Исследование экстрасенсорных способностей человека

1.2. Попытки научного объяснения  парапсихологии

Уже лет 120-150 дискутируется вопрос о разного рода «необычных» феноменах (сейчас известных под названием «экстрасенсорных» (ЭСФ)), о возможных путях их рационализации (в приведенных эпиграфах критикуются разнонаправленные попытки такой рационализации), и о статусе различных эзотерических учений. В двух словах круг обсуждаемых проблем можно описать так: как ЭСФ и эзотерические учения соотносятся с научной картиной мира? Такая постановка вопроса возникла только после завоевания естественными науками статуса «передового и всепобеждающего учения». Само наличие картины мира (и структуры мышления) с таким, доминантным, статусом вносит сильнейшее искажение во все построения, связанные с попытками освоить тем или иным способом явления, характеризуемое как «пограничные», «сомнительные» и т.п. Достаточно заметить, что само понятие «эзотерического» могло возникнуть только как оппозиционное «позитивному», представленному картинами мира и подходами, исходящими от естественных наук. Наличие картины мира, трактуемой как «позитивная» («отличный рекламный ход» – сказали бы в конце XX века про это самоименование), поляризовало все попытки так или иначе «узаконить» сомнительные явления, заставило в обязательном порядке «объясняться» с естественной наукой по этому поводу [Придня, с. 125].

С тех пор, однако, многое изменилось. Инженерное отношение к миру, культивирующееся в естественных науках, было перенесено на социальные и даже культурно-институциональные области. Это приводит к тому, что искусственный характер нашей ойкумены начинает преобладать как в «естественно-природной», так и в «социокультурной» сферах.

Это создает совершенно новую ситуацию и для «пограничных явлений», и для эзотерических учений как возможных объяснительных комплексов. Поскольку принцип множественности культур и несоизмеримости теоретических картин завоевывает права гражданства, постольку обязательность обращения к «картинам позитивной науки» при обсуждении этого круга явлений постепенно снимается. Но и в наши дни включение в систему естественных наук признается, как правило, единственно возможным средством для того, чтобы придать «пограничным явлениям» законный статус. Сторонники этой программы стремятся так (минимально) видоизменить законы природы, чтобы названные феномены перешли в разряд установленных фактов и научных явлений – то есть стремятся произвести их естественнонаучную рационализацию [Копылов, № 1, с. 18].

Современная общепринятая естественнонаучная картина мира отрицает реальность ЭСФ, поскольку не находит им достойного объяснения и места. Так, телепатии не может быть потому, что все известные физике виды излучения относятся к электромагнитным колебаниям разной частоты; условия их возникновения прекрасно известны (тысячекратно воспроизводятся в разнообразных технических устройствах); в живых организмах этих условий нет. Однако это еще не худший случай. Телепатии можно подобрать некий аналог в физическом мире; телекинез же или ясновидение – такого в физическом мире просто не может быть. Научные объяснения искать бессмысленно.

Невзирая на все эти соображения, существует три направления работ по вовлечению ЭСФ в орбиту естественной науки: утверждение самих феноменов как научных явлений, выработка новых теоретических представлений, и инженерное осуществление ЭСФ.

Первое из них хорошо известно по телепатическим экспериментам.

Логика тут такова: до того, как искать теоретические объяснения ЭСФ, надо удостовериться в том, что явление вообще возможно, причем в форме, пригодной для последующего научного анализа (явление должно устойчиво воспроизводиться в определенных экспериментальных условиях).

Второе направление состоит в таком изменении картины мира, которое бы «оставляло место» для известного набора ЭСФ. Если предположить, что кроме электромагнитных излучений существуют например, «продольные колебания вакуума» или «торсионные поля», то далее можно будет узаконить ту же телепатию с точки зрения теории. Проблема здесь в том, что уже около ста лет в науке работает идеал «создания единой научной картины мира», в соответствии с которым исследователи активно осуществляют сопоставление и замыкание индивидуальных научных предметов, взаимно интерпретируют их результаты. Ценой многолетних усилий эта согласованная (хотя бы в интерпретациях) картина создана, и изменение ее превращается в труднейшую задачу. После изменения хотя бы одного элемента начинает «плыть» и все остальное.

Третье направление – инженерное: состоит оно в искусственном создании условий, при которых, как предполагается, ЭСФ будут проявляться наверняка. Рассуждение такое: пусть есть испытуемый, который иногда проявляет телепатические (пророческие и т.п.). При этом предполагается, что это находит свое проявление в каких-то физиологических изменениях (например, возбуждение каких-то областей мозга). Тогда, вызывая внешнее возбуждение этих областей, мы, возможно, сможем инициировать появление полей или повысим к ним чувствительность, тем самым – добьемся  нужного эффекта воспроизведения феномена и заодно установим «близость природы» данного ЭСФ и инициирующего инженерного воздействия. (Еще одна цель – создание объективированного средства проверки испытуемого) [Копылов, № 1, с. 20].

