Аристотель как политический мыслитель

       Несколько  селений образуют общество, которое  представляет собой «завершенное  государство, достигшее… в полной  мере самодовлеющего состояния  и возникшее ради потребностей  жизни, но существующее ради достижения  благой жизни. Отсюда следует, что  всякое государство – продукт  естественного возникновения, как  и первичные общения: оно является  завершением их, в завершении  же сказывается природа. Ведь  мы называем природой каждого  объекта – возьмем, например, природу  человека, коня, семьи – то его  состояние, какое получается при  завершении его развития. Сверх  того, в осуществлении конечной  цели и состоит высшее завершение, а самодовлеющее существование  оказывается и завершением, и  наивысшим существованием».

       Государство (причем, подчеркнем это, каждое государство), таким образом, – осмысленная, естественным  образом возникающая ради определенной  цели-блага целостная структура. То, что придает этому целому  уникальный и неподменный смысл, на философском языке Аристотеля  называется энтелехией (греч., завершение, осуществленное единство предмета, его свойств и образа действия) – реализованной, достигнутой в нем благой целью, включенной в иерархию энтелехий, восходящую к богу как высшей энтелехии – полностью самодостаточному и свободному существу. Отсюда – категорический запрет на возможность произвольно изменять естественные элементы этого целого искусственными частями: «…природа, согласно нашему утверждению, ничего не делает напрасно».

       С признанием  того, что государство «существует  по природе», связано утверждение, что сущность человека – его  общественная, политическая природа: «…человек по природе своей есть существо политическое» (выделено мною – А.Ч.), – говорит Аристотель. Тот же, кто в силу своей природы или вследствие обстоятельств живет вне государства, – либо выше человека (сверхчеловек, бог), либо ниже его (животное, нравственно недоразвитое существо – без роду, без племени, вне законов, без очага, которое только и жаждет войны и которое можно сравнить с изолированной пешкой).

       В состав  «человечности» (признаков «завершенного»  человека), согласно Стагириту, входят  также следующие элементы, которые  по совокупности создают основу  семьи и государства.

1. Свобода, предназначение к властвованию по природе; этого, как уже

говорилось, нет у варваров. Поэтому Аристотель цитирует Еврипида: «Прилично властвовать над варварскими греками», – и добавляет: «…варвар и раб по своей природе понятия тождественные».

2. Речь, которая выделяет человека из мира животных; человек – существо в большей степени общественное, нежели пчелы и разного рода стадные животные. Присущая ему речь выражает и передает радость и печаль, то, что полезно и вредно, а также то, что справедливо и несправедливо: только человек способен к восприятию понятий и зла.

       Поскольку  государство – более широкий совершенный круг общения, чем семья, поскольку именно оно является первичным по отношению к последней (представляет собой ее целевую причину), а тем более – и по отношению к отдельному человеку. Общее, общность является условием, целью частного, части, ибо необходимо, чтобы целое предшествовало части: уничтожь живое существо, и у него не будет ни рук, ни ног; как и рука, отделенная от тела, будет мертвой, так и изолированный человек не является существом самодовлеющим.

       Нашедший  свое завершение в политической  общности человек – наиболее  совершенное из живых существ; человек, живущий вне закона и  права, без добродетели, но наделенный  оружием, умственной силой и энергией  духа – существо самое нечестивое  и дикое, лишенное справедливости  как нормы, регулирующей политическое  общение.

5. Элементы государства и сетки классификации этих элементов. Политика как наука.

       Государство  представляет собой определенное  единство. То, что делает людей  «общниками (koinonoi) одного государства – гражданство. Граждане – это те, кто принимает участие в жизни государства. Но в каком масштабе и на какой основе они должны это делать? – в каком объеме можно допустить для граждан приобщение к государственной жизни? – что должно быть общим, а что нет?

