Автор работы: Пользователь скрыл имя, 26 Апреля 2014 в 17:37, реферат
Александр Александрович Бестужев (псевдоним Марлинский, 23 октября (03 но-ября) 1797 г. — 07 июня (19 июня) 1837 г.) — прозаик, критик, поэт. Второй сын извест-ного радикального писателя А. Ф. Бестужева. До десяти лет учился дома. В 1806 г. его отдали в Горный кадетский корпус, где он не проявил большого интереса к точным наукам, но увлекся словесностью. Не закончив курса обучения, Бестужев в 1819 г. поступил юнкером в лейб-гвардии драгунский полк и через год был произведен в офицеры. Полк, в котором служил Бестужев, стоял под Петергофом, в местечке Марли (отсюда и псевдоним — Марлинский). Здесь и началась литературная деятельность Бестужева: в 1818 г. он дебютировал в печати переводами стихотворных и исторических сочинений, а затем и критическими статьями.
Другие тюркские слова, впервые вводимые писателем в русский литературный язык или малознакомые русским читателям, сопровождаются подробными разъяснениями, данными большей частью в примечаниях. Вот некоторые из них: "У бурдюков, то есть кожаных мехов, обыкновенно одна из четырех лапок служит краном" [6, с. 181]; "Доннух - жалование, чем бы оно ни выдавалось. Муштуллух - отдарок за приятную весть сукном, конем, оружием" [6, с. 199].
Впрочем, иногда, увлекшись своим знанием азербайджанского языка, Марлинский забывает дать перевод непонятных для непосвященных слов. Так, в некоторых произведениях без разъяснений и переводов даны такие непонятные для русского читателя слова и выражения, как "рахтар зерном", "абарат на русском и татарском языках", "мирзы на ферманах", "два агача, биюгюм" и некоторые другие [6, с. 198, 200, 206, 210]. Правда, перевод и разъяснение большинства таких слов можно найти в других, более ранних произведениях писателя-декабриста. Видимо, он считал, что его читатели внимательно следят за его произведениями. Так, в "Последней станции к старой Шамахе" Марлинский передает следующий свой диалог с погонщиком:
- Далеко ли в город?
- Два агача, биюгюм.
- Полно! Не слишком ли?
- А может и слишком: кто мерял!"
[6, с. 210].
Совершенно очевидно, что первый ответ погонщика мало понятен не знающему азербайджанский язык. Но внимательный читатель мог найти разъяснение этих слов в одном из примечаний к "Амалат-беку", увидевшему свет в 1832 г.: "Агач - семь верст. Он называется конным. Пешеходный - четыре версты" [6, с. 455].
Поскольку герои "Последней станции к старой Шамахе" едут верхом в Шамаху из близлежащей станции, автор удивляется названному погонщиком расстоянию до этого города - четырнадцать верст.
В других случаях перевод и разъяснения неизвестных русскому читателю слов даны в более поздних произведениях писателя. Так, в "Пути до города Кубы" (1836), передавая рассказы попутчиков о Мулла-Нуре, Марлинский отмечает, что последний "во время голода брал рахтар зерном со всех вьюков с пшеницей... и раздавал... самым бедным людям" [6, с. 198]. Объяснение выделенному слову можно найти в примечаниях к слову рахтар в "Мулла-Нуре" (1836): "Пошлина. В мусульманских провинциях не только провоз товаров через каждый город обложен ею, но, по старым правам, многие ханы взимают пошлину за переезд через свои владения" [6, с. 364] (9). Таким образом, Мулла-Нур, обложив пошлиной богатых людей, боролся с ними их же оружием.
Вообще в "Мулла-Нуре", последнем кавказском произведении писателя, особенно богатом азербайджанскими словами, буквально каждое слово тюркского происхождения сопровождается подробным разъяснением. Именно поэтому, вместе с разъяснением впервые вводимых в русский язык тюркизмов, Марлинский переводит и разъясняет те тюркские слова, которые были им раньше использованы без перевода и разъяснения. Так, в "Пути до города Кубы" писатель-декабрист без каких-либо разъяснений писал: "И вот передо мной абарат, на русском и татарском языках'' [6, с. 200]. Использовав это же слово в "Мулла-Нуре" ("Без абарата здесь и лбом ни одной двери не отворишь"), Марлинский сопровождает его следующим примечанием: "Абарат - необходимая вещь для путешественников по Азии: это предписание начальника округа или хана, чтобы вам давали ночлег, пищу и коней" [6, с. 372].