В истории естественных наук эти три типа действий по «онаучиванию неизвестных явлений» встречаются постоянно. И ничего бы необычного здесь не было, если бы не простой вопрос: а почему вообще мы должны (или имеем право) считать, что ЭСФ относятся к сфере естественнонаучного исследования?

Напротив, первый же; непредвзятый взгляд на этот круг феноменов (напомним, что к ним относится телепатия, ясновидение, гипноз и т.п.) требует отнести их к чисто «человеческим» явлениям, таким как любовь, влечение, харизма, вдохновение, власть-подчинение и т.д. Если же мы будем считать, что для проявления этих феноменов требуются некие особые способности, то это позволит нам поставить их в такой ряд, как музыкальный слух, поэтический, педагогический или певческий талант, гениальность художника, одаренность спортсмена, тот же харизматический дар и т.д. Все это явления – безусловно реальные, чрезвычайно значимые, однако не входящие в епархию естественных наук. Почему же ЭСФ являются или считаются исключением?

Начнем с некоторых общих фиксаций. Всегда какая-то область знаний (или практики) в той или иной культуре принимается за базисную [Фейерабенд, с. 28]. Считается, что именно она – в идеале, в будущем, в потенции – сможет дать «последнее обоснование» всему, ответить на фундаментальные (или даже и на экзистенциальные) вопросы. Сегодня в этой функции выступает естественная наука.

Галилей, проблематизируя систему Аристотеля, сознательно сузил многообразие рассматриваемых явлений в соответствии с введенными идеальными объектами. Этот прием (прием изоляции, [Щедровицкий, с. 124]) оказался очень эффективным, он, собственно, лежит в основании логики всей современной предметно организованной науки. Считается, далее, что «оставшиеся за бортом» явления рано или поздно будут или сведены к. уже построенным моделям, или попадут в «зону действия» других научных предметов. Исследователи действуют в рамках этого идеала. А поскольку он протранслирован и в общественное сознание (через популяризацию или образование), получается следующее: чтобы для современного человека западной культуры нечто получило существование, его необходимо хотя бы вчерне, словесно, через интерпретации (возможно, что и неосмысленные для любого реального ученого) «привязать» к той или иной естественной науке.

В полном своем значении можно понять этот факт, воспользовавшись понятием научно-инженерного мира [Копылов № 1, с. 17]: наука вместе с; инженерией за триста лет сформировала свой собственный мир. В нем взаимно согласовываются и обосновываются: законы, вырабатываемые наукой, реализация этих законов в инженерных устройствах (структуры инженерии), сами вещи, созданные в соответствии с законами, результаты действия образовательных систем, структуры принятия решений и формы социокультурной рефлексии. Все названные «элементы» образуют круг самообоснования, который позволяет утверждать «истинность» построенного мира. Что же касается явлений и вещей, не входящих в этот круг – «непонятных» феноменов, инокультурных явлений и смыслов и пр., – то они первоначально получают свое право на существование внутри одной из названных структур, а затем, подвергшись научному объяснению и «овладению» (или хотя бы интерпретации), начинают существовать как полноправные вещи научно-инженерного мира, нашей «второй природы».

Тогда становится понятным, почему сторонники ЭСФ так активно ищут именно естественнонаучное объяснение этим явлениям: для того, чтобы утвердить их существование самым достоверным из известных им способов. Это необходимо именно из-за непроясненности и сомнительности всего этого круга феноменов – есть они или нет, каков их статус, не бред ли это, не выдумки ли или жульничество... Разумеется, в таких условиях перед сторонниками и защитниками ЭСФ встает задача обеспечить их существование (с точки зрения общественно-исторической практики) максимально убедительно и непреложно. А это, по их мнению, может быть достигнуто путем придания им статуса природных, физических явлений, включения в «основную естественнонаучную» картину мира.

Из нашей же методологической и культурно-исторической позиции эта программа представляется только одной из возможных и не самой эффективной. Во-первых, сам статус естественнонаучной картины мира как «базиса», «последнего основания» в последнее время проблематизируется (согласно концепции инженерных миров [Копылов № 1, с. 19] она, эта картина, является базисной только внутри одного из миров, составляющих человеческую ойкумену). Но даже если на это можно и не обращать внимания, то уж совершенно необходимо учесть следующее: «включение в естественнонаучную картину мира» является не целью, а лишь средством – средством придать комплексу ЭСФ «законное существование».

