Политология как научная и учебная дисциплина

Поступки основателей  государств, завоевателей, узурпаторов  престола, создателей законов, политических деятелей вообще, рассуждал Макиавелли, должны оцениваться не с точки зрения морали, а по их результатам, по их отношению к благу государства: «...Благоразумному государю следует избегать тех пороков, которые могут лишить его государства, от остальных же – воздерживаться по мере сил, но не более. И даже пусть государи не боятся навлечь на себя обвинения в тех пороках, без которых трудно удержаться у власти, ибо, вдумавшись, мы найдем немало такого, что на первый взгляд кажется добродетелью, а в действительности пагубно для государя, и наоборот: выглядит как порок, а на деле доставляет государю благополучие и безопасность».

Государства, писал Макиавелли, создаются и сохраняются не только при помощи военной силы; методами осуществления власти являются также хитрость, коварство, обман. «Надо знать, что с врагом можно бороться двумя способами: во-первых, законами, во-вторых, силой. Первый способ присущ человеку, второй – зверю; но так как первое часто недостаточно, то приходится прибегать и ко второму. Отсюда следует, что государь должен усвоить то, что заключено в природе и человека, и зверя... – поучал Макиавелли. – Из всех зверей пусть государь уподобится двум: льву и лисе. Лев боится капканов, а лиса – волков, следовательно, надо быть подобным лисе, чтобы уметь обойти капканы, и льву, чтобы отпугнуть волков».

Государственный деятель  не должен быть всегда верен договорам: «Мы знаем по опыту, что в наше время великие дела удавались  лишь тем, кто не старался сдержать данное слово и умел, кого нужно, обвести вокруг пальца..,»; «разумный правитель не может и не должен оставаться верным своему обещанию, если это вредит его интересам и если отпали причины, побудившие его дать обещание».

Идеалом государственного деятеля, которым Макиавелли восхищался, был герцог Чезаре Борджиа, стремившийся расширить свои владения вероломными и жестокими способами, типичными для феодалов эпохи позднего Средневековья. Ссылаясь на деяния герцога и ставя их в пример, Макиавелли писал, что для укрепления и расширения государства политик должен уметь решаться на великие, виртуозные злодейства, подлости и предательства, требующие, как он считал, мужества, геройства, широты души.

В политике единственным критерием оценки действий правителя  государства являются укрепление власти, расширение границ государства. Для достижения этой цели правитель должен использовать все средства, в том числе аморальные: «Пусть обвиняют его поступки, лишь бы оправдывали результаты, и он всегда будет оправдан, если результаты окажутся хороши».

При всем этом, учил Макиавелли, вероломство и жестокость должны совершаться так, чтобы не подрывался авторитет верховной власти. Отсюда вытекает одно из излюбленных Макиавелли правил политики: «Людей следует либо ласкать, либо изничтожать, ибо за малое зло человек может отомстить, а за большое – не может». «Следует или вовсе не обижать никого, или удовлетворять своей злобе и ненависти одним ударом, а потом успокоить людей и возвратить им уверенность в безопасности».

Лучше убить, чем грозить, – грозя, создаешь и предупреждаешь врага, убивая – отделываешься от врага окончательно. Лучше жестокость, чем милосердие: от наказаний и расправ страдают отдельные лица, милосердие же ведет к беспорядку, порождающему грабежи и убийства, от которых страдает все население. Лучше быть скупым, чем щедрым, – щедрый обирает многих, чтобы одарить немногих, скупым же недовольны немногие, а народ не обременен излишними поборами. Лучше внушать страх, чем любовь, – любят государей по собственному усмотрению, боятся – по усмотрению государей. Мудрому правителю лучше рассчитывать на то, что зависит от него.

Если талантливый полководец выиграл ряд битв или всю войну, правитель должен под благовидным  предлогом отправить его в  отдаленные земли, чтобы о нем  забыли, а все победы приписывались бы правителю как величайшему полководцу.

Если для укрепления своей власти правителю пришлось казнить много людей, то для блага  государства после этого полезно  казнить того из подчиненных, кто  непосредственно руководил казнями: этим правитель отведет от себя обвинение в жестокости (Чезаре Борджиа так поступил с Рамиро д'Орко – усмирителем Романьи).

«...Гибельно и опасно оставить в живых государя, лишенного  престола». Для укрепления государства  нужно время от времени «наводить  ужас и трепет на граждан, истребляя всех, кто кажется правительству подозрительным и вредным».

Все обиды и жестокости надо учинять разом: «Чем меньше их распробуют, тем меньше от них вреда; благодеяния же полезно оказывать  мало-помалу, чтобы их распробовали как можно лучше». Дела, неугодные подданным, государи должны возлагать на других, а угодные – исполнять сами.

