Инокультурные образы и реалии в романе М.А. Шолохова "Тихий Дон"

3. Венгры, австрийцы.

Единичные образы-персонажи  описаны в ситуациях, предшествующих гибели. Они никак не проявляют  свои ментальные характеристики.

4. Французы.

Представители французской  нации, как правило, входили в состав английских интервентских формирований, ни один из французов не изображен отдельно, следовательно специфических черт, характеризующих французскую нацию в романе не представлено.

5. Евреи  в романе составляют особый пласт всех инокультурных образов. Главная особенность этой нации в том, что ее представители не имели во время действия романа четко закрепленного места обитания и во многом воспринимали культуру тех народов, среди которых жили.

    У Шолохова евреи показаны или жертвами военных действий (еврей, у которого украли часы), или предприимчивыми авантюристами (например, еврей, пытавшийся вступить в банду Фомина), партийными и военными функционерами (Штокман, Абрамсон) − проводниками революционных идей. Показателен образ Анны Погудко − женщины, принесшей себя в жертву революционной идее.

      6. Турки как национальность представлены двумя персонажами в соответствии с общепринятым стереотипом турецкой нации. Мать Прокофия Мелехова (она же «пленная турчанка») здесь, как уже отмечалось, играет определенную роль. Ее «кровь» способствовала формированию характера и темперамента главного героя романа Григория Мелехова, который приходился ей родным внуком. Ее восточная таинственность, непосредственность и чувственность и страстность стали спутниками Григория по жизни. Захваченный в плен турок со слов деда Гришаки вообще является «внесценическим» персонажем.

7. Калмыки.

О них мы узнаем чуть больше. Кроме того, что они почти в  совершенстве владеют русским языком, указывается принадлежность к другой нежели в России религии и специфический  внешний.

8.       Кавказцы.

 Этот этнос представлен в романе одним инокультурным образом (ингуш)). Указанные народы при всем богатстве и колоритности собственных красок схожи не только в знаках, образах, критериях преломления мира, но и еще в одном, принципиально важном качестве − в противоречивости, вероятно, отразившей присутствие корней Востока и Запада. С одной стороны − западная практичность, с другой − подчинение деспотической и корыстолюбивой власти. Нечто подобное мы наблюдаем и в «Тихом Доне». Специфика кавказской инокультуры выражена в романе в «действенном» типе личности: представлен персонаж, противостоящий опасностям на основе соорганизации всего общества. Ингуш как раз вписан в социум, в котором ему приходится играть не последнюю роль.

Еще одна особенность  бытования инокультурных образов: они, как правило, представлены в динамике взаимодействия с носителями казачьей (российской) культуры. Тем самым диалог культур в романе получает развернутое и многообразное воплощение, что отражает специфику существования российского социума, особенно ярко проявлявшегося в исторически переломные эпохи.

Проанализировав «восточные»  и «западные» образы мы пришли к  выводу, что наряду с «пространственно-временной» классификацией может быть намечена классификация «номинативная» (по признакам  обозначения персонажа в романе). Здесь можно выделить три типологические группы.

1.   По национальному признаку (выделение образов по принципу отнесенности к определенной национальности, ясно обозначенной в тексте): «австриец без винтовки», «еврей с красивым лицом», «молодой еврей», «немец», «турчанка», «немолодой калмык».

II. По социально-классовой стратификации (выявление принадлежности того или иного образа к классу, сословию, профессии). Здесь в основном были выявлены персонажи военные: «английский полковник», «англичанин-офицер в пробковом шлеме», «венгерский гусар», «еврей-врач», «ландштурмист», «калмык − старший урядник», «офицер-ингуш», «молодецкий офицер». У некоторых этих образов к классовой отнесенности продолжает указываться отнесенность национальная. Эта группа персонажей представляет собой некое более развитое целое, нежели предыдущая. Этих персонажей уже нельзя назвать компонентами массы, потому что в каждом из них тем или иным образом проскальзывают индивидуальные черты.

III.По конкретной фамилии / имени: Федот Бодовсков; Бертело, Эрлих, Эдвардс, Олкотт; Бонд, Блумфельд, Монро, Ошэн, Дюпре; Кемпбелл; Кокенхаузен, Стефании; Пул, Кисс, Бриггс; Анна Погудко, Штокман, Абрамсон. Среди генералов и офицеров много немцев, англичан и французов, появляющихся при разных обстоятельствах. Среди них − реально существовавшие лица. По мнению современных исследователей, «молодой писатель с осторожностью обрисовывает мало знакомый ему мир иноплеменников и нарочито придерживался здесь реальной канвы. По той же причине почти все иностранцы показаны Шолоховым только с внешней стороны».