Однако большей частью неизвестные русскому читателю тюркизмы Марлинский, как правило, сопровождает разъяснениями. Причем в одних случаях автор ограничивается только переводом того или иного тюркизма на русский язык, помещая его в скобках непосредственно после нововводимого тюркизма: "они смутились, оробели... стали кричать "Аман (пощада)", махать шапками"; "бейдахдар (знаменщик)"; турецкая гайти (конница)"; "Кази-Мулла геляды (идет)"; "качты, качты (бежал)!" - раздалось со стен"; "Кара-полковник (то есть черный)"; "наследник майсумов (князей)"; "чап; чап! то есть марш, марш"; "под предлогом шариата, то есть толкования курана, проповедовал он ненависть к русским"; "Где же Шайтан-кюприси, чертов мост, которым меня столько пугали?"; "Югюрь, югюрь (бегом)!" - кричат со стены татары [6, с. 41, 34, 30. 13, 21, 206, 17] (10). В других случаях, наоборот, написав о чем-то по-русски, писатель, как бы вспомнив о своем знании азербайджанского языка, дополнительно дает тюркский вариант разъяснения: "табасаранские беки... избрали себе в главу, то есть в кадии, Исаи-бея": "царские пистолеты падишах тепенджи - так называют татары пушки"; "ну да это безделица, пуч зач"; "И ты получил уже уплату и подарочки, бир доннух, бир муштуллух, за свой прекрасный поступок?" [6, с. 46, 60, 210, 199].
Все авторские примечания и разъяснения сохранили свое значение для читателя, не владеющего азербайджанским языком, вплоть до наших дней, ибо, с одной стороны, они выполнены на высоком лингвистическом уровне, а с другой стороны, кавказские произведения Марлинского, как правило, издавались и издаются без сколько-нибудь подробных редакторских комментариев.
Наряду с вводом большого количества неизвестных русскому читателю тюркизмов, писатель в кавказских очерках занимается и образованием новых русских слов на основе тюркских корней. Эта словообразовательная работа проходит у него в двух направлениях:
1) из тюркских новые русские слова создаются по канонам русской грамматики. Например, духан - духанщик;
2) новые слова образуются из
тюркизмов по канонам
В целом тюркизмы, впервые вводимые Марлинским в кавказских произведениях, можно разделить на следующие группы:
1. Слова, обозначающие действие. Никто
из русских писателей, обращавшихся
в прошлом веке к кавказской
теме, не может сравниться с
Марлинским в знании местных
языков. Отсюда не только
2. Слова, обозначающие некоторые
абсолютно неизвестные
3. Слова, обозначающие наименование по социальному признаку, неизвестные русскому читателю (юзбаши, пир, майсум, микелляр, назир, нукер, сардарь).
Часто и с подробными разъяснениями Марлинский дает географические понятия и названия кавказского края. В правописании последних писатель особенно точен, в отличие от своих собратьев по перу. При этом он не только старается дать верное написание местного названия, но и исправляет ошибки, допущенные его предшественниками. Не случайно уже в одном из ранних своих кавказских произведений - "Пути до города Кубы" - Марлинский высмеивает тех, кто путает кавказские географические названия: "...между дюжинами адресов один другого курьезнее, как, например: в Грузию, в Дербенъ, на остров Кубу, что в Персии, на Кавказской линии и тому подобных..." [6, с. 196] отыскивает он свою корреспонденцию. Писатель дает разъяснения некоторых географических наименований и названий: "Дагестан, то есть страна гор" [6, с. 6]; "тавлинцы (от тав - гора)" [6, с. 5]; приводит для сравнения местный и русский вариант их прочтения: река Самбур - Самур; Лезгистан - Легзия, причем во многих случаях отдает предпочтение местному варианту, например, он пишет Шамаха, а не Шемаха. Поэтому неудивительно, что все географические названия и понятия в кавказских очерках Марлинского тщательно выверены и точны и их можно найти и на современных географических картах Азербайджана и Дагестана: Баку, Дербент, Шах-даг, Ширвань, Алты-Агач, Кунакент, Гусари, Куба, Апшерон, Ели-су, Кази-Кумык, Топчи, Топдаг, Тарки.