Собственно, это последнее и является целью, в связи с которой могут ставиться совершенно разные задачи: «овладеть ЭС явлениями», «институционализировать изучение и использование ЭС феноменов», «объяснить ЭСФ», «включить в научно-инженерный мир с таким-то и таким-то статусом» – вариантов может быть множество. Далее, одна или несколько из этих задач могут решаться с помощью разных средств, только одним из которых является «естественнонаучная рационализация».

Возникает естественный вопрос: а как же иначе? Как еще можно объяснить ЭСФ, кроме как с точки зрения естественных наук? Но огромное число явлений, образующих самую ткань повседневной жизни, – «гуманитарные феномены» – прекрасно (и на протяжении многих веков) обходятся без этого.

Фактически, анализ программы их естественнонаучного объяснения показывает, что смысл и цель всей этой деятельности – также инстцтуционализация всей области ЭСФ проявлений и способностей, а поиски научного объяснения – средство для этого (наверное, оттого, что иные средства плохо известны сторонникам этого направления). Ведь программа состоит в том, чтобы воспользоваться для «отгораживания» места для ЭСФ институтом науки, а исследования по ЭСФ-тематике сделать столь же научно-законными, что и любые иные, традиционные. Это означает, что те возможности институционализации, которые мы перечислили для феномена пения, вполне пригодны для инстнтуционализации ЭСФ: создание школ, квалификационная система (причем внутренняя, а не внешне-объективная!), культурное внедрение, создание отчужденной и транслируемой символики и системы жанров...

Можно найти и реальный пример подобной институционализации – гомеопатия. Не втягиваясь в споры и дискуссии относительно теоретических основ своего метода, она прочно занимает свое отвоеванное место в социальной жизни, приобретя характеристики социального института и не будучи «научно обоснованной» (у нее есть свои системы обучения, практикования, передачи опыта и т.д.). Если даже эти объяснения и будут найдены, они ничего не убавят и не прибавят к месту гомеопатии. Совершенно аналогичное место занимают различные гипнотические техники, этот же путь социокультурной институционализации успешно завершает акупунктура. А «вписывание» тех теоретических картин и оснований, которые имеют у себя гомеопатия и иглоукалывание, заботит не их «служителей», а внешних исследователей, сторонников «единой научной картины мира». По-видимому, к этой же категории мы должны отнести и тех, кто занимается «онаучиванием» ЭСФ [Копылов, № 2, с. 131].

Можно сделать вывод, что метод социокультурной институционализации является достаточно обычным, а, следовательно, вполне применимым для области ЭСФ. Но и он не самый «одиозный» из тех, которые может предложить современная методология гуманитарных практик по отношению к традиционным программам естественнонаучного обоснования.

Историческое формирование социокультурных институтов – начиная, пожалуй, с Возрождения – достаточно обычный процесс. Между тем, XX век вызвал к жизни и совершенно новые образования, в основу которых была положена идея формирования практики в согласии с определенной теоретической сущностной конструкцией, каковая, в свою очередь, начинала обосновываться созданной практикой. Методологическая рефлексия, а затем и схематизация подобного «региона самообоснования» приводит к необходимости введения понятия «локальный мир» (или просто «мир»). (Такое «формирование мира» было впервые «опробовано» именно при создании естественных наук, однако сам ход был осознан только сейчас, когда он стал применяться раз за разом [Копылов № 19, с. 46].)

Имея данную схему или понятие, мы можем, во-первых, отыскивать некие элементы (признаки) формирования миров в процессах социокультурных трансформаций, по-новому их интерпретируя; во-вторых, обсуждать социокультурные процессы как процессы, соозначные мирам (их функционирование, формирование вещей мира, взаимодействие и социокультурное существование миров и т.п.); в-третьих, использовать понятие мира в качестве «проектной идеи» или «программного замысла» для социокультурных действий.

Формирование (и исчезновение) института – процесс исторический, поколенческий. мало подвластный управленческим усилиям (для вышеприведенных институтов характерные времена таковы: наука – 200 лет, спорт – 150 лет, гомеопатия – 1000 – 500 лет). Формирование же локального мира - вполне проектно и технологически обозримое действие, в котором даже можно выделить несколько шагов (направлений работы):

1) создается теоретическая доктрина онтологического (сущностного) характера (в ней обязательно должны быть две составляющие – первая касается устройства мира, вторая – тех форм человеческих или социальных отношений, тех норм, которые этому устройству «соответствуют»);

2) методами  (самыми  разными)  социокультурных  технологий начинают формироваться эти социальные отношения – они формируются так, чтобы «внутри» и по сопричастности с ними данная доктрина была бы верной;

3. формируются (вербуются, заново воспитываются, переучиваются) люди, для которых данные социальные отношения и, соответственно, теоретическая картина, является «первой реальностью»;