Действие романа «Тихий Дон» имеет точную временную протяженность: с мая 1912 года по март 1922-го. Это десятилетие  русской истории наполнено событиями  исключительного значения. Это события  первой мировой войны, Октябрьская  Революция и Гражданская война в России, иностранная интервенция, пытавшаяся расчленить Советскую Россию. Все эти безмерные по сложности явления получили в романе Шолохова высокохудожественное отражение. Автор внимательно следит за географическими и даже топографическими  приметами места действия. Та же повествовательная стратегия касается и постепенного вплетания в канву действия образов «иностранцев». Но это вплетание неравномерно, поскольку соответствует строгому хронологическому описанию исторических событий.

        Первые две части посвящены исключительно событиям в хуторе Татарском и вокруг него. Однако уже в третьей части реально-исторические события широко вторгаются в жизнь шолоховских героев, и так на протяжении всего произведения вплоть до его завершения. События подлинной истории естественно преображены писателем в художественные образы. 

Первая книга.

Часть первая. Здесь инокультурные образы проявляются с небольшой интенсивностью, автор как бы открывает свое повествование различного рода инокультурными реалиями. Самые первые строки открывают видение двух дорог, двух миров − Запада и Востока, которые сошлись на мелеховском дворе. Да и двор этот тоже в некотором роде «восточный», так как его обитатели − «Турки». Интересно, что с восточной стороны  хутора открываются широкие просторы степи и шлях, описания которых несут историческую память поколений. Здесь неслучайна полынная проседь, ассоциирующаяся с горечью пришедших по этой дороге или уходящих. «Много казаков пало там в боях, погибали по дороге, поймав пулю в грудь, падали под ноги коней, сражённые пиками и ятаганами в сабельных рубках, от удара кинжала в ночи, гибли и днём и ночью». Снова имеем здесь указание на бывшее присутствие иностранного «восточного» оружия. Например, ятаган − большой кривой турецкий кинжал.  

Часовенка на развилке по-своему обозначает альтернативу: куда пойти? − выбор пути, некое сакральное перепутье, неясное, «задёрнутое текучим  маревом», (как извечное перепутье  былинного русского богатыря).

        Мать Прокофия Мелехова («турчанка»). Ее образ вынесен в самое начало романа (1 глава) не случайно: с его помощью даются объяснения  личностных особенностей всех членов семьи Мелеховых, действующих на страницах романа. Это и специфическая «диковато-красивая» внешность, индивидуальные черты темперамента и поведения.          Этот образ является ярким примером проявления  вопроса национальной идентичности на страницах романа «Тихий Дон». Этот вопрос отражает свойство человеческой психологии. Если человек знает, откуда берет начало его этнос, это способствует его укоренению в жизни и истории. То же применимо к образу главного героя Григория Мелехова, его принадлежность к турецкому этносу на каждом этапе его жизнедеятельности дает о себе знать.

         В этой же части появляется тоже турецкий образ − «молодецкий офицер», о котором рассказывает дед Гришака на свадьбе Григория и Натальи.

         В явно обозначенных инокультурных (калмыцкой, турецкой) реалиях и образах присутствует кавказская тема. Опять же на свадьбе Григория дед Гришака вспоминает о том, как в прошлом «Кавказ покоряли»(I? 88-890) В последующих частях появится кавказский  образ уже непосредственно.

         Здесь мы делаем выводы о наличествовании некого «восточного» и как будто бы романтического ореола начала романа.

         Во второй части образы «иностранцев» в буквальном смысле не встречаются. Хотя инокультурное взаимодействие в системе «свой» − «чужой» здесь присутствует, связанное с образами купца Мохова и коммуниста Штокмана.

  Часть третья посвящена описанию событий Первой мировой войны. Роман «Тихий Дон» стал еще одним звеном в системе художественных полотен на эту тему наряду с отечественными и зарубежными произведениями таких писателей, А. Н. Толстой, Э.−М. Ремарк, Э. Хемингуэй.

 Григорий Мелехов на войне. Через всю фабульную систему проходит лейтмотивом реплика донских казаков о войне, которые понимают ее как «чужую»: «Нам до них дела нету. Они пущай воюют, а у нас хлеба не убратые». Приоритетом в этой части пользуются образы «Запада»: поляки, встречающиеся по пути продвижения русской армии, австрийцы и венгры, с которыми она вступает в бой. Но эти образы постепенно удаляются из поля зрения автора и читателя, поскольку мировая ройна все более проецируется на событие, происходящее в России и непосредственно на Дону.