В кавказских произведениях Марлинский приводит также свои наблюдения над особенностями азербайджанского языка. Так, описывая город Куба, он пишет: "Улицы... Дай бог памяти, есть ли, полно, там улицы? По крайней мере, дыры, сквозь которые лазит православный и правоверный народ, воистину достойны изучения, хотя изучение их во сто крат отчаяние татарских деепричастий" [6, с. 194]. В другом месте, пересказав по-русски следующие слова своего погонщика: "С разбитым носом и поджавши хвостик, удирал, убежал он (черт. - А. Г.) в город", писатель в примечании отмечает, что азербайджанцы "беспрестанно употребляют плеоназмы: гюр, бах (гляди, смотри), ишляди, куртады (сделал, кончил) и т. п. вы услышите десять раз в минуту" [6, с. 206].
Подобные замечания мог сделать только человек, в совершенстве владеющий языком. В кавказских произведениях Марлинского много фактов, говорящих о глубоком знании автором азербайджанского языка: "Меня очень любят татары за то, что я не чуждаюсь их обычаев, говорю их языком" (11); "Когда я заговорил по-татарски... у него упали руки при мысли, что я могу без толмача пересказать его женам вздоров с три короба": "Мне хотелось променять с чиркейцами несколько слов, и я обратил речь к молодому человеку..."; "Желая, однако ж, узнать мнения дербентцев... я нередко, нахлобучив папах на брови, закутан в татарскую чуху, вмешивался в толпу и прислушивался к народным толкам" [6, с. 21, 225, 42, 13].
Таким образом, в кавказских произведениях Марлинский, наряду с так называемыми устоявшимися тюркизмами, использовал большое количество слов тюркского происхождения, неизвестных русскому читателю. Тюркизмы в 30-е гг. становятся неотъемлемой частью творческой манеры писателя. Об этом свидетельствует тот факт, что в эти годы они встречаются и в его письмах, и в его произведениях, написанных на кавказскую тему (например, в повести "Фрегат "Надежда" [6, с. 87, 101], в письмах к Н. И. Гречу от 9.III.1833), Н. А. Полевому от 19.VIII.1831, К. А. Полевому от 23.XI.1833 [6, с. 647, 639, 658]).
Не все тюркизмы, как и слова восточного происхождения в целом, впервые введенные в русский литературный язык Марлинским в кавказских очерках, сразу закрепились в нем. Так, в "Толковом словаре живого великорусского языка" В. И. Даля нет таких использованных Марлинским слов, как бек, гурия, гяур, кади, мулла, падишах, палас, паша, сардар, селям, фирман, шариат, эмир [18]. В то же время в изданном в советское время "Толковом словаре русского языка" под редакцией Д. Н. Ушакова они имеются [19]. Это лишнее свидетельство языковой интуиции Марлинского, сумевшего за много лет вперед предугадать, какие слова войдут в русский литературный язык.
Отметим, что и "Аммалат-бек" и "Мулла-Нур" созданы в основном на фактах, взятых из реальной действительности, и не случайно первая повесть имеет подзаголовок "Кавказская быль", а вторая - "Быль". Реальность лиц и событий, описанных в этих повестях Марлинского, подтверждена многочисленными путешественниками и писателями: неким А. Б. [20], известным востоковедом И. Березиным [21], Я. Костенецким [22].
В целом деятельность Марлинского явилась важным звеном в развитии ориентальной темы в русской литературе, в приближении ее реалистического освоения. В произведениях писателя русский Восток получил наиболее полное отражение, и общее стремление русской литературы к реализму рано или поздно должно было коснуться и ориентальных произведений. Не случайно некоторые писатели, обратившиеся к ориентальной теме после Марлинского, в той или иной степени, сознательно или подсознательно, стремились в своих произведениях к ее реалистическому отображению.
ЛИТЕРАТУРА