Рекомендуя правителям государства в зависимости от того, куда дует ветер фортуны, «по  возможности не удаляться от добра, но при надобности не чураться и  зла», Макиавелли в то же время советовал государям притворяться носителями нравственных и религиозных добродетелей. В государственной деятельности, поучал Макиавелли, «всегда в выигрыше оказывался тот, кто имел лисью натуру. Однако натуру эту надо еще уметь прикрыть, надо быть изрядным обманщиком и лицемером». «Каждый знает, каков ты с виду, немногим известно, каков ты на самом деле, и эти последние не посмеют оспорить мнение большинства, за спиной которого стоит государство». «Самое главное для государя – постараться всеми своими поступками создать себе славу великого человека, наделенного умом выдающимся».

Эти и аналогичные  рекомендации Макиавелли черпал из современной  ему политической практики.

Иногда утверждалось, что Макиавелли оправдывал безнравственность  политики потому, что был идеологом буржуазии. Идеалом Макиавелли, действительно, было буржуазное, гражданское общество. Однако в его произведениях отражена не политика буржуазии, которая сложилась в класс и стала господствовать много позже, а выражены дух и практика современной ему эпохи. Своеобразие этой эпохи хорошо описал Ф. Энгельс, отметивший, что в период позднего Средневековья ленные отношения во всех странах образовывали запутанный клубок прав и обязанностей, порождающий непрекращающиеся конфликты феодалов, непрерывную борьбу между королевской властью и вассалами. «Вот, – писал об этой эпохе Ф. Энгельс, – причина той бесконечной, непрерывно продолжающейся вереницы измен, предательских убийств, отравлений, коварных интриг и всяческих низостей, какие только можно вообразить, всего того, что скрывалось за поэтическим именем рыцарства, но не мешало ему постоянно твердить о чести и верности».

Именно эту практику Макиавелли поднял на теоретический  уровень «высокой политики» и  попытался дать ей своеобразные оправдания. Многие рекомендации Макиавелли послужили практическим руководством для беспринципных политиков; поэтому «макиавеллизм» стал символом политического коварства.

Произведения Макиавелли оказали громадное влияние на последующее развитие политико-правовой идеологии. В них сформулированы и обоснованы главные программные требования горожан и крестьянства: незыблемость частной собственности, безопасность личности и имущества, республика как наилучшее средство обеспечения «благ свободы», осуждение феодального дворянства, подчинение религии политике и ряд других. Наиболее проницательные мыслители Нового времени высоко оценили методологию Макиавелли, в особенности освобождение политики от теологии, рационалистическое объяснение государства и права, стремление определить их связь с интересами людей.

Названные положения  Макиавелли были восприняты и развиты  последующими теоретиками (Спиноза, Руссо  и др.).

Макиавеллизм неотделим  от произведений Макиавелли.

Макиавелли – превосходный писатель. Его произведения на политические темы написаны могучим, красочным, образным языком, свойственным эпохе Возрождения. В этих произведениях выражено искреннее, глубокое восхищение автора «невиданной жестокостью Ганнибала», «виртуозными злодеяниями Чезаре Борджиа», поразительным умением коварного папы Александра VI давать невыполнимые обещания и, наоборот, содержатся горькие сетования о политиках, потерпевших неудачу из-за того, что для совершения очередного злодейства у них не хватило «мужества и величия духа».

Дело не в том, что  автор смакует виртуозные хитрости и злодейства политиков, откровенно любуясь и восхищаясь ими; хуже, что читателю настойчиво и назидательно, в высокохудожественной манере внушается мысль, что подлости и злодейства в политике – дело обыкновенное, нормальное, повседневное, обыденное и даже заслуживающее уважения и восхищения.

Восторгаясь деяниями Борджиа  и других беспринципных государственных  деятелей, глубокий теоретик Макиавелли не заметил, что его доводы о необязательности правил морали для правителей вполне применимы к отношениям между частными лицами, для которых, утверждал Макиавелли, мораль обязательна. Вот некоторые из этих доводов: «Необходимо считать всех людей злыми и предполагать, что они всегда проявят злобность своей души, едва лишь им представится к тому удобный случай». И еще: «Разумный правитель не может и не должен оставаться верным своему обещанию, если это вредит его интересам и если отпали причины, побудившие его дать обещание. Такой совет был бы недостойным, – поясняет Макиавелли, – если бы люди честно держали слово, но люди, будучи дурны, слова не держат, поэтому и ты должен поступать с ними так же. А благовидный предлог нарушить обещание всегда найдется».

