Идеальное государство Платона

«Прост человек, - вопрошал Сократ, - или же он сложен, подобно  мифическому чудовищу, соединяющему в одном теле черты разных природ?». «Человек есть символ», - отвечал Платон.

«Так вот, каждый из нас  есть символ человека, обтесанный наподобие  камбалы, из одного - два. И потому-то ищет каждый без конца свой, из своего человека вырубленный символ». Слово "символ" здесь лучше оставить без перевода, как оставляем мы без перевода "гиматий" и "гимнасий" или "остракизм" и "проксению" - обозначения реалий, отсутствующих в поле зрения русского литературного языка. "Символ" отчасти сродни "симптому" - оба слова означают нечто сопутствующее, совпадающее с чем-то настолько постоянно, что может даже считаться его признаком, а то и предзнаменованием. "Символ" обозначает еще и очень конкретное совпадение, когда дне части одного некогда разделенного целого совпадают впритык, без зазоров, малейшими неровностями очертаний со стороны разреза. По обычаям греческого гостеприимства ("проксении") совпадение двух таких "символов", половинок некогда при заключении союза дружны преломленного ее залога, служило удостоверением прав предъявителя на дружеский прием и юридическое покровительство. Любовь - это стремление двух таких символов-половинок некогда единого человека к воссоединению и обретению цельности - такой контекст "Пира" придает слову "символ", можно сказать, "символическое" и значение - половины, вечно тяготеющей к восполнению своей недостаточности, к исцелению внутри целого. Со временем черты грубого материализма этой сказки, поведанной в застольной беседе подвыпившим и переевшим комическим поэтом Аристофаном, из памяти сентиментальной половины человечества изгладились и первоначальное единство и цельность тела человеческого заменил ось изначальным сродством душ. И все же, как ни далек одно от другого представления об ищущей исцеления телесной увечности и об избранном сродстве двух предназначенных небесному супружеству душ, источник у них общий и дело не просто в том, что второе является как бы сублимацией первого - оба представляют собой симптомы иной раздвоенности человека, когда линия рассечения проходит не между телом и телом, как и не между душой и душой, но между телесным и духовным в человеке. "Символ человека" - не случайное в платоновском сочинении выражение, оно отвечает ощущению беспокойства и неудовлетворенности, ставшему реакцией на захвативший поколение софистов угар преувеличенного восторга перед совершенством человеческой особи. "Человек - мера прекрасных пропорций", - утверждает словом и пластикой своих творений Поликлет. "Да что там - человек есть мера всех вещей, мера их бытия и небытия" - так, по преданию, говорил Протагор28. И хотя особых причин сочувствовать Аристофану у Платона, кажется, не было, историю карательной операции, произведенной богами над человечеством, он пересказывает не без удовольствия.

"Вот ваш хваленый  человек!" - как бы слышится  за рассказом Аристофана. - "Скажите  спасибо, что еще боги не  заставили его прыгать на одной  ножке в наказание за его  самонадеянность и дерзость!" Телесная красота в этом мире - медная монета. Золото - благородство  души, возвеличенной стремлением  к мудрости. Каждый из нас действительно  есть лишь символ человека, неполная  и вечно тяготеющая к восполнению  его часть, но цельность человека  не в обретении близкой и  родной души в возлюбленном  человеке, но в обретении самого  себя. Именно в этом смысле  интерпретируется дельфийская мудрость "Познай самого себя" в диалоге,  носящем традиционное название

«Первый Алкивиад". Стараниями филологической критики и прошлого века диалог этот был скомпрометирован в своей принадлежности Платону, что само по себе было бы еще полбеды, но тем самым он был и вытеснен из платоновских изданий, в результате чего теперь он оказался утраченным   не только в сфере научного исследования, но - что печальнее всего - почти бесследно исчез из культурного обихода читающего человечества. А между тем когда-то это произведение считалось жемчужиной платоновской  прозы. Пусть оно не написано собственной платоновской рукой (а для какого из сочинений Платоновского корпуса мы могли бы утверждать это в историко-фактическом, а не в культурно-исторической смысле?), но он несомненно принадлежит платонической литературе, причем к наиболее совершенным ее образцам, как в отношении художественной стройности, яркости и выразительности, так и в отношении глубины и последовательности   в проработке изложенной здесь философской концепции. Подзаголовок диалога - "о природе человека", действующие лица - Сократ и Алкивиад, лейтмотив – любовь человека к тому в другом человеке, что есть истинное существо его возлюбленного, а не внешние принадлежности его особы.