В этой части взаимодействие с европейской цивилизацией осмысляется  с позиции «своего» и «чужого» в условиях войны. Донцы относятся  к ней как к особенному событию, которому еще не было равных по масштабам  и по жестокости: «Не похожа на турецкую выйдет война? Теперь ить вон какая оружия пошла». Здесь почти на каждой странице ключевым является слово «чужой»: «Чужая земля», «чужой язык», «чужого вида постройки». Примечательно также то, что с западной культурой контактирует не только какой-нибудь отдельный индивид, а вся русская (донская) нация в целом. Шолохов использует сквозной компаративный прием. Реалии этой «чужой» земли постоянно сравниваются с Донщиной: «Трава тут поганая. Против нашей степовой не выйдет».

Итак, подводя итоги  по первой книге, можно с утверждать, что она имеет в плане системы построения инокультурных образов и реалий кольцевую композицию. Это значит, что помещение в самую первую главу (своего рода экспозицию) пространственных координат не было случайным. Так, первая часть посвящена Востоку с соответственным акцентированием читательского внимания на восточных образах, вторая часть повествует о довольно непростом взаимоотношении России «казачьей» и России «центральной». События третьей части направлены на Запад. Очень важно отметить, что во всех этих трех изменениях казачество «чувствует себя» по-разному − на этногенетическом и социокультурном уровне.

Вторая книга носит несколько иной характер.

Часть четвертая. С пространства первой мировой войны автор переносит нас снова на Дон, в ту самую первоначальную точку отсчета, заявленную в начале первой книги, а именно к событиям корниловского мятежа, к началу Гражданской войны. «Враждебный» акцент переносится во времени и пространстве. Окончание для России Первой мировой войны не принесло стабильности. Новые испытания повлекли новые инокультурные взаимодействия в пределах одного этноса. В схватку между «братьями»-русскими то и дело вторгаются представители других этносов. Так появляется восточный образ офицера-ингуша, относящийся к иной  этнической структуре со своими национальными особенностями. Фигурируют и образы западных «союзников» (например, французский атташе Кайо).

Одним из центральных  образов пятой части повествования является Анна Погудко. Она действует, появляясь в двенадцати главах. Бунчука и Анну можно считать главными героями этой части, посвященной описаниям гражданской войны на Дону зимой 1917−1918 года. Характерно при этом, что и Анна, и Штокман исчезают из сюжета романа − гибнут. В прерывистых, резко обрывающихся судьбах этих революционеров найден тонкий художественный образ самой революционной страсти, ее яростная вспышка в действии, суровая судьба ее участников.

В части шестой продолжается Гражданская война. Появляются интервенты в штабе атамана Краснова. Это и немцы (офицеры и солдаты) − подлинные исторические лица − (Кокенхаузен, Шлейниц, Стефани). Англичане: подлинные (Бонд, Бриггс, Монро, Пул, Эвальд) и вымышленный Олкотт. Французы представлены подлинными лицами: Дюпре, Ошэн, Фор, Франшэ д'Эсперне, Фуке, Эрлих и вымышленным Бертело. Нужно отметить, что распределение этих образов в порядке появления в главах неравномерно. Как правило так называемые военные или политические главы чередуются с главами «мирными». Этот организующий повествование прием помогает разнообразить осуществление авторской стратегии, переставляя акценты на различные стороны описываемых реалий, а также эти образы, составляющие пеструю многонациональную ткань, усиливают шолоховский трагизм изображения страны, терзаемой с западной стороны интервентами. Вплетание конкретных иностранных фамилий претендует на усиление эффекта достоверности, а также масштабности и глобальности изображаемого.

Часть седьмая содержит описание событий после Верхнедонского восстания. Дон переходит в руки Красной Армии. Из «восточных» образов появляются калмыки, в основном служащие в карательных отрядах красногвардейцев. Продолжается интервенция и связанное с ней вплетание образов англичан («англичанин в пробковом шлеме», «английский полковник», Кемпбелл). Намечается резкое обострение диалога культур седьмой части по принципу «свой» − «чужой», как и в третьей части. Только если ранее эта антиномия носила ярко выраженный негативный характер, то теперь это противостояние иного рода, напоминающее «холодную войну».