Автор работы: Пользователь скрыл имя, 14 Июня 2013 в 18:52, контрольная работа
В XVIII столетии русская культура вступила в новый период своего развития. Это был первый век развития светской культуры, век решительной победы нового, рационалистического мировоззрения над суровыми, аскетическими, догмами религиозной морали. И вместе с тем русская культура XVIII века не отвергала своего прошлого. Приобщаясь к богатому культурному наследию Европы, русские деятели в то же время опирались на коренные отечественные традиции, накопленные за длительный предшествующий период художественно-исторического развития, на опыт древнерусского искусства.
не случайны: они заранее определены местом его рождения. Леон родился в
«маленькой деревеньке», расположенной у слияния Свияги с Волгою, в
старинном русском крае, отмеченном в памяти веков немаловажным
событием. Эпитет «маленькая» показывает отсутствие большого дворянского
гнезда, удаленность от крупных русских городов. Одно из значений эпитета
«маленькая» указывает на близость к народной культуре. Здесь, «как известно
по истории Натальи, боярской дочери, - пишет Н.М.Карамзин, - жил и умер
изгнанником невинный боярин Любославский…» [9, 585]. Тут же родился
прадед, дед и отец героя, участник турецкой и шведской компаний, тут же по
соседству родилась и выросла его мать. Все эти исторические упоминания
немаловажны, равно как и историческая связь героев известной и любимой
читателями повести Н.М.
действующими лицами его романа. Писатель предстает перед нами не только
художником, но и историком, не упускающим возможности соединить нитью
единой исторической хроники события, разбросанные в столетиях. Леон
становится героем этой полувымышленной, но правдоподобной хроники, а его будущее, характер, тип, внутренний мир становятся частью отечественной
истории на ее новейшем витке. Личная жизнь героя должна стать составной
частью исторической жизни и оцениваться с этой точки зрения.
Не только личными, но и характерно историческими обстоятельствами
становятся и природное
человеческая среда, в которой он вырастает и народные поверья, обычаи и
нравы, отразившиеся на его судьбе. Так, в рамках сентиментальной повести
можно выделить не только черты романтизма, но и реализма, которые были
нами очерчены в повестях.
Леон родился в мае, когда
земля оделась весенними
молодой листвой. Обо всем этом говорится в романе несколько риторически и
нарочито приподнято в стилистике
сентименталистского
неестественности
природы: Леон родился «в то время, когда природа, подобно любезной
кокетке, сидящей за туалетом, убиралась, наряжалась в лучшее свое весеннее
платье; белилась, румянилась весенними цветами, смотрелась с улыбкой в
зеркало… вод прозрачных и завивала себе кудри… на вершинах древесных…»
[9, 585]. Но уже продолжение
атмосферу, атмосферу народных примет, верований и предсказаний судьбы.
Леон родился во время, когда природа уподобилась кокетке, «то есть в мае
месяце, и в ту самую минуту, как первый луч земного света коснулся до его
глазной перепонки, в ореховых кусточках запели вдруг соловей и малиновка, а
в березовой роще закричали вдруг филин и кукушка: хорошее и худое
предзнаменование, по которому осьмидесятилетняя повивальная бабка,
принявшая Леона на руки, с веселою усмешкой и с печальным вздохом
предсказала ему счастье и несчастье в жизни, ведро и ненастье, богатство и
нищету, друзей и неприятелей, успех в любви и рога при случае. Читатель
увидит, что мудрая бабка имела в самом деле дар пророчества… Но мы не
хотим заранее открывать будущего» [9, 585]. Таким образом, уже первые
минуты вхождения героя в мир овеяны фольклором.
Изменение тона повествования в сравнении с предыдущей цитатой из одного
и того же абзаца связано с переносом акцента со стилистики сугубо
литературной, на стилистику, вобравшую в себя влияния фольклорной
культуры. Меняющейся интонации соответствует и смысл второго из
приведенных отрывков, начинающих тему судьбы героя. Характерно, что эта
тема открывается обращением к миру народной культуры, с которым
соприкасается карамзинский герой, так как духовный мир Леона
сформировался под ее воздействием, в «маленькой» деревеньке, сохранившей
традиционное мировоззрение
Народные приметы, поверья, отраженные хотя бы в пословицах и
поговорках, отмечают май как наделенный несчастливой для разного рода
добрых ожиданий судьбой. Роковая роль мая как начала жизни или семейной
жизни здесь особенно характерна. Май как недобрый для новорожденных и
молодоженов срок подчеркивается как бы по контрасту с порою ожиданий,
расцвета природы, появления первой
травы после зимнего и
оскудения и бескормицы. За радостью расцвета скрывается роковая угроза.
«Хотя и повторяют деревенские краснословы, замечает по этому поводу
А.А.Коринфский, - что «Майская трава и голодного кормит» («Апрель с водою
– май с травою»), хоть и замечают погодоведы завзятые, что: «Май холодный
– год хлебородный!», «Март сухой да мокрый май – будешь кушать каравай!»,
«Коли в мае дождь – будет и рожь» и т.д., но они же гуторят и: «Захотел ты в
мае добра!», «Захотел ты в мае у мужика перепутья (хлебом-солью на
перепутье подкрепиться)», «Живи, веселись, да каково-то будет в мае!». Да и
не только для одних деревенских хлебоедов тяжеленек месяц май: с чего-
нибудь, откуда ни на есть да взялись привившиеся к нашему суеверию
крылатые слова: «В мае родиться – век маяться!», «Женишься в мае –
спокаешься, всю жизнь промаешься!», «Рад бы жениться, да май не велит!» …В старые годы все сватовства приканчивались с последним днем апреля» [82,
54-55].