Кто в Афинах мог бы сравниться с Алкивиадом красотой, благородством, знатностью и богатством?  И кто  знает  цену всем его достоинствам лучше, чем он сам? Вечно окруженный толпой поклонников, он никого из них  не отличает благосклонностью, почитая  себя одного наиболее достойным предметом  внимания и заботы. Мало-помалy толпа поклонников вокруг юноши начинает таять; во-первых, кому охота любить того, кто сам любит себя любовью, с которой трудно соперничать, а во-вторых, юноша взрослеет, свежая красота его уступает место зрелой мужественности, а детская самовлюбленность перерастает в политическое честолюбие, и вот уже поклонники, еще вчера робевшие перед избалованным любимцем, начинают бояться завтрашнего властителя, восторг отступает перед завистью и озлоблением. Настает день, когда Алкивиад видит около себя одного Сократа, который начал ухаживать за ним едва ли не первый, но, оттесненный толпой  поклонников, менее скромных и более энергичных, держался долго в отдалении и молча, - теперь он заговорил, и с каждый словом его речи в душе юноши растет изумление, восхищение, благодарность, доверие, любовь.

Если бы я видел, что  ты, столь богато одаренный от рождения юноша, вполне доволен собой и  не ищешь большего, я бы отступился от своей любви так же, как и  прочие твои обожатели, в которых  ты не находил для себя ни нужды, ни пользы. По ты одержим честолюбивыми  мечтами, тебя привлекает власть над  родным твоим городом, над всей Элладой, над целой вселенной, наконец, и тут я тебе нужен, как ни странно тебе это слышать, ибо чем я располагаю из того, что дает власть в этом мире?

Власть власти рознь, есть такая власть, что похуже рабства. А есть бедность, которой могут  позавидовать богачи Азии, и есть доблесть, способная затмить легендарные  добродетели героев Лакедемона. Как научиться отличать истинное богатство и истинную доблесть от ложных и как их достичь, пожалуй, я один из твоих ближних могу подсказать тебе, - вот почему сегодня я осмелился заговорить с тобой.

Всякое дело боится своего мастера, кто хочет делать, должен знать, желающий властвовать над  людьми должен знать человека. Но и  на царском престоле рабом останется тот, кто не познал самого себя, кто полагается на выдающиеся свойства своей натуры - рост, красоту, крепость рук и остроту ума — забывая о том, что все это лишь свойства того, что есть он сам. А что же есть сам человек?  Что вообще , значит "сам человек", "сама вещь", "самое само"?.

Когда разговаривают Сократ и Алкивиад, свойства ли их разговаривают  друг с другом или сам Сократ говорит  и сам  Алкивиад слушает его? Тело разговаривает с телом или  душа с душой? В словах человеческой речи душа говорит с душой, пользуясь телесными органами для произведения звука и восприятия его, но "сам", разумеется, тот, кто  пользуется , а не тот, чем пользуются, "сам человек" есть душа, но не тело и не смешение тела и души. Следовательно, познает себя лишь тот, кто познает свою душу, тот же, кто знает тело, знает свое собственное, но не себя. И кто любит красоту, молодость, силу, тот любит собственное мое любимца, но не его самого. Собственное преходяще, душа - нет. Сократ - единственный поклонник, который любит Алкивиада самого, его молодую душу, готовую устремиться за пределы своего собственного, но еще не  познавшую истинного честолюбия, истинной чести,  истинной любви. Истинная честь - справедливость, истинная любовь - желание справедливого блага,

«Теперь, Сократ, уж я буду обхаживать тебя как самый   неотвязный поклонник,» - в восхищении восклицает Алкивиад. «Значит, любовь моя уподобится аисту, если  ей  удалось, породить крылатого Эрота, готового ухаживать за престарелым родителем, как это делают молодые аисты», - заключает в умилении Сократ эту беседу, добавив, впрочем, по обычаю всех "пророков по свершении", что слишком сильна несправедливость в этом городе, что опасается он, как бы не разбились об эту силу благие намерения юноши и не оказался город сильнее Сократа и сильнее Алкивиада.