       На эти  вопросы Аристотель опять-таки  дает иной ответ, нежели Платон; несмотря на свой тезис о  первичности государства (общества) по отношению к его элементам, Стагирит занимает своего рода  «плюралистическую» позицию. Он  говорит: «Ясно, что государство  при постоянно усиливающемся  единстве перестает быть государством. Ведь по своей природе государство  представляет неким множеством. Если же оно стремится к  единству, то в таком случае  из государства образуется семья, а из семьи – отдельный человек». Далее, образующее государство элементы, отдельные многочисленные люди различаются между собой по своим качествам (этим государство отлично от военного и племенного союза, в рамках которых различия не обязательны); то, из чего составляется единство, заключает в себе различие по качеству. Отсюда, по Аристотелю, следует то, что «принцип взаимного воздаяния является спасительным для государств; этот принцип должен существовать в отношениях между свободными и равными». А это, в свою очередь, означает, чтобы в управлении все принимала участие, как того требует справедливость: «При таком порядке получается некоторое подобие того, что равные уступают по очереди свое место равным, будто они подобны друг другу и помимо равенства во власти; одни властвуют, другие подчиняются, поочередно становясь как бы другими».

       Можно  предположить, что Аристотель (если  сопоставить вышеприведенное положение  с его отношением к учению  Платона) мог бы счесть платоновское  учение о единстве государства (семьи с одновременным закреплением  функции управления за стражами) иллюзией, внушенной мнимоподобием  абстрагируемых (от условий конкретного  политического строя) социальных  качеств людей, принадлежащих к  тому или иному сословию. Это  и приводит у Платона к конструированию  идеи государства; тогда как последняя  возникает на самом деле, как  бы мог думать Аристотель, в  качестве обратной проекции принципа  равенства и взаимозаменяемости  их (людей) гражданских свойств по  отношению к возможности исполнения  ими властных функций в рамках  демократического правления.

       Демократическая  ориентация Аристотеля – ограниченная, права, признанием преимуществ правления  одних и тех же людей (с характерной  для него оговоркой: насколько  это возможно) – в принципе  исключает возможность представить  себе общность детей, жен и  имущества. Что же касается собственности, то «лучше, чтобы собственность была частной, а пользование ею – общим».

       Каковы  же признаки гражданства?

       На практике  гражданином считается тот, у  кого оба родители – и отец, и мать – граждане (иногда это  требование распространяется на  предков до третьего колена). Но  такое правовое основание гражданства  может не соблюдаться при изменении  государственного строя: так, в Афинах  Клисфен после изгнания титанов  вписал в гражданские списки  фил многих иноземцев и рабов-метеков.

       Поэтому  гражданином следует считать  того, кто реально имеет доступ  к выполнению властных функций  – «участвует в суде и в  народном собрании». Вот почему  о детях, еще не внесенных в  гражданские списки (в Афинах  это делалось по достижении  восемнадцати лет), и о старцах, освобожденных от исполнения гражданских обязанностей, можно сказать, что они – граждане лишь в относительном смысле.

       Но в  последнем случае названы признаки, свойственные институту гражданства  прежде всего в рамках демократического  устройства. Поэтому окончательное  определение гражданина звучит  так: гражданин – тот, «кто имеет  участие в законосовещательной  или судебной власти».

       Уже  отсюда явствует, что определение  наилучшего государства складывается  из исследования трех взаимосвязанных  политических «составляющих». Кроме  собственно государства (polis), необходимо иметь в виду также необходимость определить форму правления, государственное устройство (politeia) и признаки гражданина (polites). Государство, говорит Аристотель, «представляет собой нечто составное», т.е. представляет собой различных частей; оно прежде всего – совокупность граждан. Поэтому принцип гражданства связан с формой правления и может меняться вместе с ней; и наоборот, множественность частей полиса и сложение их в определенную конфигурацию определяет возможность, действительность и приемлемость той или иной формы правления и т.д.

       Политика  как наука и должна учитывать  эти конкретные обстоятельства, улавливая их при помощи классификационных сеток, позволяющих определить индивидуальное строение государства. Перед этой дисциплиной стоят следующие задачи:

1. исследование того, какое государственное устройство является наилучшим;
2. имея это в виду, нельзя забывать, что необходимо ответить на вопрос, каков «относительно наилучший» вид государственного строя «возможный при данных обстоятельствах» (это может быть связанно как с задачей реформирования существующего строя с целью его улучшения, так и с возможностью установления нового строя – в рамках усилий по введению такого устройства, которое оказалось бы «легче всего приемлем и гибким»);
3. когда же невозможно пользоваться лучшими видами, но приходится довольствоваться низшей формой, то необходимо определить, как можно сохранить на возможно более длительное время существующее государственное устройство;
4. наконец, нужно иметь понятие о таком виде государственного устройства, который был бы уникальным и подходил бы для всех полисов.