Другая существенная сторона народных представлений, связанных с
рождением человека и отраженных в романе, заключается в обиходных
верованиях, согласно которым судьба человека определяется случайными
событиями, встречными происшествиями, обстановкой, природными
явлениями, совпадающими по времени с рождением и сопутствующими ему,
попадающими в поле зрения роженицы, окружающих ее людей и самого
новорожденного. А.Н.Веселовский, наиболее разносторонне и полно
исследовавший идею судьбы в фольклоре и народных верованиях, отмечает
этот момент в качестве исторического этапа развития народных представлений
о судьбе-доле, участи, счастье и несчастье. В дополнение представлений о том,
что доля является прирожденной и дается матерью через акт рождения или о
том, что долю человеку нарекают в качестве приговора роженицы
(западноевропейские фильгьи) является позднее взгляд на судьбу-долю как
результат встречи, случая, неожиданного постороннего влияния. «Новым
моментом в развитии идеи судьбы, - пишет А.Н.Веселовский, - явился мотив,
устранивший представление унаследованности и неотъемлемости: момент
случая, неожиданности, счастья или недоли, навеянных со стороны, ни весть
откуда» [82, 55]. Этот этап развития народных верований в судьбу-долю,
навеянную со стороны и, что важно, в сопоставлении с мотивами романа,
особенно со стороны природных сил и влияний широко отражен не только в
пословицах и поговорках, но и в народной лирической песне. Так одна из
тематических групп имеет
печально и безрадостно, так как мать родила ее в недобрый час, когда
разливалась вешняя вода, затопившая луга и калину с малиною, или когда
калина с малиною зацвели слишком рано:
Калинушку с малинушкой вода поняла;
На ту пору матушка меня родила.
Или:
Калинушка с малинушкой рано расцвела;
В ту пору-времячко мать дочку родила. [82, 55-56].
Согласно А.Н.Веселовскому, на этой стадии народных представлений о доле
появляется возможность
волю. Судьбу можно переработать, от нее можно уйти. «Когда к
представлению прирожденной доли примешалась идея случайности, доли,
навеянной со стороны, но и отводимой, само понятие судьбы должно было
расшириться по разным направлениям. Долю можно было изменять, добиться
другой…» - пишет А.Н.Веселовский [82, 56]. Такая возможность выхода из
роковой предопределенности для романа и романтического героя очень важна,
так как обнаруживает действенное начало мысли героя, его чувства и волевого
душевного импульса, противопоставленных так или иначе складывающимся
обстоятельствам.
Восьмидесятилетняя
контексте приведенного отрывка в двойной роли: она толкует природные
предзнаменования, но и как бы отчасти, подобно роженице, нарекает судьбу
(родильный обряд). Первая роль вполне народная, вторая – скорее
литературная, она могла возникнуть у Н.М.Карамзина не без влияния
западноевропейских
Ш.Перро («Спящая красавица») и следовательно в основании тоже имеет
фольклорные корни. Первая роль важнее. Предзнаменующие природные
образы должны не только предупредить будущего героя, но и приблизительно
наметить будущие сюжетные линии самого романа (счастливая и несчастливая
любовь, измена, богатство и бедность, разочарования). «Читатель увидит, что мудрая бабка имела в самом деле дар пророчества», - говорит Н.М.Карамзин
[9, 585].
Само же пророчество, его формы, символика природных образов выступают
в двойном плане: фольклорном и литературном, причем первый имеет
преобладающее значение в романе.
Природные предзнаменования группируются по признаку кричащая или
поющая птица и место, где это происходит (роща, кусты): «в ореховых
кусточках запели вдруг соловей и малиновка, а в березовой роще закричали
вдруг филин и кукушка: хорошее и худое предзнаменование!» [9, 585]. С
точки зрения фольклора, соединение примет или символов в единой картине –
черта традиционная. Фольклорное символическое песенное значение образа
орешника Н.И.Костомаров определял как женское начало, связанное с
призывом любви. «К женским символам, - писал он, - принадлежит лещина
(орешник), встречается в песнях, хотя и не часто. В одной песне лещина
противопоставляется дубу, который сообразно своей постоянной символике,
здесь явно означает молодца… Орех – символ приглашения к любви» [82, 57].
Образ соловья в народной русской и вообще восточнославянской песне –
символ мужской любви, молодого человека, не нашедшего или ищущего
постоянной привязанности и страдающего от этого. «В целом образ соловья
символизирует холостого парня, не желающего брака или молодого мужчину,
несчастного в браке», - пишет Т.А.Бернштам [82, 57]. Пение соловья, по
народным приметам, связано с маем и началом майского цветения. «Второе
мая – соловьиный день; с него в средней полосе соловьи запевают… Поют
соловьи перед Маврой (накануне 3 мая) – и весна зацветет дружно!» [82, 57].
Следовательно, с фольклорной точки зрения, мы видим здесь контрастное
соединение символических
Контрастно соединяются также и образы кукушки и филина, с одной
стороны, с символическим образом березы и березовой рощи – с другой.
Береза в народной песне – женский образ, связанный со счастливой или несчастной любовью. Интересно, что исследователи определяют особый его
оттенок, когда береза – это мать. В свадебной лирике береза – это символ
девушки, а, более всего, замужней женщины, матери [92, 196]. Это особенно
примечательно потому, что мать Леона играет исключительную роль в его