Познать самого себя - это  обратить взор внутрь своей души и  постичь присутствие в ней мудрости-софии, разумения справедливости и блага - таков итог и смысл этого диалога о природе человека. И в этом сочинении едва ли не явственнее, чем в "Пире", человек изображается как всего лишь символ своего существа. «Сам человек - это душа человека, но душа человеческая не есть сам человек. Душа, как здесь сказано, есть вместилище софии», а попросту место, куда внедряется божественная софия. Душа тоже есть символ божественной премудрости и поэтому она тоже охвачена любовью к совершенствованию той несовершенной части цельной софии, которая ей врождена. Любовь к другой человеческой душе не есть тя­готение к слиянию ради восполнения целого - это целое есть божественное целое, а не человеческое - любовь души к душе есть движение возвышающее, а не сдвигающее, опекающее, а не вцепляющееся, божественное призвание человека, а не проклятие богов.

Сам человек - это познающий  человек. Сократ - символ такого познающего человека. Сократ любит и преследует, чтобы быть любимым и преследуемым. Любовь Сократа порождает аистов философии. Платонический Эрос - это бог любовного воспарения к познанию. Вот почему Сократа привлекают многообещающие юноши, кто умом, кто красотой обнаруживающие незаурядные дарования и высокое предназначение. А женщины? Но по отношению к идее человека женщина, разумеется, слабейший вариант. И тем не менее женщина, если она удостаивается внимания Платона, внушает Сократу скорее желание учиться, нежели учить. Таковы Аспазия в диалоге "Менексегс" и Диотима ''Пире", благодаря Платону ставшая на века символом женственной мудрости, мудрости порождения, или природы, силы, возводящей порождаемое из бедности неразвитого к богатству созревшего, достигшего своего конечного совершенства, к которому оно стремится в своем становлении и которое, собственно, и есть его непреходящий эйдос. Эйдос человека, сам человек - это его душа. Если  тело человека безусловно принадлежит природе,   то душа человеческая - эта арена борьбы телесного и духовного, сил возведения плоти к торжеству жизни и сил единения, сводящих все единичное к одному-единственому единому, сил, принадлежащих стихии познания, или ума.

Заключение.

Государство Платона, в противоположность  современным утопиям, было задумано для того, чтобы осуществить его  на практике. Это не было так фантастично  или невозможно, как могло бы, естественно, показаться. Многие из его  предположений, включая те, которые  сегодня должно бы считать совершенно неосуществимыми на практике, были фактически реализованы в Спарте. Пифагор пытался осуществить  правление философов, а во времена  Платона пифагореец Архит пользовался политическим влиянием в Тарасе (современный Таранто), когда Платон посетил Сицилию и Южную Италию. Для городов было обычной практикой использование какого-либо мудреца для создания своих законов. Солон сделал это для Афин, а Протагор – для Фурии. В те дни колонии были совершенно свободны от контроля своих городов-метрополий, и группа платоников вполне могла бы учредить государство Платона на берегах Испании или Галлии. К сожалению, судьба привела Платона в Сиракузы, большой торговый город, который был занят безнадежными войнами с Карфагеном; в такой обстановке никакой философ не мог бы достичь многого. В следующем поколении возвышение Македонии сделало все малые государства устаревшими, а все политические эксперименты в миниатюре – совершенно бесплодными.

Используемая  литература.

1. Т. В. Васильева./ «Путь к Платону. Любовь к мудрости или мудрость любви»/ ISBN – 1998.
2. Платон/ Редакторы: Константин Сергеев, Л. Камнева/ «Государство»/Наука/2005.
3. Бертран Рассел./ «История западной философии и ее связи с политическими и социальными условиями от античности до наших дней»/3-е изд./ М. Академический Проект, 2000.
4. И. В. Алленова/ «Образ идеального правителя у Платона»/Жебелевские чтения научной конференции 29-31 октября 2001 года./СПб 2001.