Если эти соображения  верны для политиков, то почему они  неприменимы к отношениям частных  лиц между собой? Если предположение о вероломстве, злобности и враждебности всех окружающих человека людей сделать основой правил его поведения, то получится не общество, а что-то вроде «войны всех против всех», в которой каждый стремится нанести окружающим первый удар или, по крайней мере, обмануть их в чем-нибудь, успев сделать это, пока они сами его не обманули. Однако из опыта истории достаточно известно, что мораль наряду с другими социальными регуляторами всегда оказывала сдерживающее влияние на человеческие страсти, удерживая людей в рамках общежития. Но не обнаружится ли «война всех против всех» в политике, если ее, как предлагал Макиавелли, освободить от моральных сдержек и оценок?

Конечно, Макиавелли далек  от мысли о «войне всех (политиков) против всех (политиков)»; но он одобряет войну сильных политиков против слабых, хитрых – против простодушных, коварных – против честных политиков, властолюбцев – против тех, кто мешает им взять власть в свои руки. Поэтому его советы и рекомендации оказались полезными для политиков вероломных и жестоких, для тиранов, демагогов и узурпаторов власти.

Получилось так, что  республиканец Макиавелли, с искренним  уважением писавший о народе, практически  ничем не помог народным движениям  за республику и демократию; однако его произведения оказались ценным практическим пособием для диктаторов и тиранов. Именно им приятна мысль о вседозволенности в политике: «Пусть государи стараются сохранить власть и одержать победу, – писал Макиавелли. – Какие бы средства для этого ни употребить, их всегда сочтут достойными и одобрят». К тому же многие конкретные рекомендации Макиавелли действительно полезны для укрепления власти беспринципных и аморальных политических деятелей.

Бенито Муссолини находил  в работах Макиавелли подтверждения  своим идеям о сильной государственной личности, обоснование культа государства. В одном из своих строго секретных писем для членов политбюро Ленин, ссылаясь на рекомендации Макиавелли, называл его умным писателем по государственным вопросам, справедливо говорившим о способах достижения известной политической цели, и, в соответствии с его рекомендацией, требовал расстрелять возможно больше представителей духовенства под предлогом голода и изъятия церковных ценностей. Произведения Макиавелли внимательно изучал Сталин, сделавший ряд многозначительных пометок и подчеркиваний по тексту первого русского издания этих произведений.

Макиавелли, безусловно, – великий теоретик и ученый, сделавший громадный шаг к  созданию идеологии и науки Нового времени, оказавший глубокое влияние на развитие политико-правовой мысли и современной политологии.

6. Политическое учение Джона  Локка.

Джон Локк является истинным основателем либеральной школы. В 1689 году Локк издал «Опыт о человеческом понимании» (Essay on human understanding), который положил начало теории сенсуализма. В том же году он напечатал и свой «Трактат о правительстве» (Treatise on government), в котором излагал свои собственные взгляды на происхождение и устройство государственной власти. Прежде необходимо бросить взгляд на Локкову теорию познания, которая объясняет многое в его политических воззрениях и в его методе.

Локк отверг учение о прирожденных человеку идеях, которые признавались как схоластиками, так и картезианцами. Последователям этой теории он возражал, что если бы у человека действительно были подобные идеи, то они одинаково сознавались бы всеми; они были бы столь же ясны для ребенка, как и для взрослого. Между тем мы видим, что именно отвлеченные аксиомы, которые всего более считаются прирожденными истинами, всего менее сознаются детьми и, вообще, людьми неразвитыми. Они являются в человеке уже плодом значительной умственной работы, гораздо позднее, нежели непосредственное знание вещей. Ясно, следовательно, что начало познания лежит не в отвлеченных понятиях, а в наблюдении над частными явлениями, из которых извлекаются уже общие идеи. Все человеческое познание основано на опыте, отчасти внешнем, который дается нам внешними чувствами, отчасти внутреннем, который приобретается путем рефлексии или наблюдения над действиями собственного нашего ума. Все наши простые понятия добываются тем или другим способом, сложные же составляются из сочетания простых. Вся деятельность разума ограничивается тем, что он усматривает согласие или несогласие получаемых извне представлений. Самое точное познание дается непосредственным сличением; но последнее не всегда возможно: нередко приходится сопоставлять представления более или менее отдаленные, которые не могут быть прямо сличены одно с другим. Тогда разум ищет между ними посредствующие звенья, через которые он может произвести требуемое сравнение. В этом заключается вся наука. Отсюда следует, что наше знание вещей весьма ограничено. Того, что лежит в основании явлений, субстанций, мы вовсе не знаем. Наши понятия о субстанциях не что иное, как сочетания различных наблюдаемых нами свойств, которые мы все приписываем неизвестной нам сущности. Поэтому все наши видовые и родовые понятия, насколько они относятся к субстанциям, означают лишь номинальные, а отнюдь не реальные сущности.