, становящейся, растущей России нуждается  в политическом мастерстве большого государственного деятеля и знатока  этого вопроса. Шпенглер признается, что он такого не знает.

Шпенглер полагал, что  очень трудно разглядеть тенденции  настоящей и будущей русской  экономической жизни, которая только поверхностно охвачена государственным  капитализмом, а в глубине подчинена  почти религиозному восприятию и строго отделена от большой политики. Но поэтому из-за границы правильно ее проанализировать еще труднее. Россия при последних царях внешне являла собой экономический образ вполне европейского типа. Большевистская Россия хотела бы стать не только такой же, а более того, в своем коммунистическом варианте стать даже образцом для Запада. Но рассматриваемая с точки зрения западной экономики Россия - это фактически огромная сырьевая территория, население которой занято крестьянским трудом и ремеслами. Промышленность и ею созданные грузовые железнодорожные перевозки, сбыт товаров через оптовую торговлю были и остаются ей внутренне чуждыми.

Что же касается денег, то города для русских - рынки для движения сельскохозяйственной продукции, для Запада же с VIII столетия это - центры денежного обращения. Экономическое "мышление в деньгах" еще долгое время будет русским недоступно, и Россия, с точки зрения иностранной экономики, колония.

Как же мы можем оценить  нарисованную Шпенглером картину? В  первую очередь следует отметить два момента. Во-первых, характеристика славянской истории, русской культуры, реформ Петра I, нигилизма, подражания Западу, сопоставление Ф.М.Достоевского и Л.Н.Толстого со всеми ее ошибками и проницательностью во многом усвоены им из работ славянофилов разных поколений. Тут нет личных откровений, а есть ученическое повторение. Во-вторых, его откровенно-почтительное уважение к неевропейской русской культуре и призыв к сотрудничеству и обдуманной политике Германии в отношении с Россией носил скорее характер "желаемого", чем реалистического. Мы знаем, как нацистская Германия ответила на этот призыв. И уже во время штурма Берлина советскими войсками Гитлер признался приближенным, находившимся рядом с ним в бункере: " ...вероятно, "славянский тип" выше германского".

Через десять лет после  доклада Шпенглера, основные положения которого были приведены выше, Геббельс обратился к нему с предложением о тесном сотрудничестве на почве идеологии. Но Шпенглер отнесся скептически к "тевтонским" притязаниям нацистов и их мечтаниям о восточных территориях. Здесь он оказался прав. В ответ нацисты изъяли его сочинения из общественных и университетских библиотек, запретили чтение лекций и публицистическую деятельность. Он был объявлен "врагом германского народа и нацистской революции".