       Все  это учитывает практические нужды  управления государством, что и  составляет искусство политики, которое состоит в умении, ориентируясь  на образец, одновременно приноравливаться  к конкретным обстоятельствам, возможностям  и нуждам – подобно медицине, кораблестроению, гимнастике и всякому  иному искусству. Исследователи  же, излагавшие свои мнения о государственном строе, о многом рассуждают прекрасно, но в применении этих рассуждений на практике впадают в заблуждения. Точно так же и законы следует издавать, «применяясь к данному государственному строю, а не наоборот, подгонять государственное устройство к законам».

       Как  уже говорилось, выполнению всех  задач политического искусства  служат создаваемые Аристотелем классификационные сетки; их наложение на конкретные «обстоятельства», а затем сведение полученных результатов дает определенный итог как основание для выводов о том, что именно необходимо делать при данных условиях.

       Основными  классификационными сетками у  Аристотеля являются следующие.

       Классификация видов государственного строя (форм правления). Многообразие форм политического устройства государства определяется множественностью частей, из которых складывается всякий полис: «Прежде всего, мы видим, что все государства состоят из семей, затем из этой массы семей одни семьи, конечно, бывают состоятельными, другие – бедными, третьи имеют средний достаток; из числа состоятельных и неимущих первые обладают оружием, вторые не обладают. Простой народ составляют, в свою очередь, земледельцы, торговцы, ремесленники; знатные опять-таки различаются по степени своего богатства и по размерам принадлежащей им собственности, например держать коней человеку небогатому затруднительно. Вот почему в древние времена в тех государствах, сила которых основывалась на коннице, был олигархический строй… К отличиям, обусловливаемым богатством, присоединяются еще отличия по происхождению, по добродетели, а также по иным подобного рода преимуществам…».

       Согласно  Аристотелю, – а он в данном  случае апеллирует к реальному  опыту – в одних формах правления  все части государства участвуют  в управлении, в других только  некоторые, в одних – большинство, в других меньшинство. При этом  в каждой форме политустройства  возможны внутренние модификации. Поэтому следует внимательно  отнестись к бытующим определениям, подвергнув их критической инвентаризации. Так, скажем, демократию не следует  определять, «как это обычно делают  некоторые в настоящее время», просто как такой вид государственного  устройства, при котором верховная  власть сосредоточена в руках  народной массы. Дело в том, что  повсюду власть принадлежит большинству, – в том числе и в олигархиях (непонятно, как трактовать данное  положение). Аристотель приводит  следующие примеры: «Положим, что  государство состояло бы всего-навсего  из тысячи трехсот граждан; из  них тысяча были богачами и  не допускали к правлению остальных  трехсот – бедняков, но людей  свободнорожденных и во всех  отношениях подобных той тысяче. Решился ли бы кто-нибудь утверждать, что граждане такого государства  пользуются демократическим строем? Точно так же, если бы немногие  бедняки имели власть над большинством состоятельных, никто не назвал бы такого рода строй олигархическим… Итак, скорее следует назвать демократическим строем такой, при котором верховная власть находится в руках свободнорожденных, а олигархическим – такой, когда она принадлежит богатым, и лишь случаю можно приписать то, что одних много, а других немного». Но и названных критериев недостаточно. Нельзя назвать демократией и такой строй, при котором свободное меньшинство властвует над несвободным большинством. Демократию мы обнаружим только там, где верховную власть имеют большинство хотя и свободных, но в то же время недостаточных. Олигархию – там, где правит меньшинство богатых и благородных.

       В целом  формы правления Аристотель подразделяет  на правильные и неправильные. К первым он относит царство, аристократию и политию. Вторые – тирания, олигархия и демократия соответственно.

       Сетка сословной классификации. Аристотель называет следующие сословия: земледельцы; ремесленники; торговое сословие; феты (те, кто по своему имущественному состоянию могли служить лишь легковооруженными воинами); сословие воинов и судей; люди совета; те, кто достаточно состоятелен для того, чтобы нести различные государственные повинности – содержание гимнасия, снаряжение триеры и т.д.; администраторы, занимающие различные государственные должности.